Глава восьмая

Привет, Ишмаель!

Наконец-то пишет тебе твой старый товарищ Сабри Салама. Это письмо я писал по частям много месяцев, но не мог его послать, пока не нашел того, кому мог бы полно-стью доверить, чтобы письмо попало прямо в твои руки. Как ты увидишь, в нем немало тайного и доверительного.

Привет твоему любимому, благородному и сострадательному отцу хаджи Ибраги-му.

Привет твоим великодушным и любящим братьям Камалю и Омару.

Пользуясь этой чудесной возможностью, хочу, чтобы твой отец знал, что я не вор. Я все время хотел вернуть деньги, которые выручил продажей вашего оружия. Я не могу заплатить их сейчас же, но скоро для этого настанет время.

С тех пор, как мы расстались больше двух лет назад, мои приключения мало отли-чались от похождений Синдбада-морехода.

Продав оружие бессовестному торговцу, я переехал в Амман и дал там знать, что я хороший автомобильный механик. А поскольку машины всегда ломаются в пустыне на Царском шоссе по пути в Дамаск, мне нетрудно было договориться о поездке в обмен на ремонт.

Я пустился в путь с, двумя большими опасениями. Во-первых, что мои документы доведут меня только до Сирии, и оказавшись там, я дальше никуда не смогу податься, разве что в лагерь беженцев. Во-вторых, что при мне большие деньги. Я понимал, что меня обыщут, хоть я и бедно одет. И я придумал способ, хорошо мне послуживший. Я перевел деньги в купюры американской валюты большого достоинства, туго завернул их в пластиковый мешочек и проглотил. Каждый день я доставал мешочек из своих испраж-нений, чистил его и глотал снова. Меня обыскивали много раз, но денег так и не нашли. Запомни это, если придется отправиться в путь.

В первый раз меня охватил ужас, когда наш грузовик переехал границу с Сирией воз-ле Деръа. Меня тут же забрали в погранзаставу, заперли за решетку и несколько дней допрашивали. Для допросов не было никакого повода, разве что так положено на заста-ве, но когда у сирийцев есть возможность поиздеваться над тобой, они это с удовольст-вием делают. Я думал лишь о том, как бы меня не поймали, когда я буду глотать свои деньги.

Во всяком случае мне удалось подружиться с сирийским капитаном, командовав-шим заставой, по дружбе я остался еще на неделю, и он любезно позволил мне продол-жить путь к Дамаску, снабдив личным письмом, гарантировавшим мне безопасный про-езд. Все хвалы этому доброму человеку, который снабдил меня еще и рекомендательным письмом к своему родственнику, богатому купцу, живущему в одиночестве со своими слу-гами. Мне повезло, иначе меня бы интернировали в один из лагерей беженцев. Сирийцы пристально следили за палестинцами, и если тебя поймали без документов, то можешь получить три года тюрьмы.

Сначала я думал, что Аллах благословил меня. Купец только что лишился своего шофера и личного слуги. Держать меня было для него рискованно, но вначале он проявил сострадание. К несчастью, много недель потребовалось для того, чтобы придумать, как удрать от его гостеприимства. Он угрожал сдать меня. Понимаешь, я такой хороший механик, что ему не хотелось меня потерять.

Другая проблема состояла в том, как попасть в Ливан. Для палестинца это очень трудно и опасно, так как ливанцы очень злобны и подозрительны к тем из нас, кто про-никает через границу в их страну. Если бы меня поймали, это значило бы еще более дол-гий тюремный приговор.

Как же мне было решить эту дилемму?

Однажды вечером я вез купца домой с вечеринки. Он был пьян до потери сознания. В тот момент Аллах послал мне весть. У меня был пистолет, потому что я выполнял также и обязанности телохранителя. Я его застрелил и зарыл тело в скрытом месте, потом стащил документы другого слуги и поехал к ливанской границе. У меня была моя шоферская форма, документы и американский кадиллак.

На границе у меня было что сказать ливанцам. Я им сказал, что направляюсь в Бей-рут за своим хозяином, и предупредил их, что им придется весьма плохо, если я не пока-жусь там вовремя. Когда они начали таскать меня от одного чиновника к другому, я смело потребовал позвонить по телефону моему хозяину. Они поддались на уловку и про-пустили меня. О, Ишмаель, у меня сердце разрывалось оттого, что надо бросить такую чудесную машину, но я был уверен, что если оставлю ее себе, то меня схватят. Во всяком случае, я ее раздел до всех ценных деталей, какие только мог унести и продать, и напра-вился в Бейрут.

