Барбара Вуд
Пророчица
Настоящая работа – это художественный вымысел. Имена, герои, места и события являются игрой воображения автора. Любое сходство с реальными людьми, ныне живущими или жившими когда-то, событиями или местами, является абсолютным совпадением.
Посвящается Карлосу
«Пришел час проснуться ото сна, потому что наше спасение еще ближе, чем когда мы впервые приняли веру».
«Дитя рождается с верой».
«Информация жаждет свободы».
Пролог
ОНА ЗНАЛА, что за ней следят.
Но времени прятаться не было. Оно не работало на нее. Кэтрин неслась против времени.
Она должна была добраться да седьмого свитка раньше остальных – свитка с формулой-разгадкой древних секретов, важнее которых нет и не будет на свете. Кэтрин была абсолютно в этом уверена.
Столько людей рисковали своими жизнями ради этого бесценного документа, и не все из них остались в живых.
Когда Кэтрин почувствовала, как 747-й содрогнулся, она посмотрела из окна на облака, пеленой лежащие далеко внизу, и подумала, что самолет пролетает, видимо, над Нью-Йорком.
«Скорее, – безмолвно подгоняла она бездушную машину. – Пожалуйста, скорее, скорее…»
У нее на коленях лежал журнал, датированный декабрем 1999 года. Его заголовок кричал: «НЕУЖЕЛИ ПРИБЛИЖАЕТСЯ КОНЕЦ СВЕТА?».
«Мы вступаем в новое тысячелетие», – думала Кэтрин. Может, то, что с ней происходит сейчас, и есть ее собственная битва в день Страшного суда?
Безусловно, такое и в голову бы не пришло, когда, еще три недели назад, занимаясь любимой археологией, она шла по следу старой легенды. Шла до тех пор, пока случайно не совершила удивительное открытие, заставившее ее изменить внешность, изменить себя и пуститься в бега, спасая жизнь.
Что-то должно произойти в ближайшее время. Что-то…
Ее личный Конец Света… или всего человечества?
Ответ скрывался в седьмом свитке.
Кэтрин почувствовала, как «Боинг» стал снижаться, и ее сердце бешено забилось от страха и волнения. «Совсем скоро – успокаивала она себя, – все закончится, весь этот кошмар, начавшийся двадцать два дня назад с того взрыва…»
Всего двадцать два дня, а кажется, будто это было так давно – время летело слишком стремительно…
День первый
Вторник,
14 декабря 1999 года,
Шарм-эль-Шейх, залив Акаба
Взрыв случился на заре.
Окрестности содрогнулись, утренняя тишина разбилась вдребезги, и по бесплодным утесам загрохотали лавины; птицы, мирно дремавшие на финиковых пальмах, всполошенно взлетели и понеслись над голубыми просторами залива.
Доктор Кэтрин Александер, проснувшись в испуге, выбежала из палатки. Закрывая ладонью глаза от лучей восходящего солнца, она прищурилась, чтобы разглядеть происходящее неподалеку от лагеря. Увидев громадную машину, раздирающую землю, она чуть не вскрикнула. Ей же пообещали, что предупредят ее перед взрывом, ведь земляные работы производились слишком близко к месту раскопок, и взрыв динамита мог положить конец ее тонкой работе.
В спешке завязывая шнурки на ботинках, она прокричала членам своей бригады, медленно, словно еще не проснувшись, выплывавшим из палаток:
– Проверьте котлован! Посмотрите, опоры на месте? Я пойду поговорю с нашим соседом.
Она увидела, как бульдозеры ползают по изуродованной поверхности земли, и шепотом выругалась.
