Это был момент, который ни один подводник не хотел бы пережить. Тяжелее, как говорится, трудно придумать. Может быть, «Гаджен» удалось бы убежать, если бы она могла погрузиться глубже и если бы крышка люка мусорного эжектора не оказалась заклиненной. Каковы бы ни были причины, командир проиграл.
Удрученный, он дал команду на всплытие.
Он еще пытался послать донесение на американскую базу в Японии. Но при всплытии радиомачту опять заклинило. Как только шнорхель появился на поверхности, командир дал приказ, и все три дизеля заработали, выпуская отработанные газы как в атмосферу, так и частично внутрь лодки, еще больше загрязняя воздух в ней. Никто не обращал внимания на выхлопные газы, поскольку шнорхель поставлял в лодку свежий воздух и выбрасывал в атмосферу удушливый, которым люди дышали прежде.
«Гаджен» была на перископной глубине, и было ясно, что советские корабли отстают. Но надолго ли? Прошла минута, две, затем пять минут, но «Гаджен» все еще не могла послать донесение. Но лодка пополняла запасы свежего воздуха и удаляла выхлопные газы. Экипаж интересовал вопрос, пойдет ли командир напролом, всплывет ли лодка?
До последней минуты командир производил расчеты и перебирал возможные варианты. «Гаджен» потребуется, по крайней мере, двадцать минут работы шнорхеля, чтобы минимально проветрить помещения, а подзарядка батарей еще даже и не начиналась. Если снова придется погрузиться, то в лучшем случае лодка будет медленно идти на аккумуляторных батареях. Если лодка останется на глубине шнорхеля, то можно будет переключить один дизель на подзарядку аккумуляторов и двигаться немного быстрее. Однако только на поверхности лодка могла помчаться к Японии на предельной скорости 20 узлов. Кто знает, будут ли советские корабли нападать снова, но при этой скорости, и учитывая преимущество на старте, может быть, удастся оторваться.
Он принял единственное возможное в тот момент решение – всплывать.
Никто не был ранен, ни одна шпага не сломана и никакая территория не отдана. Но США проиграли важную битву. Впервые в этой «холодной войне» под водой подлодку вынудили отказаться от выполнения задачи, выйти из укрытия и оказаться уязвимой на гребнях волн.
Затем командир дал указание послать уже и так запоздалый сигнал о помощи. «Посылай этот проклятый сигнал на английском языке», – прокричал командир в ответ на вопрос радиста, каким текстом передавать сигнал. Сигнал был передан открытым текстом.
Больше уже не было смысла скрывать свою принадлежность. Между тем командир начал подниматься вверх по длинному трапу, ведущему из центрального поста на рубочные рули и далее на ходовой мостик. За ним поднимался один из офицеров, сигнальщик и матрос с мегафоном, через который будут передаваться команды командира, если советские корабли будут приближаться с целью атаковать. И если среди этих кораблей будет эсминец, то у «Гаджен» не будет никаких шансов на благоприятный исход.
На поверхности было все еще светло как днем. С мостика можно было видеть советские корабли. Два или три корабля находились слева. Это были малые охотники за подводными лодками. Остальные располагались позади. Похоже, они не собирались в стаю, чтобы загонять подлодку, у которой аккумуляторные батареи почти полностью разряжены.
С советских кораблей поступил сигнал «А», означающий по международному коду: «Кто вы? Покажите ваши позывные». В ответ «Гаджен» передала сигнал «А». С советских кораблей последовал ответ: «СССР». «Гаджен» ответила по международному коду: «ВМС США. Мы идем в Японию». В ответ пришло указание: «Продолжайте движение и уходите из советских территориальных вод». Сигнальщик с облегчением интерпретировал экипажу ответ следующим образом: «Они сказали: спасибо за помощь в проведении учений по противолодочной обороне». Он безуспешно пытался подавить усмешку. Остальной экипаж тоже усмехался. У людей поднялось настроение. Они пережили муки ада. Празднование уже шло вовсю, когда над головой появились американские самолеты, чтобы убедиться, что с «Гаджен» все в порядке и она полным ходом в надводном положении уходит подальше от советских берегов.
