Слезы старости – спокойные. Тихие, как дождь, они стекают по моим щекам, когда я вспоминаю события прошедших дней. О них рассказывать можно бесконечно. То были грустные дни, дорогой читатель. Как было бы хорошо, если б все было иначе. Но нет радости без грусти. Я уже поняла это и согласилась. Ведь жизнь – как роза, на стебельке которой полно шипов. Сколько раз они кололи меня, оставляя раны, от которых остались глубокие шрамы, о чем однажды предупреждала свою невестку тетя Мэгги. В юности, к своему стыду, я истратила все свои слезы. Теперь мне известно, что плакать – не значит быть слабым, но события тех дней заставляли только рыдать.

Как случилось, что мы стали такими? Какие силы и события сделали нас теми, кто мы теперь есть? Не знаю. «Возможно, – как я частенько думала, – нам самим суждено было сделать себя такими и самим же определить свой жизненный путь.

Если бы Николас не был таким сумасбродным и беспечным, если бы Элизабет любила его немного больше, если бы Торн оказался таким, как все мужчины, если бы Снобхан не отдавалась бы каждому встречному так легкомысленно, – все, что случилось, могло бы вообще не произойти.

Как странно, что с детства, эти четверо впервые поняли, что у них есть свой собственный ум и начали пользоваться им по своему усмотрению, они неминуемо стремились к этому моменту. Как странно, что подобно маленьким рыбкам, беспокойное движение которых вызывает рябь на поверхности пруда, жизни других людей, соприкасаясь с нашими, изменяют их, а наши – их жизни, хотим мы того или нет…

В один ненастный, дождливый ноябрьский день, в Хайтс, чтобы поговорить со своей сестрой Лиззи, неожиданно приехал Торн. Я очень удивилась, увидев его. Ведь он очень редко приезжал в поместье, стараясь из осторожности, избегать встреч с Чендлерами, которые испытывали к нему явную неприязнь. А с тех пор, как Лиззи вышла замуж за Николаса, этот молодчик с ней почти не общался. Поэтому я, сидя у камина в главном зале, вздрогнула, когда Моген впустил его. У меня было предчувствие, что Торн привез плохие вести. Припомнив Ники и Снобхан, вместе скачущих по торфяникам, я подумала, что внезапный приезд этого человека связан с этим. Но это были лишь мои предположения, так как мне не было точно известно, что он собирался сказать ей. Но, как потом выяснилось, известие оказалось еще более ужасным…

Лиззи спустилась вниз, и они с Торном пошли в библиотеку, где могли поговорить с глазу на глаз. Я так и не узнала, о чем родственнички там шептались, и только сейчас, сложив все вместе, догадываюсь о теме беседы. Мои худшие подозрения подтвердились, когда, менее чем через час, Торн вышел с ехидной улыбочкой на лице. Я поняла, что он наконец-то свел с Элизабет счеты, за то, что та вышла замуж за Ники.

После ухода брата, Лиззи медленно вышла из библиотеки, онемевшая и ошеломленная, как человек, получивший сногсшибательный удар. Девушка была ужасно бледной. Я, испугавшись, что она сейчас потеряет сознание, бросилась к ней, умоляя сесть и рассказать, что произошло. Но Лиззи как будто ничего не слышала и сбросила мою руку со своей, зашипев, как дикая кошка и поцарапав меня. Я так испугалась, что отскочила назад, щека горела там, где ее острые ногти прошлись по мне. Не извинившись, жена Николаса бросилась наверх, в свою комнату.

«Знаем ли мы людей по-настоящему?» – подумала я и решила, что, возможно, нет, так как никогда бы не поверила, что Лиззи способна на совершенно безумные поступки. До сих пор меня мучит вопрос: «О чем думала эта женщина, когда, как деревянная кукла, она натянула на себя платье для верховой езды? Какая холодная ярость бушевала в ее сердце, когда она неспеша взяла из ящика стола Ники маленький серебристый пистолет и, зарядив его, положила себе в карман?» Этого мне никогда не узнать. Но я никогда не забуду ее лицо, белое, беспощадное и решительное, когда разгневанная женщина спустилась вниз и приказала привести лошадь.

