…Дело вовсе не в том, пьешь ли ты к ночи или с утра, любить ли русскую водку, как Джин, или, изменив шнапсу, как Лот, переходишь на виски.
Дело в том, с кем ты пьешь, и если с другом — это всегда хорошо.
Лот был уже «образованным» и знал, что к русской водке хороши грибы с солеными огурцами, икра и балык.
Но икры и балыка в ординарном «Бар энд Грилл» не оказалось. Зато были русская водка, виски и его любимое мюнхенское пиво «Левенбрау» с солеными «претцелями».
— Докладывай! — полушутя начал Лот, пропустив первую стопку.
— Не знаю, с чего и начать.
— Нечем ходить — ходи с бубен.
— Ты когда приехал? — Джин все еще не мог скрыть своего изумления.
— Утром. И буду с тобой всю ночь.
— Ночью у меня прыжки на деревья.
— И я буду прыгать на деревья с тобой, — не манерничая, сказал Лот.
— Тебе-то это к чему?
— Чтобы не терять формы… Да, кстати, я узнал черт, знает что. «Кадры», оказывается, напутали, окаянные. Сам генерал Мидлборо возмущен. Они заткнули тебя как рэйнджера в «команду», вместо того чтобы послать на офицерские курсы. Я думал, что ты уже без пяти минут первый лейтенант и командуешь…
— Как минимум, штабом полка, — перебил его Джин.
— Нет, правда, мы завтра же это дело поправим. Я им объяснил, что ты врач и у тебя за спиной корпус подготовки офицеров резерва в медицинском колледже. И вообще…
— …Особенно вообще. — Джин все еще не мог привыкнуть к мысли, что они снова рядом, что их ничего не разделяет, несмотря на разницу в звании и в положении.
Месяцы жестокой службы в Форт-Брагге, самые невесомые погоны на плечах и привычка уже почти механически отвечать: «Да, сэр. Нет, сэр» — все же прорыли между ними ров, так, во всяком случае, казалось Джину между первой и третьей стопкой.
Лот не стал медленно засыпать этот ров. Он просто шагнул через него навстречу Джину.
— Все, что было, на пользу, мой друг. Были бы идеи неизменными и будущее ясным. Нам с тобой предстоят большие дела и опасности, перед которыми все равны: и первые лейтенанты и полковники, прости меня за высокопарность… Тебе куча приветов… От маменьки, от Натали. Маме уже значительно лучше.
— Спасибо… А еще от кого?
— От Си-Би-Гранта.
— Перестань шутить.
— Он меня действительно как-то спросил: что это за малыш, к которому Ширли ездила?
— А ты сказал: «Это неправда, она ни к кому не ездила, я вам не позволю клеветать на женщину и бросать тень на моего приемного сына». Не так ли?
— Ты, однако, начал быстро оттаивать, — не без удивления заметил Лот.
— А разве Грант — это не та опасность, перед которой равны и первые лейтенанты и полковники?
— Но ты-то еще не первый лейтенант?
— Но это теперь, клянусь тебе, уже для меня не проблема.
— Так выпьем за то, чтобы все было так же просто, как у нас сейчас.
Лот внимательно глядел на Джина.
Джин с радостью выпил и закусил прелестным «стэйком», кровавым внутри и обугленным снаружи.
— Ты даже пьешь по-русски, — не удержался Лот. — Пьешь водку и тут же закусываешь мясом.
— Что делать — наследственность… Великий Мендель.
— Русский — это ведь вовсе не красный, — подчеркнул Лот.
— Я ведь не огорчаюсь оттого, что ты немец. Немец — это тоже не обязательно нацист. Главное, что мы свои, а не чужие.
— Это действительно главное, малыш…
— А ты, прости меня, Лот, все-таки приехал сюда в каком качестве, если это не секрет? — поинтересовался Джин.
— Я офицер связи ЦРУ из Управления особых методов ведения войны министерства армии США. Этому управлению, которым руководит генерал Трокелл, подчиняются учебный центр в Форт-Брагге и… все «зеленые береты».
— Понятно… И ты все же будешь с нами сегодня прыгать на деревья, — расчувствовался Джин.
— Я сегодня должен быть рядом с тобой.
— Будь счастлив, Лот!