Впервые за много дней коки разогревали свои печи. На обед был приготовлен бифштекс, и каждый получил по две банки пива. Экипажу и в голову не приходило, что на борту лодки могло быть пиво, да еще целые ящики банок с пивом. Оказалось, что так. И моряки предпочитали пить пиво молча, чем указывать старому морскому волку на нарушение правил. Они могли двигаться, могли свободно дышать, и шла подзарядка аккумуляторных батарей. Они были в чертовском смущении. Но в тот момент всем было все равно. Они благополучно убежали и в первый раз признавались друг другу, что не были уверены в благополучном исходе. Советские корабли, вероятно, могли утопить лодку. Они просто не хотели этого делать. Возможно, рассуждали на «Гаджен», они и хотели, но им не разрешили.
Не было официального празднования, когда «Гаджен» прибыла в Йокосуку в понедельник 26 августа 1957 года. Настроение на базе было отвратительное: Советский Союз объявил об успешных испытаниях межконтинентальной баллистической ракеты. В этой обстановке командование ВМС хотело, чтобы инцидент с «Гаджен» был забыт и как можно скорее.
Радист, который открытым текстом передавал сигнал о помощи, был повышен в звании и немедленно переведен на другой корабль. Были разговоры, что ему после этого разрешалось работать на ключе только левой рукой, чтобы по его почерку работы перехватчики не могли догадаться, что сообщение идет с американской подлодки.
Командир лодки Бессак также ушел с лодки. Он еще раньше был включен в списки кандидатов на перевод с дизельных подводных лодок на атомные подлодки адмирала Риковера. И это осталось без изменений. Что действительно изменилось, так это планы оперативного использования подлодки «Гаджен». Вскоре командование ВМС объявило, что она готовится первой из всех подводных лодок в мире совершить кругосветное плавание. Это был самый лучший способ убрать ее с Тихого океана, где она стала хорошо знакома советским кораблям, а также лучший способ пресечь распространение среди подводников сведений об инциденте с ней.
Конечно, командование ВМС предложило другое официальное объяснение этому плаванию, считая его предназначенным для претворения в жизнь программы «Народ – народу», а президент Эйзенхауэр назначил каждого члена экипажа «послом доброй воли во всем мире». Каждый из этих «послов» имел приказ никогда не говорить ни слова об инциденте с «Гаджен».
Между тем, воодушевленные победой, советские ВМС стали без особого пиетета относиться и к другим американским подлодкам. Среди них была и подлодка «Ваху» (бортовой номер SS-565), застигнутая у советских берегов, но сумевшая ускользнуть, хотя и с поврежденным двигателем. Поскольку подлодки действовали спокойно, Советский Союз вел себя по отношении к ним сдержаннее, чем по отношению к шпионским самолетам, которые преднамеренно облучали радиолокаторы советской системы ПВО, чтобы замерить их характеристики.
Сколь ни опасными стали эти подводные стычки, но не было потоплено ни одной подлодки, а глубинные бомбы сбрасывались обычно в виде маломощных зарядов, подобно случаю с «Гаджен». Подводные стычки в советских водах твердо закрепились как составная часть «холодной войны», и их напряженность лишь усиливалась по мере того, как обе стороны готовились к развертыванию своих первых атомных подводных лодок. После того как Советский Союз запустил первый спутник осенью 1957 года, президент Эйзенхауэр сразу же распорядился ускорить строительство атомных подводных лодок, которые могли запускать ракеты «Поларис» из подводного положения. Между тем ВМС США переоборудовали несколько дизельных подводных лодок под вооружение управляемыми ракетами «Регулус», прототипами которых были немецкие самолеты-снаряды с дальностью стрельбы 300–400 морских миль. Для запуска ракеты «Регулус» лодка была вынуждена всплывать, а полетом ракеты от старта до места падения следовало управлять как с этой лодки, так и с другой, находившейся ближе к побережью Советского Союза. Опасения, что в ответ Советский Союз пошлет свои шпионские и ракетные подлодки к берегам США, побудили Вашингтон взять в свои руки руководство подводным шпионажем. Неожиданно операции, которыми обычно руководили командующие флотами, стали проверяться администрацией Белого дома и Пентагоном. А Центральное разведывательное управление и Агентство национальной безопасности, которое занималось дешифрованием кодов и было настолько сверхсекретным, что даже работавшие там сотрудники шутили, что его сокращенное название АНБ якобы означает «Нет Такого Агентства», стали в значительной мере определять, какую разведывательную информацию следует добывать в первую очередь.