– А у меня есть солдатик, точно такой же, как вы, – великодушно сказал Поль.

– Да неужели? – Меднолицый подмигнул своему напарнику.

– Только у него лицо выкрашено белым. Меднолицый нахмурился.

– И у него другая шапка, – продолжил Поль, не подозревая о своей оплошности. – Но у него такие же, как у вас, малиновые полоски. Только, конечно, поменьше, ведь он и сам меньше. Он выглядит ужасно замечательным.

Слово «ужасный» было новым открытием Поля. Он много раз слышал его этим утром, пока носился с сестрами по кораблю. Его произносили солдаты на папиной яхте, и люди губернатора, и даже мистер Оливер Смайт-Берроуз.

– «Ужасно»? – переспросил меднолицый.

– О да, сэр, – заулыбался Поль, убедившись, что в нем признали человека, умудренного опытом, а не малыша, у которого на губах молоко не обсохло.

– Что ж, мистер «ужасный», думаю, вы будете «ужасно замечательным», если уберетесь к своей мамочке, – прорычал меднолицый.

– Лучше отведи его, Чапман, – недовольно сказал потиравший шею капрал. – Я присмотрю за этой кучей-малой.

– Смотри только, постарайся быть здесь, когда я вернусь, Дэниелс. Очень не хотел бы узнать, что ты уплыл в Брайтон.

– Ну вот еще! – возмутился Дэниелс. – Это ты хочешь курортное кресло в этом курортном Брайтоне! Для меня – только Дели, не забывай об этом.

Поль и его угрюмый телохранитель шли по платформе, лавируя в потоке корзин, коробов и людей. Повсюду стоял ор, и, как казалось Полю, все бессмысленно мотались взад и вперед, как на пожаре, когда никто не знает, где спрятаны ведра. Временами два паровоза выпускали струю пара, и носильщики терялись в них, как путники в снегах, но Полю нравилось это зрелище и в особенности запах огромных машин. Так пахло в их домашней прачечной, и Поль вдруг понял, что скучает по этому большому, уютному дому. И решил держаться поближе к своему провожатому.

Старший сержант Чапман не привык обращаться с детьми. О, когда-то он хотел обзавестись семьей, но большинство англичанок не уживались в местах, где он проходил службу, так что он отменил свадебные колокола раз, потом другой, а теперь, как он любил хвалиться, кому он нужен? Он, седой ветеран, понимал страх ребенка, хотя тот и старался не показывать виду.

– Лучше дай сюда руку. Будь послушным парнем, – хриплым голосом сказал он и, сжав руку Поля, нахмурился, словно побоялся, что его уличат в несоответствующем кадровому военному поведении.

Поль и Чапман проходили сквозь клубы пара.

– Как в снежный буран, – заметил Поль, крепко ухватившись за большую руку и в то же время делая вид, что подобная предосторожность ниже его достоинства. – Прошлой зимой у нас был снежный буран. По-моему, прошлой зимой. Я слышал, папа говорил об этом. Все улицы были в сугробах… По-моему, так сказал папа… В Филадельфии, – добавил Поль для достоверности. – Знаете, мы ведь оттуда.

– Да неужели? – Чапман сделал вид, что слушает, ведя своего маленького подопечного сквозь гущу рукопашного боя. У него было зверское выражение лица, но Поль был слишком мал, чтобы это заметить.

– О да. Вся наша семья, – с гордостью продолжал Поль. – Но, знаете, когда идет снег, мы с сестрами… как я должен говорить: «я» или «мы»? – Не дождавшись ответа, Поль продолжил: – В любом случае, мы с сестрами вышли кататься на санках прямо посередине Честнат-стрит. Прямо там, где обычно ездят экипажи! Не было видно, где кончалась улица и начинался парк!

– Неужели не было видно? – Чапман резко повернул в сторону, чтобы обойти толпу попрошаек, толкавшихся у вагона-ресторана. Но он опоздал: юного принца заметили. Безносые, безрукие, безногие, потерявшие человеческий облик калеки гурьбой бросились к ним. Чапман подхватил Поля на руки и решительно зашагал прочь.

