Болван! Дубовая чурка с ушами…

И только в коридоре, на бегу, я наконец узнал новость, от которой меня бросило сначала в жар, а затем в холод, – на стадионе случилось покушение на губернатора.

На губернатора!

Ах, ангидрид твою в перекись марганца!..

Я знал, что сегодня наша команда, выступающая в высшей лиге, принимает какой-то клуб, претендующий на медали первенства.

Но поскольку футбол был мне по барабану – чего хорошего в том, что двадцать два бесполезных для общества мужика гоняют один несчастный мяч? – я откровенно проигнорировал потуги начальника канцелярии, принявшего на себя нелегкую миссию (с подачи Саенко) распространения среди сотрудников УБОП билетов на матч.

И, как оказалось, был не прав.

Такие неординарные события сотруднику нашей "конторы" желательно наблюдать изнутри, чтобы потом легче было писать роман в протоколах из воспоминаний очевидцев, но никак не свидетелей преступления – их-то обычно не удавалось сыскать никогда.

Возле стадиона творился настоящий бедлам.

Толпы людей, которые уже успели покинуть трибуны, но расходиться по домам не спешили, образовали заторы, через которые к месту происшествия никак не мог пробиться служебный транспорт.

Наверное, вся милиция и весь спецназ города, оцепившие место происшествия, тоже вносили свою лепту в обычный во время таких эесцессов бардак, который с приездом руководящих товарищей постепенно перерастал во вселенский.

Раздавался вой санитарных машин, как всегда прибывающих в тот момент, когда в них уже не было нужды, и рев пожарных монстров, вызванных на всякий случай и теперь пытающихся за ненадобностью покинуть прилегающую к стадиону территорию, при этом не задавив никого из зевак.

Повсюду слышался возбужденный шум и гам толпы и вопли слабонервных гражданок, у которых не хватило ума бежать отсюда, закрыв глаза…

Да, от того, что я увидел, когда благодаря своему удостоверению проник за цепь заграждения, и впрямь можно было заорать дурным голосом – служебный вход для особо важного начальства, который вел на гостевую трибуну, был разворочен, словно консервная банка, небрежно вскрытая топором.

В радиусе не менее двадцати метров от входа валялись бесформенные куски человеческих тел, а чья-то голова застряла в ветвях декоративного дерева, напоминая дьявольский плод из ад-ского сада. – Ведерников! Голос Саенко вернул мне способность трезво мыслить и хоть кое-как соображать. – Сколько можно вас ждать?!

На нем не было лица. Он был бледен, как полотно, в его блуждающих, словно у полоумного, глазах сквозили растерянность вперемешку с паникой.

А знаменитая "полированная" лысина стала похожей на пожелтевший и потускневший от времени бильярдный шар с мелкими трещинками – проступившими сквозь кожу кровеносными сосудами.

Я не стал отвечать на этот совершенно глупый вопрос. Да он, похоже, и не ждал от меня объяснений.

– Вы включены в оперативно-розыскную группу, – без лишних обиняков "осчастливил" меня Саенко.

И, морщась, словно от боли, стал по устоявшейся привычке тереть лысину носовым платком. – Это не голова губернатора?

Я указал в сторону декоративного дерева со страшным "плодом".

– Что-о? Вы в своем уме?! – Саенко побледнел еще больше.

– Меня проинформировали, что произошло покушение на самого…

– А-а, так вы не в курсе… Слава Богу, обошлось. Он где-то задержался и не успел к началу матча. – И кого…

Я хотел сказать "грохнули". Но благоразумно придержал язык – наш милицейский жаргон в этом случае звучал бы кощунственно.

– Александра Давидовича… м-м… Сашу Грузина…

Сашу Грузина?! Ой-ей, мама моя родная… При его-то охране и звериной осторожности… – Он… погиб? Вопрос, конечно, звучал нелепо, но чего не случается даже в таких ситуациях.

– Не осталось и мокрого места. А вместе с ним погибли и четверо человек охраны. Похоже, взрыв был направленного действия, а взрывное устройство – с радиоуправлением. Из обслуживающего персонала стадиона не пострадал никто…

Часа через три, когда уже начало темнеть, а всполошенный люд рассосался по домам, ко мне наконец прорвался Баранкин.

– Слушай, Серега, а меня-то какого хрена сюда вызвали?!

– За компанию.

