Изменить стиль страницы

Некоторое время они терли пол в молчании, потом Джон сказал:

– Все равно что съесть целого слона, верно?

– Ага, – согласился Карл, знакомый с этой поговоркой. – Надо откусывать понемножку.

Они закончили работу около часа ночи и на цыпочках прошли в дом, чтобы принять душ и отойти ко сну. Карл лег в старой комнате Джона, а Джон взял несколько одеял и заснул на кушетке в гостиной. Скоро – возможно, через несколько дней – он возвратится в свою квартиру, но пока он хотел остаться здесь, в этом доме, рядом со своей семьей.

В субботу утром Лесли Олбрайт проснулась почти безработной. Накануне Бен не принял ее заявление об уходе, но посоветовал ей хорошенько все обдумать в выходные. По всей видимости, он заметил, что она разъярена, оскорблена, вне себя, готова плеваться от злости и, вероятно, не в состоянии принять взвешенное и разумное решение, о котором впоследствии ей не придется жалеть.

И сейчас, сидя в своей маленькой квартирке за утренним кофе и встречая новый день, Лесли уже была в состоянии понять, что Бен поступил умно. Крепкий ночной сон и утро нового дня дают человеку возможность взглянуть на вещи с другой стороны. Вероятно, ее работа стоит того, чтобы сделать еще одну попытку, еще один заход. В конце концов, она сама выбрала эту профессию, она училась и готовилась для работы именно по этой специальности – и в конечном счете, если все принять во внимание, это все-таки достойная профессия. Кроме всего прочего, если она уволится сейчас, то уже никогда не сможет разыскать доктора Деннинга, достать оригинал заключения патологоанатома и сунуть его под нос Тине Льюис. Уже ради одного этого стоило остаться в новостях Шестого канала и вынести любые неприятности.

Итак, решив для себя этот вопрос, Лесли перешла к следующему пункту повестки дня: отложила в сторону недоеденный сандвич, отодвинула чашку с кофе, освободив таким образом на столе место для телефонной книги. Что ж, с запросом на медицинские документы ничего не получилось благодаря стараниям милой Тины, и если в больнице отказываются давать телефонный номер Деннинга, пусть тешатся этим. Но если доктор Деннинг все еще живет где-то в городе, Лесли его разыщет. Первый шаг напрашивался сам собой: надо найти домашний номер Деннинга и просто позвонить ему. Лесли перелистала телефонную книгу и нашла страницу с несколькими Деннингами. Альберт Деннинг, Дэвид Деннинг... ага, вот он, Марк Деннинг, доктор медицины.

Лесли поставила телефон на стол рядом со справочником и набрала номер.

В трубке прозвучало несколько длинных гудков, а потом ответил автоответчик: «Здравствуйте, вы дозвонились в дом Деннингов. Сейчас мы не можем подойти к телефону, но если вы оставите ваше имя, телефонный номер и сообщение, мы перезвоним вам при первой же возможности...»

После гудка Лесли оставила сообщение: «Здравствуйте, вас беспокоит Лесли Олбрайт. Я друг Макса и Дин Брюверов, а также Джона Баррета. Я звоню по поводу вскрытия тела Энни Брювер, которое вы производили в мае этого года...»

Лесли оставила свой домашний и служебный телефоны. Ну вот. Это она сделала. Что дальше? Так, если она поищет в адресной книге, то, возможно, найдет там адрес Деннинга и тогда оставит ему записку в двери. Лесли принялась серьезно обдумывать этот шаг. Теперь она вела жесткую игру.

Джон осторожно отвернул угол брезента, открывая груду струганных досок, ребер и прочих деталей, назначение которых он уже точно не помнил.

– Да-а... сколько времени утекло.

И когда они вот так стояли в дедушкиной мастерской, глядя на заброшенную лодку, Карл вдруг осознал, что он просто смотрит – отстранено, молча, не хватаясь за идею с поспешным энтузиазмом. Еще позавчера мысль о возможности закончить строительство лодки вместе с отцом привела бы его в восторг, – но это было до вчерашнего падения с небес на землю.

