Изменить стиль страницы

Я открыл одну еще более серьезную проблему — терапевты плохо осознают свои скрытые убеждения, которые приносят с собой в психотерапию. Они думают, что пациент приходит к ним открытым и с жадностью принимает терапевта, чем избавляет его от чувства бессилия; они думают, что имеют грандиозное значение для тех, кто просит о помощи; их сбивает с толку фантазия, что пациентам можно передать свои знания и что понимание терапевтом самого себя изменит их жизнь, хотя оно и не смогло изменить жизнь самого терапевта. Еще вреднее идея, что целенаправленное сознательное вербальное взаимодействие с пациентом — суть происходящего и основа для желанного изменения. За этой скрытой мыслью лежат совсем невидимые для психотерапевта убеждения, что достаточное количество знания позволит прийти к цели всегда, что люди силой своей воли могут заставить свою жизнь стать другой, что терапевтам по силам заставить пациента заставить изменить свою жизнь. Плохо и то, что за всеми этими невидимыми гипотезами скрыты векторы переноса, влияющие на терапию больше, чем любой явный фактор.

Когда вы первый раз видите пациента, его скрытый контракт (о котором сам он ничего не знает и, разумеется, не выражает его словами и о котором обычно ничего не знает терапевт) гласит: вы будете хорошей мамой и подтвердите, что его плохая мама виновата во всех его проблемах. Тайно вы принимаете этот перенос и соглашаетесь стать желанной мамашей, дающей безопасность и силу; одновременно независимость от своей семьи и полную принадлежность ей. С точки зрения такого переноса, отчасти возникшего еще до вашей первой встречи, любой шаг терапевта становится предательством. Ваше приглашение привести на вторую встречу супруга, родителя или детей совершенно разрушает созданную проекцию. Пациент обычно просит отложить такие изменения терапевтического процесса до той поры, пока его отношения с терапевтом не установятся окончательно, а за этим стоит параноидная идея, что контракт был нечестным с самого начала и терапевт просто занимается манипуляциями. Даже если пациент соглашается с вами, он ощущает, что его шантажируют, и тогда та же ситуация повторится снова на более глубоком уровне и еще болезненней.

Чтобы преодолеть подобную ловушку, надо, договариваясь о первой «встрече с незнакомцем», установить все возможные способы защиты терапевта. Не стоит начинать никакой терапии, пока не прояснятся границы ответственности каждого и не разрушится фантазия эйфорического переноса. Да и само согласие на терапию условно. Терапевт волен отказаться от дальнейшего после первой встречи. Никогда не стоит предполагать, что терапевт обязан продолжать заниматься с клиентом до бесконечности просто потому, что первая встреча прошла хорошо.

Все это необходимо осознать по той простой причине, что пациент будет структурировать свои отношения с терапевтом в том же компульсивном повторяющемся стиле, как и раньше, при всех своих предыдущих обращениях за помощью. Успех терапевта зависит от того, удастся ли ему вырваться из колеи, невидимо ведущей к неудаче терапии.

Границы между поколениями

Просьба о помощи со стороны пациента всегда означает регрессию. Пациент может просить о помощи по-разному. Младенческая установка как бы говорит в нем: «Мамочка, поцелуй, чтобы перестало болеть». Если он похож на ребенка, просьба о помощи будет примерно следующей: «Папа, сделай это, пожалуйста. Я маленький, а ты сильный». Пребывая на уровне подростка, пациент скажет: «Давайте встретимся и вместе сделаем то, что не получается у меня одного». Иногда пациент может оказаться старше и его просьба будет звучать так: «Помогите мне преодолеть мои победы над самим собой»; «Помогите мне не быть таким преуспевающим».

Терапевту предоставляется возможность стать приемным родителем или временным взрослым для временного ребенка. Когда граница между поколениями взрослых и детей остается неприкосновенной, у пациента появляется возможность регрессировать в полной мере и наслаждаться своим единством и теплыми отношениями с терапевтом. Постепенно он сможет создавать свою собственную систему ценностей, стать родителем самому себе и оставить временного родителя, чтобы реально строить собственную жизнь.

