– Знаете, Арч, эти современные электронные штучки весьма полезны в нашей работе, – посмеиваясь, сказал Папаша Шиллинг, и его худые пальцы запорхали по клавиатуре. – Посмотрим, что мы имеем в архиве.
Беннет ошеломленно молчал. До сих пор он знал босса как неисправимого ретрограда, предпочитающего все нынешние приобретения цивилизации элементарному гусиному перу (правда, несколько трансформированному в авторучку) и пачке хорошей бумаги. Папаша Шиллинг мог часами с видимым удовольствием упорядочивать свою огромную картотеку, занося новые сведения мелким бисерным почерком. И вот теперь оказывается, что старый сквалыга отважился разориться на очень дорогую технику и при этом работает на ней как заправский программист. Нет, положительно мир изменился. Если уж Папаша Шиллинг поддался на дьявольские соблазны технического прогресса…
– А вот и они, голубчики… – "Ростовщик" с удовлетворением потер руки. – Мими и Фил Катценбах. Лилипуты. Брат и сестра. Они работают на спецслужбу Шин бет.
– Сэр, у меня голова идет кругом. Израильская Шин бет села нам на хвост?! И где – в Лондоне. С ума сойти… Почему?!
– Становится горячо, Арч. Ах, как это здорово… – Папаша Шиллинг с мечтательным выражением потянулся до хруста в костях. – Наконец мы разбудили змеиное гнездо, до сих пор пребывавшее в зимней спячке.
– Вы считаете, что и спецслужбы Израиля включились в охоту за Доди?
– Вопрос поставлен неверно. Не они включились, а мы заставили их принять участие в охоте, и не просто в охоте, а в облаве.
– Пусть так. К этому мы и стремились. Но из каких соображений Шин бет следит за нами?
– Из тех же, что и мы ковыряемся в теневом бизнесе Доди аль-Файеда. Им тоже нужна ширма, дымовая завеса и так далее – короче, алиби. У них и так хватает проблем с арабами, а если еще добавится и ликвидация сердечного друга принцессы Дианы, то можно представить, как все это аукнется на Ближнем Востоке. Израильтянам требуется поддержка, солидарность с коллегами из спецслужб других стран, заинтересованных так же, как и они, в разрыве отношений Дианы и Доди – лучше бы в идеальном, "мягком" варианте. Они ищут компромат, благодаря которому нас можно немножко пошантажировать в случае чего и сделать своими союзниками.
– Судя по тому, что они всерьез занялись проблемой отношений принцессы и Доди, видимо, "мягкий" вариант исчез из их арсенала.
– Да. С нашей помощью. – Что-то холодное и неприятное выглянуло наружу из глазниц Папаши Шиллинга и быстро спряталось под морщинистыми веками.
– Но как в Шин бет узнали, кто участвует в операции "Троянский конь"?
– А вот это, дорогой мой Арч, нам и предстоит выяснить. Притом безотлагательно.
– Сэр, что делать, если мы снова обнаружим топтунов из Шин бет?
– Уничтожить, – безжалостно отчеканил Папаша Шиллинг. – Какие-либо обвинения мы им предъявить не сможем, но и таскать такой неприятный груз на шее желаний у нас нет. Израильтяне полезли в чужой огород. И нужно хорошо дать им по рукам. Мы не арабы или какието там палестинцы. Они нарушили джентльменское соглашение между разведками Америки, Англии и Израиля. Место дислокации группы срочно поменять. Так же, как и коды. Макнэлли получит подкрепление, еще две спецмашины и людей. Пусть приступает к круглосуточному дежурству. Проблемой израильского "крота" в наших рядах я займусь лично…
Арч ушел из конспиративной квартиры номер шестнадцать через один из запасных выходов (он уже знал, что их было два; по крайней мере, так ему любезно объяснил Папаша Шиллинг, хотя Беннет очень сомневался в его чистосердечии). На неприметной улочке его уже ждала Эйприл с машиной. Чуть поодаль стоял и микроавтобус с подразделением головорезов Макнэлли.
Остаток дня и вечер обещали массу "наслаждений"…
Секретный агент МИ-6 горько улыбнулся.
