Он яростно вонзил в землю лопату. Железо ударилось о что-то твердое.
– Проклятый мусор, – пробормотал Симон и еще раз копнул в стороне от твердого предмета. Но и на новом месте лопата встретила сопротивление. В песке торчал какой-то камень. Ну, он не так глуп, чтобы выкапывать камень, который после этого должен будет оттащить в сторону. Гораздо умнее было копать вокруг камня. Итак, он начал снова. Здесь песок был рыхлым, и работы шла легко.
Кто-то схватил его за плечо. Это был Бушар!
– Почему ты бросил копать на старом месте?
– Там обломок скалы в земле, мой капитан.
– Да? Ну-ка выкапывай его! Или я должен это делать за тебя?
Капитан смотрел строго. Еще одно слово, и Симон будет наказан. Он начал копать на прежнем месте. Из песка показалась черная плита. Странные знаки и рисунки были выбиты на ее наружной отполированной стороне. Бушар наклонился… Внезапно он выхватил из рук Симона лопату и начал, как безумный, рыть песок.
Теперь камень был откопан. Большой, словно крышка стола, черный, глянцевый и сплошь покрытый знаками.
Почему капитан смотрит по сторонам, словно ищет поддержки? Вот опять уставился на плиту и проводит кончиками пальцев по высеченным на камне знакам. Что так понравилось ему в этой вещи? Неужели таинственные знаки? Товарищи говорили, что подобные находки приносят несчастье.
На всякий случай Симон немного отступил назад.
Наконец, капитан встал. Он пристально посмотрел на Симона, так что тому стало даже как-то неловко под задумчивым взглядом начальника. Теперь капитан заговорил словно во сне:
– Могу держать пари: нижние строки – наверняка древнегреческий текст. Солдат! Беги за полковником Допулем. Скажи ему, – что я прошу его прийти сюда. Скажи, что речь идет об очень важном деле.
Симон знал о случаях с его товарищами, когда солнечный удар становился причиной буйного помешательства. Полковник Допуль был достаточно рассудительным человеком, который легко приведет Бушара в нормальное состояние.
Но, к своему удивлению, Симон увидел, что и полковник повел себя, как капитан. Допуль тщательно осмотрел черную каменную плиту, подсчитал строчки со знаками и заговорил, по-видимому, в бреду:
– Здесь три различные надписи. Смотрите-ка, Бушар, первые четырнадцать строчек – это, несомненно, иероглифы, тридцать две строки за ними, мне кажется… да, если бы я знал это наверное! Но нижние пятьдесят четыре строки, само собой разумеется, представляют древнегреческую надпись. – Его голос звучал взволнованно, когда он заговорил вновь:
– Бушар! Вы согласны со мной, не так ли? На этой плите дан иероглифический текст и его перевод. Может быть, это даже три разных языка.
Бушар сжал кулаки.
– Господин полковник! Если бы это была правда… Этот камень смог бы разрешить величайшую загадку всех времен! Иероглифы были бы расшифрованы. Тысячелетняя тайна превратилась бы в открытую книгу истории. Наука смогла бы, наконец, сказать, что происходило в Египте в те далекие времена, когда люди во Франции ходили в звериных шкурах и охотились на медведей.
– Вы говорите как поэт, капитан, но вы правы. Этот камень представляет, вероятно, большую ценность, чем три выигранных сражения в стране на Ниле. Послушайте, я знаю одного офицера, который может переводить с древнегреческого. Прикажите срочно выкопать плиту и отнести ее ко мне на квартиру. – Он полез в карман и бросил Симону монету. Это было настоящее серебро, имевшее в сто крат большую ценность, чем новые республиканские банкноты, которыми в то время платили жалованье в армии.
Теперь Симон копал с азартом, тогда как его товарищи с не меньшим азартом проклинали тяжелую каменную плиту, которую они должны были по прихоти офицера доставить в Розетту.