Он падал долго и мучительно и боль при падении испытал невыносимую. Он до сих пор чувствовал глубоко в душе болезненные ссадины, на исцеление которых уйдет много времени. Конечно, он видел слезы прошлой ночью и даже, как ему показалось, увидел отца, своего настоящего отца, который работал рядом с ним. Но что это было сейчас? Представление отца о целебном свойстве времени? Поцелуй, призванный ускорить выздоровление? Карл не мог отделаться от легкого чувства раздражения. Отец делал верный шаг на много лет позже, чем следовало.

– Бабушка говорит, вы с дедушкой забросили лодку, когда ты уехал в колледж.

– Верно. – Джон принялся рыться в груде деталей, пытаясь рассортировать их и вспомнить, что есть что. – Это был наш совместный проект, работа, которую мы хотели сделать вместе. Думаю, именно поэтому Папа так и не стал заканчивать ее. Он ждал моего возвращения.

– Ты вернулся слишком поздно.

Карл был прав – Джон знал. Но малыш был излишне резок, а Джону уже хватало боли.

– Да. Да, верно, Карл. Именно так. Но теперь я здесь, и ты тоже, и нам надо принять кое-какие решения.

Карл просто смотрел на куски дерева. Да, именно куски – разрозненные, разбросанные на полу куски.

– Верно? – спросил Джон.

Карл был готов снова уклониться от разговора, но понимал, что поступит малодушно. Нет, он должен все проверить. Он должен знать все наверняка.

– Я не хочу строить никакую дурацкую лодку.

– Я думал, мы с тобой сможем закончить дело, которое начали мы с Папой. Потом Джон осторожно добавил:

– И я думал, мы можем поговорить.

– О чем?

– О чем захочешь.

Карл попробовал прямо взглянуть Джону в глаза, и Джон встретил его взгляд.

Да, он действительно собирался полностью раскрыться – если Карл правильно его понял.

– О чем захочу, значит?

– Послушай, едва ли это доставит нам удовольствие, но какой у нас выбор? Насколько я понимаю, мы можем либо принять существующее положение дел и прямо сейчас начать склеивать обломки, либо просто разойтись в разные стороны, уйти из жизни друг друга и оставить все ошибки неисправленными.

Проверь его, Карл. Нанеси пробный удар и посмотри, как он отреагирует,

– Почему вы с мамой разошлись? Джон поморщился.

– О Господи...Карл вскинул руки.

– Ну да, как же! Мы можем говорить о чем я захочу! – Он двинулся к двери.

– Слушай, дай мне секунду подумать, ладно? Карл остановился, а Джон сердито сказал:

– Ты сразу затрагиваешь серьезные и болезненные вопросы, действительно болезненные – и ожидаешь заранее приготовленных для тебя сообщений и комментариев или что-то такое? Ты считаешь, причина настолько проста?

Карл всего на миг задумался, потом кивнул.

– Да, считаю.

– Да неужели?

– Мама была эгоисткой, ты был эгоистом. Ты думал только о своей карьере, а она думала только о том, как бы не дать тебе – или любому другому мужчине сесть ей на шею.

Джон открыл рот и уставился на сына.

– Тогда зачем спрашивать?

– Причина в этом?

– Да.

– 0'кей.

– Я так понимаю, ты обстоятельно обсуждал эту тему со своей матерью.

– Ее зовут Руфь.

– Ладно... Руфь.

– Должно быть, ты не особо хорошо к ней относишься. Теперь Джон взбеленился. У него с языка сорвалось ругательство.

– Что ты сказал?

– Я сказал... – Джон немного сник. – Извини... – Но потом он вдруг снова разозлился. – И с какой стати я должен извиняться перед тобой? Ты сам-то слышишь, как ты разговариваешь последнее время?

– Эй, я все еще грешник! Я не разговаривал с Богом, как ты!

Джон собирался было парировать и уже набрал воздуха в грудь, но потом сдержал готовые вырваться слова, протяжно выдохнул и просто улыбнулся, покачал головой, опустив глаза, и на миг задумался. Потом он поднял взгляд.

– Ладно, Карл. Ты хочешь найти со мной общий язык? Хочешь быть честным? Тогда скажи мне одну вещь. Когда ты разбрызгивал здесь краску вчера вечером, ты о ком думал?

Карл улыбнулся.

– О себе.

– Значит, ты думал не о бабушке с дедушкой и их уютной маленькой мастерской, не о неприкосновенности их собственности и не о том, как должен вести себя человек в гостях?