– Ты не вправе брать с собой Поля, – ответила Юджиния. Она говорила тихим голосом, не сдвинувшись с места, была спокойна и невозмутима. Смотрела мужу прямо в глаза, словно его возбуждение и выходка с лошадью были явными уловками, впечатлившими его одного.

– И каким же образом, моя дорогая, ты намереваешься мне помешать? – Джордж решительно запрокинул голову и самодовольно улыбнулся. «Не принимай близко к сердцу маленькую женушку, – предупредил он себя, – ты здесь хозяин». И заулыбался еще более самодовольно.

Пассивная насмешка достигла цели. Юджиния попыталась ухватиться за стремя, за подпругу, за поводья, за попону – лишь бы во что-нибудь вцепиться.

– Ты не можешь взять его, Джордж. – Она справилась с собой, чувствуя, что уверенность покидает ее. – Он слишком мал… Прежде всего, он ничего не смыслит в ружьях… – «Стоп, – приказала себе Юджиния. – Осторожнее на поворотах, не то расплачешься. И тогда он одержит верх».

Но урезонивания только укрепляют привычки. Муж – хозяин в семье, а жена – существо подневольное: на этом принципе строился их брак.

– Поль еще крошка, – повторяла она, – … он… вспомни, что произошло на «Альседо»… – Юджиния запнулась. Воспоминание о состязании по стрельбе было неотъемлемо связано с другим воспоминанием, и она неожиданно очутилась лицом к лицу со своим проступком, чувством вины и непростительным грехом. Юджиния отступила и сникла, уничтоженная ощущением собственной обреченности.

– Я повторяю, Юджиния, как ты намерена мне помешать? – Смех Джорджа подтвердил, что он точно знает, на что идет.

Остальные охотники невольно оказались свидетелями семейной ссоры и отошли в сторонку, вращая глазами и качая головами, удивленные нелепостью этой сцены. Сэр Гарольд прошептал Палмер: – До чего же верная эта старая пословица насчет женщин на буше, а?

– Однако будет лучше, если они разберутся побыстрее, – согласился Палмер. – Нам нежелательно медлить с отправлением. Солнце восходит, а вы знаете, до чего оно нас доведет к полудню.

Один лейтенант Браун остался стоять неподалеку, позволяя лошади обнюхивать землю, а сам наблюдал за Юджинией и Джорджем. «Черт возьми, приятель, – думал он, – твоя проклятая лошадь чуть не отдавила ноги твоей жене». Он дернул поводья и направился в сторону Джорджа.

В одно и то же время Юджиния перебирала в уме казавшиеся бесчисленными варианты: «Я плачу? – недоумевала она. – Или кричу? Наверное, я могла бы закричать. Уверена, что смогла бы; это не так уж и трудно. Или я могла бы умолять». Юджиния рассматривала каждую эмоцию, словно это был предмет туалета: сделаешь правильный выбор – твой сын спасен; ошибешься – лишишься всего.

– Возможно, сэр, будет лучше, если я останусь. – Голос лейтенанта Брауна заставил вздрогнуть и Джорджа, и Юджинию. – С миссис Экстельм и девочками, сэр.

– В чем дело, Браун? – грубо спросил Джордж, не склонный прекращать выяснения отношений с Юджинией.

– Если миссис Экстельм беспокоится, что останется здесь одна с девочками, доктором и миссис Дюплесси, то я не буду возражать, если тоже останусь в лагере… – Ничего лучшего Браун придумать не смог.

«Нет, – глазами молила Юджиния. – Речь идет не об этом. Неужели ты не понимаешь, Джеймс? Я же боюсь за Поля, а не за себя».

Джордж захихикал:

– Совершенно верно, лейтенант. Именно это беспокоит мою жену… Эти вечные женские причуды…

Здесь, в лагере, они как за каменной стеной, но она и слышать не хочет… ну, вы же знаете женщин… – Встретив в лице Брауна неожиданного союзника, Джордж еще пуще распетушился. – …Вообще не слушает, так ведь, Джини? – Джордж кротко улыбнулся. – Не может видеть, как все мужчины уезжают. За каждым поворотом ей чудятся львы и тигры… вы же понимаете, лейтенант…

«Дело не во мне, Джеймс, – молили глаза Юджинии. – Пожалуйста, останься с Полем. Ты должен остаться с Полем». – Но Браун не осмеливался взглянуть на ее лицо, а Юджиния не могла позволить себе высказать вслух свои мысли, и они довольно просто попались в ловушку.