– Ну, блин, дела… Я едва не сцепился с начальником спецназа. Вот, говорит, список, кого нужно пропускать, и вали отсюда, пока не получил по шее. Это он говорит мне!

– Успокойся, дурачина, и обрадуйся, что хоть ты остался сбоку припека. Дело настолько вонючее… А, о чем говорить! Не нравится мне все это – и баста.

– Ты уже освободился?

– Осмотр места происшествия произведен, теперь там работают эксперты-взрывники. Говорят, на подлете спецы из столицы. Вот им и карты в руки, а я, пожалуй, смайнаю. Моя задача – анализ материалов и систематизация. Так что самое пекло для меня начнется завтра с утра. Поехали…

Итак, началось…

Похоже, Славка пока ничего не подозревает… пусть его… Значит, Саенко доложил, кому следует, о видеоматериалах.

Ох и каша заварилась, брат Серега…

Первый удар, как я и планировал, нанесен именно туда, куда нужно. Страшный, жестокий удар, и, слава Богу, простые люди остались в стороне.

А я, грешным делом, было подумал, что мой замысел где-то дал сбой… Теперь главное – обезопасить невиновных, втянутых мною в смертельно опасную интригу…

– Остановись! – попросил я Славку, когда мы проезжали центр города.

– Ты куда?

– Да так… пройдусь…

– Хочешь проветриться?

– Ага.

– Может, к Жанке заглянешь? Она, по-моему, глаз на тебя положила. – Жанке? А, ну да… – вспомнил я "лапушку".

Значит, ее зовут Жанна… Теперь не забуду. Впрочем, зачем?.. – Запиши адрес…

Баранкин достал блокнот.

– Я и так запомню, – ответил я легкомысленно. – Читай… А теперь – бывай здоров…

Ресторан "Клипер", несмотря на довольно раннее время, был заполнен до отказа.

Конечно, взрыв на стадионе несколько поубавил веселья местным "крутым", и они теперь угрюмо наливались под завязку дорогими импортными коньяками и несравненной отечественной водкой.

Свет в обеденном зале был притушен, оркестр отсутствовал, а из мощных стереодинамиков звучала тихая нейтральная мелодия.

Жоржа я застал в подсобке. Он что-то меланхолично жевал и считал на электронном калькуляторе.

– Наше вам… – буркнул он, удостоив меня подозрительным взглядом. – Что ты здесь забыл?

– Слыхал?

– Ну.

– Не нукай, ты пока еще не запрягал. А следовало бы.

– Опять?!

– Снова. Но не то, что ты подумал.

– Может, соблаговолишь просветить?

– За тем и пришел. У тебя есть на кого оставить дело?

– Тебе и это нужно знать?

– Я ведь мент. А в нашей профессии лишние знания не обременяют.

– Знаешь, Ведерников, о чем я сейчас подумал?

– Не знаю, но надеюсь, что скажешь.

– Мое детство было самым несчастливым периодом моей жизни.

– Почему?

– Потому что я имел глупость в те далекие, добрые времена с тобой познакомиться и подружиться.

– Ну, насчет дружбы ты несколько загнул, а вот по поводу "несчастливого периода", так тебе еще неизвестно, что с тобой вскорости может случиться, если ты сейчас не поднимешь свою толстую задницу и не рванешь из города со скоростью звука.

– Зачем? Саша Грузин приказал долго жить, Сторожук тоже на небесах… хотя я думаю, что гораздо ниже и глубже…

– А значит, все в ажуре, – подхватил я его мысль. – Жорж, твоя бабушка была права – ты точно не еврей.

– Не касайся своими грязными лапами светлой памяти моей бабушки!

– Ладно, не буду. Но истинный еврей, во-первых, поблагодарил бы за оказанную услугу, а во-вторых, заикнись я только, что ему нужно отсюда рвать когти, уже к завтрашнему утру пересекал бы вторую государственную границу. Жорж, ты туго соображаешь. Не заставляй меня думать, что ты глупее, чем на самом деле.

– Но почему-у-у?!

– А вот этого тебе знать не положено. Бери свой любимый "мерс", все сбережения – хорошо, что твоя семья сейчас, насколько ты меня просветил, отдыхает за бугром, – и метись отсюда так, будто за тобой гонятся все исчадия ада. И запомни – никому и никогда не проболтайся о нашем совместном гешефте. Иначе твой длинный язык может нечаянно лишиться пристанища. А это, как тебе известно, навсегда.