Уже после, доктор Эшфорд говорил, что Лиззи переживала период депрессии. Это часто случается с женщинами после родов, тем более что после рождения Уинстона прошло всего лишь четыре месяца. Может быть, доктор был и прав, но в душе я думала, что Лиззи вдруг охватило какое-то странное чувство мщения, и ее терпение лопнуло.

Вскочив на свою гнедую кобылу, она галопом ринулась со двора. У меня появилось такое ужасное предчувствие, что я молниеносно переодевшись, быстро вывела из конюшни свою лошадь и бросилась за Лиззи, хотя, после ее отъезда прошло уже почти двадцать минут. Черный Пират летел быстрее ветра. Мы неслись по торфяникам, пока, наконец, я не увидела Лиззи и поняла, что она скачет в сторону каолиновых карьеров. Я ниже пригнулась к шее Черного Пирата и пустила его еще быстрее. Волосы растрепались и развевались на ветру, но на них не хотелось обращать внимание. Я неслась за Лиззи так быстро, как никогда в жизни, так как чувствовала, что должно произойти нечто ужасное. Кузина тоже мчалась, как сумасшедшая. Я никогда не видела, чтобы она так быстро, не обращая внимания на то, что земля влажная и лошадь скользит по ней, мчалась сломя голову.

Уже показались разработки, высокие белые кучи кварца, мерцающие, на фоне дождя, как огромные привидения. Лиззи словно призрак растворилась в тумане, и я с замирающим сердцем поняла, что мне не догнать ее и не предотвратить то, что она задумала.

Продвигаться дальше было опасно. Но я продолжала нестись за Элизабет по следам ее кобылы, которые извивались среди куч кварца, высоко уходящих вверх. Глина прилипала к копытам Черного Пирата, пыль летела во все стороны, покрывая его шкуру и мой плащ тонким слоем мельчайших кристалликов. Я кашляла и чихала, как будто надышалась пудры, но еще крепче вжималась в седло и мчалась, хотя уже не так быстро, потому что земля становилась зыбкой.

Наконец, показались карьеры. Сейчас, впервые, Черный Пират отказывался повиноваться. Увидев перед собой водную поверхность, он тревожно заржал и нервно зафыркал… Но я всеми своими силами толкала его вперед, пока, наконец, мы не выехали на твердое место.

Лиззи неслась по дну одного из карьеров, по направлению к глубокому, зеленоватому пруду, где стоял, отдавая рабочим распоряжения Ники. По земле тянулись длинные шланги. Из одного, смывая каолин в недавно выкопанный пруд, сильной струей била вода. Когда Лиззи подъехала ближе, Ники оглянулся и остолбенел, увидев ее. Он предостерегающе замахал руками. Но Лиззи, не обращая внимания, неслась вперед. Она что-то кричала, но ветер унес слова, и я не услышала ничего, кроме рева льющейся воды.

Наконец, Лиззи остановила свою кобылу. А потом, к моему ужасу, она достала из кармана пистолет, о котором я даже и не подозревала до этого момента. С искаженным от гнева лицом, Лиззи направила его на Николаса и спустила курок. Раздался оглушительный выстрел. Пуля понеслась с бешеной скоростью и, подняв тучи пыли, исчезла в куче каолина. Разобравшись, что происходит, рабочие в ужасе бросились врассыпную, спасая свои жизни.

Но Ники не побежал вместе с ними. Ругаясь и рыча от ярости, он пошел прямо на Лиззи. Та угрожающе снова подняла пистолет, направив его ствол прямо в голову мужу. Николас продолжал двигаться к ней. Не думаю, что даже тогда он верил, что Лиззи собиралась убить его. Должно быть, женская рука дрогнула, когда раздался второй выстрел. После того, как дым рассеялся, я увидела Николаса, который с недоверием смотрел на свою жену. Его лицо исказилось от боли, а между пальцами прижатой к телу руки текла кровь. Лиззи хладнокровно спустила курок в третий раз, но, к моему облегчению, в пистолете было только два патрона и оба были уже израсходованы.

Поняв, что пистолет уже бесполезен, женщина швырнула его в Ники, чуть не угодив ему в голову. А потом, резко дернув свою кобылу, она ускакала прочь. Сжав челюсти, я подгоняла вперед Черного Пирата.