Джордж внезапно развернул лошадь.

– Прекрасно, Браун, – заявил он. – Вы остаетесь. – Приняв решение, он почувствовал себя на удивление счастливым. Ему не нравился Браун, это ясно. Он постоянно напоминал ему об истинной задаче, стоящей перед «Альседо». Было бы совсем неплохо на время избавиться от него. На самом деле он был бы рад избавиться от всех от них разом, решил Джордж. От Бекмана, Брауна и Юджинии. Нет необходимости при походе на буш лишний раз демонстрировать собственную некомпетентность.

– Вы так любезно вызвались быть добровольцем, – крикнул Джордж через плечо. – Уверен, вы будете большим утешением слабому полу, оставшемуся здесь, дома. – Если бы Джордж объяснил свой поступок как-то иначе, то никогда бы в этом не признался.

Итак, все разрешилось: Поль отправился с отцом, а Браун остался. Караван всадников, носильщиков, повозок, проводников и воинов племени эспари тронулся в путь в облаке шума и пыли. Лошади тыкались друг в друга и негромко ржали, вычищенные кожаные седла, стремена и подпруги поскрипывали, а погонщики щелкали хлыстами, и всевозможные птицы, ошалело хлопая крыльями, выпархивали из своих зеленых гнезд. Мод ногами людей, лошадей, толстыми брюхами мулов и спицами колес шуршала ломкая трава, и эти звуки вызывали прилив сил и энергии. Поль обернулся помахать рукой матери, сестрам, Дюплесси и лейтенанту Брауну, но их уже не было видно за отправившимся в путь караваном и поднимающимися с выжженной земли полчищами сверчков, кузнечиков и летающих насекомых.

– Ты не можешь?..

«Остановить его», – хотела сказать Юджиния, но знала, что не могла. Она сдержалась, уставившись в темноту своей спальни. «Вот и закончился этот длинный день. Я не должна волноваться. Я должна научиться верить в лучшее. Это не последний раз, когда моему сыну будет грозить опасность. Я должна довериться здравому смыслу, по крайней мере, верить в доброту и гуманность».

– Нет, – ответил Браун на незаконченный вопрос, затем молча сел на складной стул, а комната продолжала погружаться в темноту. Лучи заходящего солнца скользнули по ножкам стола и умывальника; спрятались в кретоновых складках легкого стула и незаметно перескочили на кровать, на занавешенный туалетный столик и незаженную лампу. В Африке темнеет быстро; скоро в комнате воцарился мрак.

– Ну вот, – сказала Юджиния, – наконец мы одни. Добились того, чего хотели.

Они ждали, из собственных соображений или по взаимному согласию, пока закончился казавшийся бесконечным ужин, когда доктор Дюплесси развивал (за двумя сигарами) теорию о поведении слонов, а миссис Дюплесси чуть не заснула за медовым бисквитом. Потом, наконец, Прю пошла укладывать девочек, и Юджиния зашла к ним послушать, как они читают молитвы, а лейтенант Браун сидел на веранде с доктором. И как раз в тот момент, когда казалось, что это уже никогда не произойдет, супружеская чета сухо и учтиво откланялась, и Юджиния с Брауном остались вдвоем.

Все не так, как было в отеле «Бельвиль», думала Юджиния, медленно раздеваясь и складывая одежду на кресло у туалетного столика и умывальника. Несмотря на все ожидания, ей было неловко и стыдно, но казалось, что не остается ничего другого, как лечь в постель. Она откинула простыню и быстро скользнула под нее.

Они занимались любовью так поспешно, словно куда-то торопились. Их тела нашли друг друга, руки получили то, к чему стремились, но каждый думал о своем, словно прислушиваясь к разным звукам. «В следующий раз все будет лучше, – обещали и тот, и другой. – Сегодня необычный день… и это место… и комната. Когда мы лучше узнаем друг друга, – говорили они себе. – Когда почувствуем себя в полной безопасности».

Юджиния погладила Брауна по спине и изгибу плеча; она повернулась к нему лицом и прошептала: «Мой самый любимый». И Браун поцеловал ее в шею, лаская ее трепещущую грудь, и пробормотал: «Юджиния». Но их мысли витали как козодои и кукушки, как скрипучие жуки и напуганные лягушки, поднявшие гам во мраке ночи.