- Их надо поучить, - заметил Грег.

- Мы обсуждаем не развитие других народов, а их недостатки и свое величие. Весь мир оздоровили насилием.

- У них тираны.

- Да, у них тираны. А у нас - такой народ.

Их разногласия - впервые такие острые - зашли туда, где становилось опасно и душно. Саша, стараясь взять себя в руки, сказал:

- После того, что Клуб сделал с народом, он обязан на нем жениться. Чтобы извилины не сгладились.

- Издержки высокой технологии. Жир откладывается в мозг и давит на его вещество. Ну, конечно, на центры давит... Зато человек бессмертный!

- А у новых детей будет душа? Представляешь, люди без души!

- Но состояние необычайно гармоничное.

- Скотский хутор!

- Точно! - оживился Грег и приветливо подмигнул: - Что-то стало пованивать. А народ в горячих гейзерах посуду моет!

- Океан громит все человечье, а люди золотые тазы хапают и деньги в штаны набивают! Все! - Саша замахал руками.

- Хорошо, лунатик! Есть способ отлично отдохнуть душой: Азия, детский секс - как белые люди!

У Саши даже слезы брызнули от злости:

- Я ненавижу, когда я богатый, а на меня смотрят бедные! Я ненавижу быть белым!

Они разбежались по разным углам. Грег поерзал там, у себя, и завлекая, проникновенно сказал:

- Я буду писателем, хочу все осмыслить!

- О чем ты напишешь, если не веришь в человека? - Саша обвел руками: - О подъеме денежной массы? О колебании цен на говно?

- У меня идеи!

- Книги не пишутся идеями.

- Ого!

- Теперь... да. Достижение современных циников. Старая литература писалась толщей. Тогда вера была, а теперь все расчленено, рассыпалось на осколки, но остались идеи. Грег, земля может разделиться на число проходимцев! Надо всех объединить и спасти.

- С такой психологией ты разоришься и попадешь в ночлежку.

- С такой психологией я попаду в Град Божий и всех за собой увлеку!

Грег что-то произнес, но тише, деликатнее. Бумаги он принес, Саше подписать надо.

- Друг, я все деньги на тебя перевел, ты поможешь мне?

Грег вскочил с места, в восторге побежал по комнате, а Сашин взгляд упал на его ноги: на толстом ковре отпечатались Греговы следы, посверкивая чем-то. Но они не курились, как раньше, черным дымком, а насквозь прожгли ковер! Грег радостно кивал головой в том смысле, что - конечно! - выбежал в коридор, и Саша, наконец, разобрал, что это у него блестит. Здесь, на паркете, раздалось звонкое цоканье: к пяткам Грега прилипли золотые монеты, они обжигают ноги, Грег должен быстро отдергивать пятки и шустро бежать вперед.

- Все сделаю! - крикнул Грег. - Потом, потом!

Он полетел во двор, упал в машину и хотел сказать Саше, что люди из Города бегут и надо по дешевке скупить квартиры, но сдержался. Идея была золотая, и Грег еще долго размышлял, что скажи он, тот мог для вида отказаться, а сам бы его опередил.

Саша стоял на крыльце. Мир неузнаваемо переменился. Плотной стеной воздух тлел, как бревно, тяжелой мглой заполняя полости тела, в глазах, в ноздрях, в оскаленном зеве взрываясь черными вспышками угольев. Благосклонный морской бриз слишком близко подпустил к себе раскаленную жару. Как будто навек растворилась воздушная благодать в ее свирепой страсти, глотнув, помертвев и забыв пролиться живым бисером воды. Тяжело дыша, горячей кожей прильнула она к его воздушному телу, остекленев красными глазами, гибелью наполняя члены, и встало все: листы и жуки, пронзенные жаром дерева и вой обугленных, посыпанных розовым пеплом облаков.

Саша повернул к дому. Гнилостный запах волнами мел по улицам Города, нечем было дышать. Что случилось с Грегом? Сколько наживы! - ужаснулся он. Зачем это все?.. Он пересек комнату, глядя, как под ногами меняется расстояние, угол, поворот. Его движение над узким коридором, полоской тверди. Как будто кораблик проплыл вперед, что-то оставляя позади. Внизу расширился пол, прочерченный лучами света. Сашины ноги остановились, споткнувшись в нерешительности, но все-таки пошли вперед, обходя менее любимые куски и более любимые, - там и тут, там и тут, шагая...