Затем над плитой склонился сведущий в надписях офицер. Она была в нескольких местах поломана, а некоторые строчки так попортились от времени, что можно было лишь с трудом разобрать отдельные штрихи. То бормоча себе что-то под нос, то впадая в глубокую задумчивость, офицер водил пальцем по древнегреческим письменам. Казалось, ему не стоило большого труда перевести легко читаемые слова и буквы. Поднявшись, он сказал с уверенностью:
– Этим надписям около двух тысяч лет. Пятьдесят четыре строки греческого текста содержат декларацию жрецов Мемфиса, которые благодарят царя Птолемея Эпифана за какие-то льготы. Они присваивают ему почетный титул. – Офицер снова стал рассматривать надпись. – Но что означают знаки над греческим текстом – этого я, к сожалению, не могу вам сказать. И вероятно, не сможет никто из людей, ныне живущих.
– Но это же так ясно! – воскликнул Бушар. – Греческий представляет собой перевод иероглифов. Посмотрите-ка!
Офицер с сожалением покачал головой:
– Я вижу лишь четырнадцать строк иероглифов, мой друг, и тридцать, которые не являются иероглифами. А древнегреческого текста – пятьдесят четыре строки! Трудно себе представить, что три такие разные по длине надписи содержат один и тот же текст.
– А я вам говорю, что вы ошибаетесь! – закричал Бушар возмущенно. Иероглифы представляют собой рисуночное письмо. И каждая картина означает целое слово.
– Иероглифы – это загадка, которую историк Геродот еще в древности считал неразрешимой, – возразил офицер.
ЖАН-ФРАНСУА ШАМПОЛЬОН РАСШИФРОВЫВАЕТ ИЕРОГЛИФЫ
– Прекрасно, тогда наши ученые в Париже разрешат ее, – сказал Допуль. Хотя бы с помощью этой каменной плиты. Капитан Бушар! Вы лично отправите камень в Каир. И вы отвечаете за то, что он прибудет в хорошем состоянии. Позаботьтесь сейчас же о том, чтобы изготовить несколько отливок. На всякий случай Денон должен срисовать надписи.
Англия торжествовала победу. В сентябре 1801 года французский гарнизон в Александрии спустил на мачте флаг, что означало капитуляцию. После такого большого кровопролития, после стольких побед и неизмеримых жертв – отказ от Египта. Поход Наполеона, так славно начатый, превратился в простую авантюру.
Англичане потребовали выдачи всех собранных в Египте древностей.
Ученые, потерявшие здоровье в стране на Ниле, выражали гневный протест. Но ничто не помогло. Англия не уступала – ведь она располагала самым большим военным и торговым флотом в мире.
Франции пришлось выдать сокровища, за которые ее ученые жертвовали своими жизнями и здоровьем. Среди них был также черный камень из Розетты. Но осталось одно маленькое утешение – рисунки Вивана Денона. Они составили основу для новых исследований. Загадочные египетские древности, скопированные с большой точностью, ожидали своих исследователей.
Армия Наполеона потерпела поражение; наука приготовилась одержать победу мысли.
Школьный учитель из Гренобля почтительно склонился перед префектом департамента Жан-Батистом Фурье. Высокий гость считался знаменитым физиком и математиком Франции. В качестве главы научной комиссии он участвовал в египетском походе Наполеона. Собрание египетских древностей Фурье было единственным в своем роде. Ученые восхищались им, на него постоянно сыпались отличия и награды.
Какая честь для учеников гренобльской школы быть представленными такому знаменитому человеку! Они смотрели на его высокий покатый лоб, острый орлиный нос, узкий рот. Серые, необыкновенно светлые глаза смотрели так строго, словно мосье Фурье намеревался наказать всех провинившихся. Возможно, он мог читать мысли.
Один за другим ученики опускали виновато глаза. Только один устоял перед его взглядом. Он продолжал восхищенно смотреть на гениального человека. А так как мальчик заметил улыбку на лице знаменитого ученого, он тоже улыбнулся.
– Как твое имя, мой мальчик? – спросил важный гость.
– Жан-Франсуа Шампольон, мосье.
Фурье повернулся к учителю.
– Юноша похож на египтянина. Кто его отец?
– Книготорговец, господин префект. Имеет лавку в Фижаке.
– И ты тоже хочешь быть книготорговцем? – спросил Фурье малыша с узким смуглым лицом.
Темные глаза мальчика смотрели смело. Он не обращал никакого внимания на знаки учителя, который давал ему понять, что следует поклониться.