И у братьев моих тоже наверняка были свои секреты, потому что нередко они разго-варивали маленькими группами, всегда рассуждая о том, как они состояли в разных сою-зах.

Секреты всех создавали шаткое равновесие молчаливого шантажа.

Если возникала проблема, решить которую мог только отец, то обычно ее доводили до меня, как делегата от каждого. Мне надо было дождаться, когда Ибрагим будет в бла-гоприятном расположении духа, и тогда я проскальзывал к нему на пулеметный пост.

Иногда мы сидели там целый час, прежде чем начать разговор, и я всегда был осто-рожен, стараясь не помешать его размышлениям. По какому-нибудь нечаянному движе-нию он узнавал о моем присутствии.

- Чую бедуинов, - сказал Ибрагим, как бы говоря сам с собой. - Правильно, что у нас ночью на передней позиции двое и один из них все время патрулирует.

Нашему праздному существованию такой распорядок мешал. Я подождал, пока отец заговорит снова.

- Я буду продолжать оставаться здесь день и ночь, - сказал Ибрагим. - В случае, ес-ли они захватят наш передовой пост, я должен защитить женщин.

- Отличная мысль, отец.

- Это вовсе не отличная мысль. На самом деле у нас нет защиты, да будет воля Ал-лаха, - сказал он.

Прошло много времени, прежде чем я снова открыл рот.

- Я говорю только после серьезного размышления.

- Размышление ведет к глубоким заключениям.

- Мы здесь счастливы и довольны, - сказал я. - Но после того, как мы прожили здесь несколько месяцев, постепенно становятся видны некоторые несоответствия, кото-рых мы не предусмотрели.

- Ты говоришь слова, которые намекают на несколько возможностей, - сказал Ибра-гим.

- Я говорю об обороне, - сказал я, но добавил торопливо: - Можно найти и другую тему для обсуждения.

- Да, мы могли бы обсудить что-нибудь еще, - сказал отец, - и продолжать до ночи, но после этого у нас не будет иного выбора, как вернуться к той же теме.

- Не мое дело обсуждать качества наших мужчин, раз ты у нас глава, - сказал я.

- Но относительно одной и той же ситуации может быть несколько правд, - сказал отец, - в зависимости от обстоятельств.

- Наши обстоятельства создали некоторую математическую неустойчивость, - ска-зал я.

- Что бы это могло быть? - сказал отец.

- Пока что у нас удобная ситуация со сменой заданий для мужчин - сторожить, хо-дить в Иерихон и к источнику, ставить ловушки, собирать дрова, работать на цистерне. Это действовало хорошо... до сих пор.

- Ты упомянул неустойчивость?

- Еще два охранника в ночное время, патрулирующих вблизи моря. Прости меня, отец. Когда я говорю, я часто забываюсь, и честность берет надо мной верх. Камаль в ночной страже внизу бесполезен. Омар под вопросом. Остаются Сабри, Джамиль и я.

- Ты, самый младший, судишь о братьях?

- Прошу тебя не быть суровым к моей правдивости, взявшей верх надо мной. Я знаю, что всего лишь повторяю то, что ты и сам уже знаешь.

- Ты присваиваешь мои полномочия...

- О нет, отец. Без тебя мы беззащитны. Но иногда и пророку нужно напоминание.

- То, о чем ты говоришь, имеет разные стороны, о которых мне возможно следовало бы напомнить.

- Камалю ночью будет лучше в любящих объятиях Фатимы, - сказал я. - Я видел, как он бежал перед лицом опасности.

- Где?

- В Яффо. Когда его оставили стеречь женщин, он убежал. К счастью, с женщинами ничего не случилось.

- Я подозревал Камаля. Грустно это слышать.

- Когда он внизу ночью у моря, мы с таким же успехом могли бы поставить там Аб-салома или козу. По крайней мере они бы произвели больше шума.

- А Омар?

- Слабость Омара - определенно не в недостатке храбрости, - сказал я быстро. - Только в глупости. В темноте он не умеет маневрировать в одиночку. Я дважды был с ним на охране внизу, и мне пришлось разыскивать его до рассвета.

- Джамиль, Сабри?

- Они превосходны.

- Я не знал, что ты такого высокого мнения о Джамиле.

- Он мой брат. Я люблю его.

- Но ведь и Камаль и Омар тоже.

- Я хочу оценить качества Джамиля. Он любит драться.