В Бейруте спрятаться было нетрудно, потому что вокруг города много лагерей беженцев и палестинцам позволено свободно уходить и приходить. Дело в том, что мы выполняем всю грязную работу для богатых ливанцев. Они очень жестокие люди, особен-но христиане, и немилосердно высмеивают наши несчастья.

Ливанец шутит: Вопрос: У кого есть пара штанов? Ответ: У четырех палестин-цев.

Ливанцев интересует только одно: делать деньги. В один прекрасный день мы им отомстим, им и сирийцам.

Но и в лагерях беженцев небезопасно. Лагери поделены между кланами. Чужих бы-стро замечают и смотрят на них подозрительно, потому что туда проникает много обнищавших ливанских мусульман, они прикидываются беженцами и норовят получить продовольственные карточки. Еще я узнал, что надо быть очень осторожным, даже среди братьев-палестинцев, потому что людей вроде меня, без документов, могут шан-тажировать.

Шайки парней околачиваются в лагерях и всех запугивают. Трусливые ливанцы не позволяют им образовать отряды федаинов, чтобы совершать рейды со своей террито-рии через границу в сионистскую страну. Поверь мне, Ишмаель, в назначенное пророком время ливанцы окажутся втянутыми в нашу борьбу.

Я понял, что надо сделать один смелый шаг. Мне надо спуститься и попытать счастья в порту. На улице под названием Авеню де Франсэ находится много ночных клу-бов, в которых надувают моряков. Между этой улицей и управлением полиции - то ме-сто, где больше всего проституток. В добавление к морякам и туристам, по этим мес-там шляются в поисках развлечений многие богатые саудовцы и кувейтцы. Ты знаешь, что это за места, где оказывают особые услуги. Если ты недостаточно осторожен, то сводники тебя убьют, и все следят за иностранцами.

Я подкупил полицейского сыщика, чтобы он взял меня с собой в эти клубы и дал всем знать, что со мной все в порядке и я под охраной полиции. Потом я потратил немного деньжат на девочек. Это в основном европейские девушки, пытающиеся исполнять та-нец живота, и не очень хорошие, но все, особенно саудовцы, любят блондинок. Через не-которое время я сдружился с владельцем клуба "Майами" и оказал ему услугу, приспосо-бив его машину, чтобы в ней можно было безопасно возить гашиш.

Со своего наблюдательного пункта в клубе "Майами" и из соседнего отеля я мог следить за всеми движениями кораблей. Нужно было терпение, но в конце концов я выяс-нил, что один португальский грузовой пароход вскоре отправится в Газу. Как я это вы-яснил? Однажды португальские моряки пришли в клуб и вскоре вместе с девочками ушли развлекаться в мой отель. Один из них сильно напился, и его там оставили в бессозна-тельном состоянии. Девчонку я знал; я ее отговорил от того, чтобы с ним возиться, и сам доставил его на судно. Капитан был благодарен. Мы обсудили мое положение, и он предложил, чтобы я остался на судне и добрался до Газы. На это ушли бы все мои ос-тавшиеся деньги.

Что мне было делать, брат мой? Как только я окажусь на его судне и мы выйдем из гавани, он может просто скормить меня акулам. Заплатить надо было вперед. Судно было старое, двигатель в плохом состоянии. Здесь-то я и показал свое искусство, и это произвело на него впечатление. Потом и в самом деле завязалась дружба, он остался ве-рен своему слову и доставил меня в Газу.

После недели поисков я в конце концов разыскал свою семью в лагере Рафа на грани-це Египта и Синая. Это был день моей тяжелой утраты. О, дорогой мой брат Ишмаель, я все еще плачу при мысли и виде этого. Мой любимый отец, да успокоит его Аллах, умер от туберкулеза. Он, кто был самым великим гаражным механиком во всей Палестине, умер в таком месте! Пока он был жив, семья еще кое-как держалась. А теперь они были за гранью нищеты. Шестнадцать членов моего клана жили в двух комнатах в лачуге из гофрированного железа. Трое детей умерли тогда же, что и отец, а половина остальных болели. Лагерь Рафа большой и еще хуже, чем Акбат-Джабар.