– Я не буду… он дерется.

– Шесть-три, – подтвердил капитан, – давай мяч на центр, сейчас мы из вас кроликов сделаем.

Но дальше стало твориться невероятное. Черные бутсы с красными глазками замелькали то в одном, то в другом конце площадки. Их обладатель бил по чужим воротам то с центра, то с края, то через голову, и вратарь соседней школы не успевал бегать за мячом. За короткое время счет стал десять-шесть, а потом и пятнадцать-шесть

– Ай да Петух, – говорили ребята, – а мы его брать не хотели. Вот лупит! Ну, что, пятая школа, нахватала голов? Знай наших.

Никто из ребят не заметил, что за их игрой давно уже наблюдает мужчина в светлом костюме. При счете двадцать-шесть в пользу Петиной школы он отвел его в сторону, потрепал по вспотевшей шее и сказал:

– Вот что, парень. Я тренер юношеской сборной города. Послезавтра нам на соревнования выезжать, а с нападением не ладится. У тебя прекрасный удар. Приходи утром на стадион, и я тебя попробую.

Когда на следующий день он пришел на городской стадион, тренер представил его игрокам. Сборная состояла из восьмиклассников и девятиклассников. Долговязый вратарь презрительно оглядел Петю:

– Неужели эта малявка что-нибудь может?

– А ты попробуй, – подмигнул тренер Пете. Долговязый выкатил мяч на одиннадцатиметровую отметку и снисходительно предложил:

– Ну ударь, что ли!

Петя разбежался – бац! Вратарь и пошевелиться не успел, а мяч уже в сетке.

– Вот это да! – закричал он радостно. – Да с таким центром нападения мы всех побьем на соревнованиях. Кубок наш будет.

Трижды выходил Петя на поле настоящего стадиона и меньше, чем пять голов за игру не забивал. Сборная их города вышла в финал.

– Вот это бомбардир, – хлопал его по плечу тренер Павел Петрович. – Ну, смотри, теперь самое главное осталось. В понедельник финальный матч. Забьешь две-три штуки, и кубок наш будет.

Пете было приятно от похвалы, но под футболкой так и сновали мурашки. Он вспомнил, что именно в понедельник кончается волшебное действие бутс. Как об этом скажешь тренеру! Набрался он духа и спросил:

– Павел Петрович, а нельзя ли, чтобы вместо понедельника завтра, в воскресенье, финальный матч состоялся?

– Что ты, что ты! – замахал руками тренер. – Уже афиши по всему городу расклеены. Иди отдохни, дружище, да сил наберись.

Мрачный возвратился Петя домой. А утром проснулся, на стул глянул, и сердце в пятки ушло. Ни тебе спортивного чемоданчика, ни волшебных бутс. Все исчезло, С опущенной головой вошел он в раздевалку. Товарищи по команде в спортивные доспехи облачаются, веселые такие: никто не сомневается в победе. Подошел тренер:

– Как дела, Петенька? Смотри, за тобой, как минимум, два гола. Первые десять минут ты в темп не включайся, дай им силенки израсходовать, а потом уж не скупись. Блеснуть надо, сам понимаешь.

– У меня только вот бутсы в починке, – жалобно протянул Петя, но тренер и бровью не повел.

– Ерунда, новые найдем. Для футболиста упорство и техника главное, а не бутсы.

И пришлось выйти ему на зеленое поле. Началась игра. Никто из игроков не знает, что нет больше на Петиных ногах волшебных бутс. Они по-прежнему ему пасуют. Петя носится по полю что есть мочи, стыдно показать, что сделать без волшебных бутс ничего не может.

Но странное дело – вдруг он почувствовал, что мяч ему и теперь повинуется. Набрался он смелости и даже центра нападения противной команды обвел. А во втором тайме, когда у самых ворот получил передачу, сам бить не стал, а передал мяч «десятому» номеру. Тот ударил, и вратарь пропустил гол. Трибуны заревели, потому что сборная города выиграла кубок со счетом один-ноль. Пете поручили нести этот кубок по полю. Солнце на его серебряной поверхности вытворяло такую пляску, что больно было глазам.

Кубок был тяжелый-тяжелый. Петя не удержал его на повороте, выронил из рук и… открыл глаза. Смотрит, а это отец, собравшийся уходить на работу, уже выбритый и облаченный в спецовку, трясет его за плечо:

– Вставай, сынок, в школу опоздаешь. Ну и неспокойно же ты спал. Все время Бутусова да какие-то волшебные бутсы поминал.