Простейшие средства для определения границ — административные по своей природе вопросы, которые решает любой профессиональный психотерапевт: кто должен прийти, как долго будет длиться встреча, что на ней будет происходить.

Во-вторых, для определения границ важно избегать общения с пациентом на равных. Терапевт должен говорить на языке родителя. Такой язык можно назвать также языком предположений.

В-третьих, охрана границы требует от терапевта, чтобы он не делился с пациентом своими сомнениями, неясностями, недоразрешенными вопросами. Терапевт должен поддерживать ощущение, что за ним последнее слово, оставляя пациенту возможность соглашаться, не соглашаться или оставаться при своем мнении. К тому же терапевт настаивает, чтобы все свои решения пациент принимал без его участия. Роль терапевта состоит лишь в том, чтобы помочь пациенту думать об этих решениях, несмотря на то, что пациент неизбежно воспользуется выводами терапевта и на их основе будет принимать решения. Если пациент делится своими выводами, терапевту лучше попытаться их опровергнуть.

Стадии психотерапии

Можно разделить процесс психотерапии на следующие стадии: предтерапия, первая встреча, ранняя стадия, рабочая стадия, стадия полного альянса, тупик, тяжелый тупик и заключительная стадия.

Предтерапия. Часто эта предварительная стадия полностью отсутствует. Человек приходит на прием в результате формальной процедуры отбора и приема, в которой вы не участвуете. Вы не можете заранее исследовать ситуацию и войти в нее. Кто-то другой принимает решение. Вы сразу начинаете с обсуждения фрустраций, опасностей и альтернативных ходов в случае неудачи с обеих сторон альянса, осознавая при этом, что сам альянс несовершенен, искусственен и находится под угрозой оказаться абсолютно никчемным.

Теперь предположим, что стадия существует — в форме телефонного звонка. Пациент выражает потребность избавиться от боли и чувства бессилия, а дело терапевта — предполагать, что за этим стоит. Он вполне может кое-что узнать о жизни пациентов: о непрофессиональной терапии, об использовании алкоголя в качестве терапии, о терапевтических ресурсах семьи, о предыдущей профессиональной терапии. Нелишне узнать и о главном кошмаре жизни пациента, его тотальном чувстве бессилия и безнадежности.

На этой стадии мы стараемся узнать что-нибудь о патологии и надежде, определяем, что такое есть терапия, решаем финансовые вопросы и вопрос времени, а также устанавливаем свой контроль над дальнейшими решениями — как если бы кто-то попросил вас вложить деньги в рискованную затею. Станете ли вы предлагать свои ресурсы, не зная, получите ли что-нибудь взамен? Вам стоит отложить все решения на потом, в том числе и решение направить пациента к кому-либо еще, и забросать его вопросами: Почему именно сейчас? Какова проблема? Кто еще вовлечен? Почему ко мне? Вы движетесь туда-сюда между ограниченным пониманием и созданием ясной картины ситуации.

Нормальное развитие стадии предтерапии нарушается из-за таких вещей, как искренность, принятие, эмпатия, соперенос и эмоциональный резонанс, возникающий в ответ на проблему в терапевте, вместо ее исследования и анализа. Нарушается нормальное развитие этой стадии и когда терапевт как бы предлагает образец своей терапии на пробу, устраивая показательное кормление пациента, или когда он пропускает какой-то ключевой факт — богатую тетку, внебрачную беременность, проблемы с законом, негативный перенос. Если в терапевте возникает резонанс в ответ на боль пациента, на его ситуацию, он автоматически попадает в трудное положение. Если же он сам об этом резонансе не знает — положение еще труднее!

Свидание с незнакомцем — вторая стадия психотерапии. Это встреча, где обе стороны крайне подозрительны, что естественно. Но терапевту следует быть более параноидным, чем пациенту, поскольку именно он контролирует встречу. На свидании с незнакомцем терапевт является девушкой, опасающейся «забеременеть». Эта стадия тщательно запланирована и основана на технике. Здесь структура психологической проституции четко отграничивается от подлинной любви.