Строился очередной фешенебельный курорт – еще одно модное место развлечений из тех, что, словно грибы, вырастали один за другим вдоль восточного побережья Синайского полуострова. Повторяя извилистую линию побережья, простираясь до самого горизонта, гостиницы и многоэтажные дома – белые монолиты на фоне застывшей голубизны неба – превращали бесплодную пустыню в подобие Майами. Кэтрин знала, что совсем скоро здесь не останется спокойного уголка и негде будет проводить археологические исследования. Именно это она и пыталась объяснить упрямым бюрократам в Каире, тщетно прося приостановить работы до тех пор, пока она не закончит со своими раскопками. Но в Каире женщин не слушали и особенно игнорировали ту, которой они с такой неохотой выдали разрешение на проведение раскопок.
– Хангерфорд! – крикнула она, приближаясь к хижинам, в которых жили рабочие. – Вы же обещали!
У Кэтрин было очень мало времени. Департамент по культурным ценностям уже дышал ей в спину, усиленно интересуясь ее раскопками. Установить истинную причину ее присутствия здесь было для него несложно, но – и это было намного хуже – им так или иначе предстояло раскрыть ее ложь. Вдобавок ко всему на прошлой неделе из фонда пришло письмо, предупреждающее о том, что финансирование ее проекта будет прекращено, если в ближайшем будущем она не предоставит результаты своей работы.
Переходя от одной хижины к другой, она яростно колотила в двери. «Я просто знаю, что скоро доберусь до этого родника! Если бы мне только дали нормально работать и прекратили вставлять палки в колеса».
– Хангерфорд! Где вы?
Приближаясь к прицепному вагончику, служившему строительным офисом, Кэтрин услышала за спиной шум. Обернувшись, она увидела, как арабы, работавшие на Хангерфорда, бегут к месту взрыва.
Секунду она смотрела, как у основания утеса, где пыль только начала оседать, собираются люди. Увидев их жесты и услышав крики удивления, Кэтрин почувствовала, как у нее внутри все сжимается. Именно такие возбужденные крики ей довелось слышать и раньше – в Израиле и Ливане, когда находили что-то удивительное.
Когда обнаруживали нечто Громадное.
Неожиданно для себя она вдруг тоже пустилась бежать, перепрыгивая через булыжники и обегая валуны. Она присоединилась к толпе как раз в тот момент, когда начальник стройки, Хангерфорд, появился в толпе, приговаривая:
– Так-так… Кто сказал, что можно перестать работать? – Крепкий техасец снял ярко-желтый шлем и провел рукой по рыжеватым волосам. – Доброе утро, доктор, – кивнул он в сторону Кэтрин, заметив женщину. – Так, ребята, что происходит?
Арабы заговорили все сразу, а один протянул начальнику что-то, похожее на старую, пожелтевшую газету.
– Какого черта? – нахмурил брови Хангерфорд.
– Позвольте, – попросила Кэтрин, протягивая руку. Мужчины умолкли, и она перевернула бумагу, внимательно разглядывая ее.
Это был обрывок папируса.
Вытащив из кармана своей блузки цвета хаки небольшое увеличительное стекло, Кэтрин стала рассматривать фрагмент еще пристальнее.
Хангерфорд усмехнулся.
– Богохульство, доктор?
– Нет, видите, что тут написано? «Иисус» по-гречески. Хангерфорд прищурил глаза, вглядываясь в то место, на которое она указывала. «Iesous».
– И что же это означает?
Кэтрин взглянула на папирус: черные буквы древнегреческого алфавита были аккуратно выведены на золотисто-медовой поверхности. Неужели у нее в руках то, о чем любой археолог может лишь мечтать? Нет, этого не могло быть.
– Это, видимо, произведение каких-нибудь оккультистов из четвертого века, – пробормотала она, поправляя прядь золотисто-каштановых волос, собранных в хвост на затылке. – В те времена по этим холмам бродили отшельники. А на закате Римской империи общим языком был греческий.
Хангерфорд обвел глазами голые окрестности: застывшие грубые очертания зазубренных утесов в лучах восходящего солнца; ветер, беспрестанно гуляющий вдоль побережья, казалось, вот-вот поднимет и унесет людей. Мысли Хангерфорда вернулись к клочку папируса.