Вперед - неприметное, обычное усилие, но в нем все неуловимо меняется. Шаг, и вновь перемена. В Греге, в нем самом, в их делах и поступках... Вот незаметно открылась другая грань, из которой выглядывает новая правда, принимаемая за свежую ложь. "Ты деньги делать не хочешь, - подумал Саша, - а Грегу на Клуб дал. Какая нота в какофонии рождает ложь, и ложь ли это вообще?.. Твои деньги начали работать. Не-е-ет! - он вдруг остервенился, - другой бы все до копейки вложил, еще в банке занял и снова вложил! Я лучше других сделал, акции не покупал!" - он послушал, не хихикнет ли кто.

Грег спросил: "Ты против всех?" , значит, ты боишься остаться один? Беги к ним, проси пощады, валяй! Вместе с ними топай в удобоваримом ритме, разгибай ноги и работай коленками. Не слишком расставляй пальцы, не искривляй стопу, тебе сто раз объясняли, что ты причинишь себе вред. Не заметишь, не поймешь. Не увидишь, не станешь. Не поняв ничего, ты даже не. Шагая не так - ты даже не! Но ведь не шагая, - тоже!"

- Я в Клубе почти не участвовал, - снова повторил Саша и даже голос свой послушал. - Немного денег вложил.

"Сподличал ты, - сказал он себе, - Грег вложит все твои деньги. Права была Кэти - тебя так же несет, как и всех. Скольжение ног и скольжение чувств, и скольжение жизни... Где же твое решение? И воля? Где последняя точка и ответ?.. Кто ты и зачем? Где граница, поставленная тебе Богом? Кто они и почему? Где граница, поставленная каждому Богом? Как загадочны собственные поступки. И поступки людей..."

Не в силах преодолеть тягостное чувство, Саша стоял и стоял, а в комнате появилась вода. Она каплями начала сочиться из стен. По стенам сдвинулись и побежали крошечные ручейки, подтеки соединялись в более крупные - комната словно расширилась, стало влажно. Воды на стенах, набирая силу, вливались по пути в новые, текли по поверхности стен, уже готовые падать прямо с потолка. Саша как будто ждал чего-то подобного.

"Ты сподличал. Принимай свою плату", - сказал ему собственный голос и оставил его одного.

В сверкающей воде появились зеленые точки. Секунда - пятна на глазах увеличились, утолщились, быстро, как в ускоренном кино, превращаясь в ребристые листья. Саша заглянул в лакированную поверхность ближайшего листа. В ней отразились ветки с растущими пухлыми завязями. Они разрастались, наливались соком. Ручьи текли по стенам между листьями растений. Между светлыми, крапчатыми, покрытыми каким-то пухом, и темными гигантами. Листья блестят. Становится влажнее, все больше воды вокруг. Сочный цвет в считанные минуты покрыл сверкающую водой комнату. Листья обвили стены и жирными блестками сверкают с потолка.

Минута - вокруг созрели плоды. Загорелись багровые, лиловые оттенки, душистая мякоть навалена горами на столе, пронзенная длинными косточками, источающая прелый дух сока и неги. Эта густая мякоть, как пышное тело в сияющих бликах раскинулось на золотом блюде. Он погрузил руки в эту сладость, переложил куски в чьи-то ботинки с круглыми носами, сделанные из свинца. Башмаки неподъемны, и он обрадовался их надежной защищенности. "Почему мне нужна защита и что за плоды я вижу на этом столе?" - подумал он, но никакого ответа не придумал, и подсказки ниоткуда не пришло. Он тяжело смотрел в пол и не видел густую, вплывающую в дом черноту ночи. Внезапно на одной из стен раздался ужасный рваный треск, посыпалась штукатурка, упала картина. Саша обомлел. В ответ с потолка начала капать вода с отчетливым, ярким звуком, и тут же в комнату ворвался зловонный рыбный запах. Он был на морском пирсе - там рыбаки спускали шкуру с доверчивой рыбы. Какая же связь? Тошнотворный запах пирса, говорящий о нем самом, наполнил его голову. "Зачем я Сюзи руку пожал? Похвалы мне не нужно и ничего от нее не хотел, а для нее сделал. Вместе с Сюзи шкуру с Кэти спустил... И в этом сподличал!" - ужаснулся он.

Не в силах превозмочь острое чувство, Саша обвел глазами стены. Вокруг все дышало движением, ростом. Ветки поднимали темную зелень, влетая в водяные потоки, разбивали их на брызжущие каскады воды. Дом исчез. Стены поднимались вверх, открыв себя небу...