– Волшебные бутсы, – повторил за отцом Петя и рассказал ему все, что он видел во сне. Отец слушал внимательно, даже не улыбнулся ни разу. А потом, когда Петя закончил, погладил его по голове:

– Значит, ты понял, почему даже без волшебных бутс ты сумел помочь своей команде забить единственный победный гол?

– Понял, папа! – воскликнул Петя. – Потому что упорство и настойчивость в футболе главное.

И не только в футболе, – широко улыбнулся отец. – А теперь поднимайся и марш под кран умываться!

Как уволили Беллу

Прекрасным был человеком редактор нашей городской газеты «Знамя победы» Зиновий Петрович Заболотный Более чем полвека протопал он по нашей замечательной земле, мальчишкой строил Магнитку, воевал в Отечественную, а после нее работал в одной из наших уважаемых столичных газет. И не рядовым литсотрудником, а специальным корреспондентом. Исколесил всю страну и по заграницам постранствовал изрядно, а когда почувствовал приближение старости и болезней, подался в родные края и оказался в нашем городке. Все мы помнили его любопытные задорные очерки и с уважением относились к каждому его замечанию. А когда в свободные часы Зиновий Петрович начинал рассказывать о своих журналистских перипетиях или о том, как он брал интервью у Михаила Шолохова, а с первым космонавтом Юрием Гагариным участвовал в поездке на молодежный фестиваль в Хельсинки, у нас и вовсе останавливалось дыхание. А Заболотный, одутловатый, с узкими хитрыми и добрыми глазами, попыхивая сигареткой, временами хрипловато откашливаясь при этом, с невозмутимым лицом, бывало, повествовал:

– Дело такое было. Едем мы из аэропорта в Хельсинки, Гагарин с послом, а я на другой, естественно, машине. Водитель оборачивается и спрашивает: хотите знать, что такое финское хладнокровие, так я вам одну народную притчу поведаю. Обращается к финскому летчику старый крестьянин и просит покатать на самолете его и старуху. Заранее спрашивает, во сколько марок это удовольствие обойдется, а летчик отвечает: «Я с тебя, дед, ни одной марки не возьму, если ни разу не пикнешь». Целый час крутил самолет летчик, и «бочки» выделывал, и пикировал, Потом устал и пошел на посадку. Выходит из кабины, а дед рядом. «Твоя взяла, – говорит летчик, – ты так ни разу и не пикнул, и по уговору ни одной марки я с тебя не возьму. Только признайся, а страшно ли было?» Наш редактор выкатывал глаза, выпускал струю дыма и заканчивал: «Да, сынок, – ответил старик, – мне было очень и очень страшно, и один раз я еле, еле удержался от крика. Это когда моя собственная бабка выпала из твоего самолета». Просто очаровательным человеком был наш Зиновий Петрович, и только одна слабость губила его: уж больно боязливым был. К начальству чтобы лишний раз зайти и какой-нибудь сложный вопрос решить, связанный с делами редакции, ни-ни. Когда являлся на заседание бюро горкома, то старался сесть в самом дальнем уголке и остаться незамеченным. Выступал лишь в том случае, если улавливал линию первого секретаря и слышал раскаты его громового баса:

– А сейчас мы попросим нашего редактора высказаться.

Если же «линию» Зиновий Петрович не успевал схватить, он, смущенно кашляя, отвечал:

– Я еще подумаю, Илья Сергеевич.

Секретарь горкома Широков, бывший матрос с огрубелым добрым лицом и громовым голосом, снисходительно улыбался.

– Что же, подождем, думать всегда полезно. – А иной раз, обращаясь к членам бюро, приговаривал: – Это неважно, что ты не речист, товарищ Заболотный, но газету ты хорошую делаешь.

В противовес редактору, его заместитель, пришедший к нам из райкома комсомола худенький блондин с непокорными вихрами, которые он постоянно приглаживал, и пылкими навыкате глазами, был человеком сплошных порывов и решительных действий. Бывало, ворвется в кабинет Заболотного, хлопнет о редакторский стол мокрым оттиском и, грозя указательным пальцем самому редактору, тонким порицающим фальцетом выкрикивал: