Сиверов искоса глянул на него из-под очков, гадая, случайно он упомянул номер комнаты, которую занимали странные русские, или это было сделано нарочно. Но Стоян по-прежнему с задумчивым видом разглядывал медленно оседающее облако пыли, и по его лицу ни о чем нельзя было догадаться.

– Вы, наверное, думаете, будто я их невзлюбил только из-за того, что слышал, как баба Ванга их ругала, – продолжал он, нервно затягиваясь сигаретой.

– А разве нет? – спросил Глеб. Эти тонкости гостиничного администратора его уже не волновали, но времени у него, судя по всему, было навалом, и он решил просто на всякий случай быть вежливым.

– Может быть, немножко… Как это будет по-русски? Отчасти, да. Но не понравились они мне сразу. Тот, что постарше, какой-то скользкий и холодный, как рыба, а молодой… Иногда он так смотрит, что мне становится по-настоящему страшно. Кажется, что он может… нет, не убить, а сделать что-то… еще хуже. Хуже смерти. Вы понимаете?

– Честно говоря, не совсем, – лениво солгал Глеб. Эта ложь сопровождалась плохо замаскированным зевком, поскольку ночью ему удалось поспать от силы три часа.

– Может быть, снимете комнату, отдохнете? – предложил Стоян.

Глеб заколебался. Время у него было, и вздремнуть, наверное, не помешало бы, но рисковать не хотелось. Конечно, на лбу у него не написано, что он русский и что приехал сюда не просто так, а чтобы сорвать сделку купли-продажи материалов но секретному проекту «Зомби». Но Граф, заметив в отеле нового постояльца, не успокоится, пока как-нибудь не заглянет в книгу регистрации и не выяснит, что это за фрукт объявился в сфере его жизненных интересов. А если выяснить не удастся, будет просто на всякий случай считать, что Глеб приехал сюда именно по его душу. Так что, задремав в номере по соседству с этим крокодилом, можно было ненароком не проснуться.

– Спасибо, – сказал он. – У меня тут еще дела. Если до вечера не уеду, тогда, может быть…

– Вечером меня тут уже не будет, – сказал Стоян, – а свободные номера у нас бывают редко. Многие не успевают попасть к Ванге за день, вот и приходится ночевать. Я, конечно, предупрежу сменщика…

– А вот этого не надо, – сказал Глеб.

– Гм… – На смуглом лице болгарина появилось озадаченное выражение; чувствовалось, что Глеб кажется ему весьма загадочной фигурой, и это было скверно. Впрочем, над ним сейчас была незримо простерта ладонь ясновидящей, надежно хранящая его от всех неприятностей и даже бестактных вопросов, которые могли бы задать ему аборигены. Глеб чувствовал присутствие этой ладони так же, как в дождливый день ощущается присутствие зонта над головой. – Тогда запишите мой адрес, – удержавшись от множества вертевшихся на языке вопросов и подтвердив тем самым догадку Сиверова насчет его особого статуса в Рупите, предложил Стоян. – У нас тесновато, но мы будем рады. Мои родители хорошо относятся к русским.

Последнее замечание слегка покоробило Сиверова, лишний раз напомнив, что с некоторых пор к его соотечественникам хорошо относятся далеко не все даже в братской Болгарии, чьи горы обильно политы кровью русских солдат.

– Говорите, – сказал он, проглотив резкое замечание по этому поводу, – я запомню.

Стоян назвал адрес, Глеб поблагодарил и, узнав, как пройти к автобусной станции, направился туда. Он провел два утомительно долгих и скучных часа, куря сигарету за сигаретой и наливаясь отвратительно теплой газированной водой и такими же теплыми, хотя и менее отвратительными, фруктовыми соками, прежде чем в толпе, вывалившейся из дверей подъехавшего обшарпанного автобуса, мелькнуло потное, раздраженное лицо человека, который был известен под кличкой Трубач.

Химик-фармацевт по прозвищу Шкипер прибыл в Рупите, отстав от Трубача на три с половиной часа, когда солнце уже почти коснулось своим раскаленным боком сглаженной временем вершины горы. Оставаясь незамеченным, Сиверов проводил его почти до самой гостиницы и, убедившись, что все птички в клетке, со спокойным сердцем отправился ужинать.

Он вернулся в одиннадцатом часу, когда на городок уже опустилась бархатная южная ночь. Дверь гостиницы была распахнута настежь и подперта снизу деревянным клином. За конторкой портье в тесноватом и не блещущем чистотой, но довольно уютном холле никого не оказалось. Глеб секунду постоял, с некоторым недоумением разглядывая то место, где, по идее, должен был сидеть человек, по долгу службы обязанный задавать незваным гостям неудобные вопросы. Потом где-то справа от него с глухим шумом обрушилась выпущенная на волю из смывного бачка вода; Сиверов удовлетворенно кивнул и, на ходу нащупывая под курткой пистолет, начал быстро и бесшумно подниматься по устланной потертой ковровой дорожкой лестнице.

– Встреча назначена в полдень, – недобро щуря глаза, металлическим голосом произнес Граф. – Здесь, в Рупите. Связь по телефону или каким-то иным способом не предусмотрена. Так что, если мы не намерены ограничиться туристической поездкой, ночевать придется здесь. И дело тоже придется делать здесь, а не где-то в другом месте. Я достаточно ясно выразился?

– Да уж куда яснее, – с кривой улыбкой ответил Грабовский. Терзавшие его после визита к прорицательнице дурные предчувствия с наступлением темноты многократно усилились – видимо, там, где они отсиживались целый день, их очень хорошо кормили. – Ну, чего ты взъелся? – продолжал он, усилием воли заставив себя говорить миролюбивым, почти заискивающим тоном. – Я ведь только спросил…

– А я ответил, – резко поставил точку Граф. – Не дергайся, Боря, – добавил он уже мягче. – Эти твои предчувствия не что иное, как самый обыкновенный мандраж. Тебе ведь впервой на дело-то идти, верно? Ну, так было бы странно, если б ты не трясся. Я, помню, перед своей первой операцией всю ночь не спал. Даже Богу молился, честное слово! Сейчас даже вспоминать смешно. Хотя, между прочим, то дело было нынешнему не чета. Там пришить могли, и очень даже запросто.

– А здесь не могут? – буркнул Грабовский.

Граф, который, сняв пропотевшую рубашку, босиком расхаживал по номеру, остановился перед ним и, засунув большие пальцы за подтяжки, смешно оттопырив нижнюю губу, некоторое время разглядывал напарника так, словно впервые видел. Потом подобрал губу и решительно ответил:

– Нет, здесь не могут. Здесь тебе не там, как говорил старшина моей курсантской роты прапорщик Горобец. Здесь такими делами промышлять некому, потому-то лучшего места для нас в данный момент просто не существует. Ну, разве что ведьма эта полоумная порчу какую-нибудь нашлет, так мы ей тогда в два счета голову носом к пяткам поставим.

Шкипер, который, сидя за столом, просматривал катушки с пленкой и раскладывал по порядку листы распечаток, поднял голову и посмотрел на Графа с хмурым любопытством. Они с Трубачом пропустили самое интересное и все еще злились на майора за то, что он отправился к Ванге, не дождавшись их. Да не просто отправился, а учинил там скандал, после которого им дорога туда была заказана…

Трубач, приткнувшись к подоконнику, занимался тем же, что и Шкипер, – приводил в порядок документацию, касавшуюся его части проекта «Зомби», то есть всего, что относилось к волновому резонансу, электромагнитному излучению, монтажным схемам и прочей электронной требухе. Его костистое, остроносое лицо в электрическом свете выглядело неестественно бледным, стекла очков поблескивали, и на узкой потной лысине тоже подрагивал размытый желтоватый блик.

– Чертова жарища, – пробормотал он, не поднимая головы от бумаг.

– Пар костей не ломит, – афористично изрек Граф и щелкнул подтяжками, далеко оттянув их большими пальцами. Звук получился громкий, как выстрел из мелкокалиберной винтовки. – Скоро вы там, наука? Сил нет, как выпить хочется!

– Сам попробуй, – огрызнулся Шкипер. – Ты же все так перемешал, что не разберешься!

Простецкая физиономия Графа расплылась в самодовольной улыбке.

– Ломать – не строить, – сообщил он. – Я свою часть работы выполнил – фрагментировал эту вашу писанину так, что в случае чего ни одна собака не поняла бы, о чем речь. Скажите спасибо, что поленился всю эту кучу макулатуры перепечатывать! А то поменял бы абзацы местами, вот бы вы тогда повеселились!