Киллер
Как и было договорено, мне разрешили проводить профессора и Гретхен. Эти печальные проводы больше напоминали поминки. Я, конечно, не рассказал о страшной участи Франца, и немцы пребывали в уверенности, что его убили. Я не стал разубеждать безутешных родственников юного мерзавца, потому что увиденный мною процесс превращения человека в зверя был за гранью рассудка, да и меня просто сочли бы лжецом. Не открыл я профессору и роли Франца в трагедии, финальная часть которой разыгралась в дебрях сельвы: пусть уж лучше о нем скорбят, нежели предадут анафеме. Тем более, что сейчас ему нужны скорее сожаление и участие, нежели злоба и проклятия.
Чтобы как-то скрасить последние дни пребывания Штольца и Гретхен в Сан-Паулу, я поселил их в японской гостинице "Гинза", имеющей на своем фирменном флаге пять звезд. За сутки приходилось платить сто двадцать реалов, но изысканный комфорт и чисто японский стиль обслуживания стоили того. Я разместился в соседнем номере, поменьше, – в том, где жили профессор и Гретхен, было две спальни, огромный холл с вазами и цветами, ванная с джакузи, тоже приличных размеров, и просторный балкон с видом на бетонные джунгли Сан-Паулу. Пока мои подопечные приводили себя в порядок и переодевались – их одежда превратилась в лохмотья, и мне пришлось купить им все новое, – я поднялся на крышу здания, где был приличный бассейн, и отмокал в нем почти три часа, пытаясь смыть не только с тела, но и с души грязь и кровь, в которые я окунулся по уши в мирной и безобидной экспедиции, совершенно этого не предполагая и тем более не желая.
– Мигель, вы наш добрый ангел. – Герр Штольц за эти дни из упитанного флегматика превратился в копию рекламных страдальцев, применяющих разнообразные патентованные средства для похудения. – Но я не могу, не имею права пользоваться вашей добротой. Я попрошу, чтобы мне прислали деньги… – Он немного замялся. – Да, мне пришлют деньги!
Гретхен, тяжело вздохнув, потупилась. И я знал почему – на счете профессора осталось всего ничего, не больше сотни марок; про его финансовые проблемы мне рассказал все тот же Марио.
– Герр профессор, не стоит говорить о таких пустяках. Возвратитесь домой, тогда и… – Я поторопился сменить тему разговора.
Взяв билеты на красно-голубой автобус, обслуживающий международный аэропорт, мы почти час маялись в духоте, пока не добрались до места назначения. Я стоически сносил неудобства: поездка на этом виде транспорта была идеей Штольца – его обуял (пусть и чересчур поздно) бес расчетливости и прижимистости, так как проезд стоил всего шесть реалов с человека. Я с легкостью согласился на предложение профессора – но разве можно было предположить, что как раз именно в этом автобусе сломается кондиционер? Верно говорят, что уж если не везет, так это надолго…
Авиалайнер уже исчез в небесной бездне, а я все еще стоял в полной отрешенности, глядя через огромное витринное стекло здания аэропорта на серый бетон взлетной полосы. На душе лежала непомерная тяжесть, будто я только что навсегда расстался с самыми дорогими и близкими людьми. Профессор и Гретхен были так добры… В их глазах я читал любовь и уважение ко мне, совершенно постороннему, чужому человеку. С ними ушло что-то светлое, по-домашнему уютное и чистое. А я опять должен вернуться в мир ненависти, предательства, интриг и кровавых разборок. Проклятье!
– Мигель… – Голос раздался едва не над ухом, но я даже не шелохнулся.
Я давно знал, что за мной наблюдают, и мог с точностью до миллиметра определить расстояние до говорившего; это был Марио.
– Мигель, нам пора…
– Боишься, что рыбка может сорваться с крючка? – Я повернулся к нему в тихом бешенстве.
– Перестань, не заводись. Тебя требует мой босс. Он не привык долго ждать.
– Пошел ты… со своим боссом… – Я грубо выругался. – Вы мне сейчас как рыбья кость в горле.
– Извини, но время не терпит. – Марио выглядел смущенным и виноватым. – Я понимаю…
– Что ты понимаешь? – Во мне все бурлило. – Может, то, что из-за этих ваших игр нанесена огромная моральная травма профессору Штольцу, человеку, которому мы с тобой и в подметки не годимся?! Или понимаешь горе Гретхен, потерявшей единственного брата, пусть и подонка? Она, к счастью, этого не знает. Мы копошимся, как черви в навозе, все выискиваем дерьмо пожирней, да чтобы его было побольше, а рядом идет жизнь. Настоящая, пусть и трудная, но не зловонная, как у нас. Ради чего?! Мы с тобой убийцы, Марио, грязные подонки, отбросы рода человеческого, не стоящие даже одной слезинки из глаз Гретхен.