Только вдвоем сидели в гридне.

– Вы изрядно отстали от нас, – с презрительным сожалением говорил фряг, не умея скрыть высокомерия. – Товара мало, кругом невежество…

Князь потемнел. Забывая вежливость, гневно сказал неприятному гостю:

– Вы неблагодарны! Нам предначертано было поглотить татарскую силу, своей грудью принять жестокие удары. Истерзанная Русь стала неодолимой преградой, не дала затопить ваши земли. Монголы не смеют идти дале, оставляя за спиной у себя Русь…

«У этого азиата европейский ум», – с невольной почтительностью подумал гость. Он изменил тон:

– Я не хотел обидеть вас, нам надо жить в мире и торговать…

Князь поднялся, давая понять, что прием окончен.

– Ждем ваших товаров, – сухо сказал он и громко приказал слуге: – Проси египетского посла Ала-ад-дина Ай-догды.

В монастырской келье тихо и душно.

Пахнет воском, старыми книгами, ладаном. Потрескивает свеча. Под лавкой точат дерево мыши. Одна из них серым комком подкатилась к подолу рясы старца, стала ее обнюхивать. Старец с седыми до плеч волосами отстегнул медные пряжки на темном кожаном переплете, раскрыл книгу, и она прошелестела пергаментом.

Монах неторопливо стал выводить буквы, они причудливой вязью легли на лист.

«Того же лета заложен град Москва дубов, при князе Иване Даниловиче, при Калите. Ярлык хана обратил Иван на пользу Москве. Перестали поганые воевать Русскую землю, орошать пепелища наши кровью жителей, и они опочили от истомы, многой тягости и насилий долговременных, и наступила тишина велика…»

Старец, отложив перо, выпрямился, растер онемевшую поясницу, утомленно прикрыл глаза.

«Тишина ли? Беглые хоронятся в лесах… Черный люд сжег коптильню сборщика мыта Данилы Романовича, а его избил на площади. Слышал от самовидца – Бориска подпалил владения Протасия… Писать ли о сем? Дабы собрат-летописец и через тысячу лет знал все без прикрас и сокрытий, не рылся бесплодно в пергаментах… Разве не должно прийти ему на помощь?»

Но тут же вспомнил, что летописи его читает Феогност, что князь недавно, увидев запись о крамолах, гневался: «Для кого стараешься? О чем пишешь?»

Капля воска упала на лист рядом с красной заглавной буквой. Старец досадливо отодвинул свечу, осторожно счистил ногтем воск. Вздохнув, перечитал фразу: «…наступила тишина велика», и поставил точку.