— До ночи! — Они простились. — И не беспокойся, — сказал на прощанье Лот, — я позвоню к тебе в часть и велю, чтобы все было о'кэй! Джамп!..
Глава семнадцатая.
Из дневника Джина Грина
(продолжение)
12 сентября
Итак, я покинул друзей… Ушел наконец-то от Ч. и стал слушателем офицерских курсов. Поднялся, так сказать, на ступеньку выше. Встаю по-прежнему в пять. По обыкновению после каждой фразы говорю «сэр». Но распорядок дня у нас другой и лекции другие:
а) похищение людей,
б) засады,
в) разрушение мостов,
г) налеты и т. д.
Изучаем оружие всех видов, включая советское, китайское, чехословацкое, французское, собираем и разбираем затвор с завязанными глазами по секундомеру.
Стреляем из лука отравленными стрелами. Учимся работать с гарротой и удавкой. Прыгаем затяжным прыжком с высоты 15—20 тысяч футов над водой, погружаемся и с помощью акваланга идем по дну к «чужому» берегу.
Сегодня я опять услышал легенду о капитане «зеленых беретов» Роджерс Хью Донлоне. Он был четырежды ранен. Дважды погребен. Из рук президента получил «Почетную медаль конгресса».
Байрон завещал свое сердце грекам. Его зарыли в Мисолунгской долине.
А свое сердце, Джин, кому ты завещаешь?
13 сентября
Оказывается, наши прародители — генерал Дикий Билл, или знаменитый Уильям Донован. Это при нем на левой стороне нашего берета засверкал серебряный «троянский конь».
Джей-Эф-Кей[76] сказал про нас: «С гордостью носите ваш берет, который стал знаком отличия и мужества в трудное время…»
Если бы я был подрывник-диверсант, я получал бы дополнительно 50 долларов за опасность.
Подрывник обязан уметь взрывать все, включая мосты и соборы.
У «зеленых беретов» свой лексикон: «акбэт» (команда А), «баткэт» (команда Б). Но есть еще и такое обозначение: Кей-Ай-Эй — эти буквы прозвучали бы для моей старушки матери не лучшим образом: «Убит в бою».
Все чаще думаю о доме. Не о прошлом. Не о будущем. А просто о том, как они там. Кто-то сказал, кажется, какой-то русский, что у раков будущее позади… Смешно… Получил телеграмму от Ш.
Пулемет-браунинг весом в 16 фунтов. Его скорострельность 500 пуль в минуту. Калибр 0,39. С сошками. Стреляет и одиночными выстрелами. Как бы вы думали, он называется?
БАР. Да, да, БАР…
…Нас проверяют на интеллект, на психоустойчивость, на коммуникабельность, на черт знает что…
Берди спросил меня при встрече:
— Чем знаменит день одиннадцатого сентября 1962 года?
— Не знаю, — ответил я.
— Отчуждением Грина от Стиллберда.
Здесь, на офицерских курсах, легче, чем им там с Ч.
15 сентября
В шлюзовой камере страшно, когда вода доходит до подбородка… Потом она перекрывает тебя и связь с лодкой прекращается. Теперь ты уже не человек и не рыба, ты один в волшебной пустыне на глубине сотни футов…
А впереди «чужой» берег. А на нем часовой, которого ты должен убить или похитить.
Рыбы разглядывают тебя и удивляются: что это, мол, за неловкое чудовище? Не видели, не знаем…
Главное, чтобы тобой не заинтересовались акулы. Антиакулин — порошок от акул — слабое утешение. Но для нас дороги обратно нет. Лодка ушла, а запас воздуха рассчитан на расстояние до берега… Если будешь вилять, раздумывать, метаться — останешься без кислорода. Нас подстегивают запасом воздуха, как кнутом.
Море оживает по-настоящему только в верхних слоях, метрах в десяти от поверхности.
Я увидел часового сразу же после того, как прошел первый ряд проволоки. Он стоял ко мне спиной на границе света и тьмы. Луч прожектора то и дело высвечивал его.
Я подполз к нему на самое близкое расстояние — на бросок. К счастью, трава здесь была не вытоптана. Свет прожектора исчез.
На несколько секунд я закрыл глаза — они должны были привыкнуть к темноте, — а потом уцепился зрачками за слабо обозначившийся силуэт часового и прыгнул.
76
Джон Фитцджералд Кеннеди. (Прим. переводчиков.)