- Я подумаю над тем, что ты сказал, и может быть оставлю на вас троих внешний ночной пост.

- Но это ставит вопрос о численном несоответствии и о честности, которая взяла верх надо мной. Нам нужны два комплекта хороших часовых внизу у моря.

- Наверно, ты не ожидаешь, что хаджи Ибрагим оставит свой столь важный команд-ный пост.

- Эта мысль никогда не приходила мне в голову, - быстро ответил я.

- В таком случае нет способа исправить это несоответствие.

- Одна туманная возможность пришла мне в голову, - сказал я.

- Ты пытаешься обсуждать со мной или убеждать меня? - сказал Ибрагим.

- Просто стараюсь исправить несоответствие. Днем мы могли бы больше занять Ка-маля и Омара тем, что они могут делать. Как ты уже знаешь, отец, никого из них мы не можем послать в Иерихон, потому что они уже там напортили. Сведения, с которыми они возвращаются, редко бывают верными, и они могут даже выдать наше местоположение. Им надо заниматься чем-нибудь вроде сбора дров, установки ловушек, хождения к источ-нику. Им нельзя давать такие задания, где нужно принимать решения.

- Если то, что ты говоришь, найдет отклик в моем сердце, то нам придется делать это тремя ночными сторожами.

- Это будет нагрузка, которую нам не нужно нести... математически, - сказал я.

- Ишмаель, не пытайся просвещать меня своей образованностью. У нас шесть чело-век. Я должен оставаться на командном посту, еще двое ничего не стоят. Остаются трое. Разве не получается в общей сложности шестеро?

Я закрыл глаза, затаил дыхание от страха, как со мной часто бывало, и сказал:

- У нас есть здоровая и способная женщина, которой почти что нечего делать.

- Не ухватываю, кого ты имеешь в виду.

- Отец, - сказал я с дрожью, - я научил Наду стрелять из моего ружья. Я поставлю ее выше любого здесь... кроме тебя, конечно.

- И ты также позволяешь ей ехать позади себя на Абсаломе и по секрету учишь ее читать и писать, - сказал Ибрагим.

О! Священное имя пророка! Я знал, что меня спихнут с моего выступа пятидесяти футов высоты на землю ударом руки, ногой, пинком! Я закрыл глаза в ожидании развязки. Я так тщательно хранил тайну! Так тщательно!

- Я уверен, что Сабри не прочь стоять ночную вахту с Надой, - сказал Ибрагим.

- О нет! - воскликнул я, вскакивая на ноги, и семейная честь выступила из моих пор. - Я имел в виду только себя и Джамиля!

- Сядь, - сказал отец со зловещей мягкостью. - То, что ты пытаешься сделать с На-дой, невозможно. Это лишь приведет к беспорядку в ее жизни.

- Но наша прежняя жизнь кончилась, отец.

- Тогда нам надо потратить годы в ожидании, когда она вернется, а тем временем мы не должны расставаться с тем, что мы знаем и кто мы есть. Что хорошего может быть для Нады в том, чтобы уметь читать и писать?

- Когда мы уйдем отсюда... в те годы, которые уйдут, чтобы вернуться в Табу... один Аллах знает. Может, ей нужна будет работа.

- Никогда.

- Но умение читать и писать может принести ей счастье.

- Она будет счастлива с мужчиной, за которого я выдам ее замуж.

- Отец, жизнь переменилась!

- Кое-что не меняется, Ишмаель. Позволь женщине идти по тропе впереди себя, и будешь чуять ее всю жизнь.

Он был непреклонен, и его приказ прекратить учить Наду и помогать ей был абсо-лютным. Я полностью потерпел поражение в своем деле и хотел уйти.

- Сядь, - сказал он снова. Глядя в пустыню, он обращался ко мне отвлеченно, как к камню. - Надо наблюдать за Сабри. Он происходит из города бессовестных жуликов. В семье может быть сколько угодно детей мужского пола, но только один сын. Ты прохо-дишь свой первый урок тесной дружбы. Чтобы быть сыном, который следует своему отцу, ты должен узнать все обо всех вокруг тебя... кто будет твоим преданным рабом... кто бу-дет играть на тех и других... а главное, кто опасен. Немногие лидеры переживают своих убийц. Если у тебя сто друзей, отвергни девяносто девять и берегись одного. Если же он твой убийца, съешь его на завтрак прежде, чем он съест тебя на обед.