– Вы… Вы любите снег, сэр? – спросил Поль, выглядывая из-за плеча старшего сержанта, чтобы посмотреть, как калеки исчезают в клубах светло-серого дыма. Бесформенные оборванцы выли, скулили и гремели пустыми черепками, что казалось Полю бряцаньем цепей на тощей ноге привидения. Он смотрел и смотрел, пока привидения не утратили очертаний и наконец не угомонились. Лучше поговорить о снеге, решил Поль. – Так как, сэр? – повторил он. – Я имею в виду, любите ли вы снег?

– Ну, не знаю, парень, – небрежно ответил Чапман. – Я давно его не видел. – Старший сержант хотел отпустить малыша, но решил не рисковать. Кругом столько этих чертовых попрошаек. Он не знал, как много Поль успел увидеть, но понимал, что одного взгляда больше, чем достаточно. Африка – не место для белого ребенка.

– А в Англии? – упорствовал Поль.

– Я давно не был в Англии.

– Но это же ваш дом! – ужаснулся Поль. – Как это, не бывать дома! Об этом даже подумать страшно.

– Мой дом здесь, – ответил Чапман. Он говорил тихо, и Поль не был уверен, что правильно его расслышал.

– Здесь? – переспросил малыш, взглянув на привокзальный хаос – шум, жара, вонь – и на нищих, плетущихся в клубах пара, подобно сказочным духам. Он ждал, что вот-вот появится великан. Гигант с семидесятифутовой булавой, который расколотит железную крышу и крикнет: «Фи-фью-фо-фам. Нюхом чую англичан».

– Не на вокзале, парень, – фыркнул Чапман, неправильно поняв смятение Поля. – Я не говорил, что живу на вокзале. Я говорил об Африке. Сейчас мой дом – Африка.

– Она? – промолвил Поль, – и внезапно весь континент представился ему таким же ужасным, как железнодорожный вокзал. Даже еще ужаснее, поскольку это был огромный и более уродливый великан. На его искривленной спине пузырились горы, руки безжизненно болтались под океаном, а на месте носа и глаз покоились глубокие ледяные озера.

– Ну, ты мог бы, по крайней мере, сказать им, чтобы выключили пар! – раздраженно сказала Юджиния, никогда не позволявшая себе такой тон в присутствии детей. – В этом бедламе ничего не видно дальше двух футов!

Юджиния старалась сдерживаться, уговаривала себя, что, создавая панику, сына не найдешь, что нужно действовать хладнокровно, что с Полем не случится никакой беды; но материнский страх противоречит здравому смыслу, и Юджиния видела демонов, почти таких же огромных, каких видел ее сын, и не было рядом большой и сильной руки, за которую можно было уцепиться.

– Не могу понять, Юджиния, как вы втроем могли его потерять. – Джордж, сам в страхе и раздражении, прибег к испытанному оружию: снисходительному сарказму.

– Что ты без конца повторяешь одно и то же! – снова повысила голос Юджиния. – Если бы это помогло нам найти Поля! Дальше, полагаю, ты скажешь, что это испытание придаст ему «стойкости». Как то замечательное маленькое «испытание», когда ты учил его стрелять. – Юджиния яростно атаковала своего противника; ей было все равно, кто ее видит и что подумает. – Безусловно, это была похвальная попытка.

Все остальные – доктор и миссис Дюплесси, Лиззи, Джинкс, Уитни, Браун и Смайт-Берроуз – метались между вагоном и платформой, призывая всех помочь найти малыша. У них не было времени сделать паузу. Так что словесная перепалка между Юджинией и Джорджем прошла незамеченной.

– Если бы ты с ним все время не цацкалась, ему бы не пришло в голову от нас убежать. Он бы знал, что ты просто не…

– Боже мой, Джордж! – взорвалась Юджиния. – Ты слышишь себя?

– Извините, сэр… мэм, – кашлянул старший сержант Чапман и зашел в вагон, держа на руках Поля. Он попытался снять фуражку, но руки были заняты, и он остался стоять, уставившись на мужа с женой, словно ошибся комнатой и застал их в постели.

– Поль! – вскрикнули Юджиния и Джордж одновременно, и Юджиния бросилась к сыну.

– Малыш просто… – Чапман почувствовал, как Поль крепче обнял его за шею, – просто немного поболтал с капралом Дэниелсом и мной. Он был в достойной компании, – добавил он, опуская ребенка так бережно, словно это была хрустальная статуэтка, найденная в пустой хижине. – Так что… вот он здесь. В полном порядке! А, парень?