Lе Rve Fамilier[29]
Мы полюбили друг друга в минуты глубокого сна:
Призрак томительно-сладкий и странный – она,
Маски, и вечно иной, никогда предо мной не снимая,
Любит она и меня понимает, немая…
Так, к изголовью приникнув, печальная нежная мать
Сердцем загадки умеет одна понимать.
Если же греза в морщинах горячую влагу рождает,
Плача, лицо мне слезами она прохлаждает…
Цвета назвать не умею ланиты ласкавших волос,
Имя?.. В нем звучное, помню я, с нежным слилось.
Имя – из мира теней, что тоскуют в лазури сияний,
Взоры – глубокие взоры немых изваяний.
Голос – своею далекой, и нежной, и вечной мольбой,
Напоминая умолкших, зовет за собой…
1901
Соlloque Sеntiмеnтаl [30]
Забвенный мрак аллей обледенелых
Сейчас прорезали две тени белых.
Из мертвых губ, подъяв недвижный взор,
Они вели беззвучный разговор;
И в тишине аллей обледенелых
Взывали к прошлому две тени белых:
«Ты помнишь, тень, наш молодой экстаз?»
«Вам кажется, что он согрел бы нас?»
«Не правда ли, что ты и там всё та же,
Что снится, тень моя, тебе?» – «Миражи».
«Нет, первого нам не дано забыть
Лобзанья жар… Не правда ль?» – «Может быть».
«Тот синий блеск небес, ту веру в силы?»
«Их черные оплаканы могилы».
Вся в инее косматилась трава,
И только ночь их слышала слова.
«Начертания ветхой триоди…»
Начертания ветхой триоди
Нежным шепотом будит аллея,
И, над сердцем усталым алея,
Загораются тени мелодий.
Их волшебный полет ощутив,
Сердце мечется в узах обмана,
Но навстречу ему из тумана
Выплывает банальный мотив.
О, развеяться в шепоте елей…
Или ждать, чтоб мечты и печали
Это сердце совсем закачали
И, заснувши… скатиться с качелей?
«Сердце исходит слезами…»
Сердце исходит слезами,
Словно холодная туча…
Сковано тяжкими снами,
Сердце исходит слезами.
Льются мелодией ноты
Шелеста, шума, журчанья,
В сердце под игом дремоты
Льются дождливые ноты…
Только не горем томимо
Плачет, а жизнью наскуча,
Ядом измен не язвимо,
Мерным биеньем томимо.
Разве не хуже мучений
Эта тоска без названья?
Жить без борьбы и влечений
Разве не хуже мучений?
«Я долго был безумен и печален…»
Я долго был безумен и печален
От темных глаз ее, двух золотых миндалин.
И всё тоскую я, и все люблю,
Хоть сердцу уж давно сказал: «Уйди, молю»,
Хотя от уз, от нежных уз печали
И ум и сердце вдаль, покорные, бежали.
Под игом дум, под игом новых дум,
Волнуясь, изнемог нетерпеливый ум,
И сердцу он сказал: «К чему ж разлука,
Когда она всё с нами, эта мука?»
А сердце, плача, молвило ему:
«Ты думаешь, я что-нибудь пойму?
Не разберусь я даже в этой муке.
Да и бывают ли и вместе, и в разлуке?»
Первое стихотворение сборника «Sagesse» [31]
Мне под маскою рыцарь с коня не грозил,
Молча старое сердце мне Черный пронзил,
И пробрызнула кровь моя алым фонтаном,
И в лучах по цветам разошлася туманом.
Веки сжала мне тень, губы ужас разжал,
И по сердцу последний испуг пробежал.
Черный всадник на след свой немедля вернулся,
Слез с коня и до трупа рукою коснулся.
Он, железный свой перст в мою рану вложив,
Жестким голосом так мне сказал: «Будешь жив».
И под пальцем перчатки целителя твердым
Пробуждается сердце и чистым, и гордым.
Дивным жаром объяло меня бытие,
И забилось, как в юности, сердце мое.
Я дрожал от восторга и чада сомнений,
Как бывает с людьми перед чудом видений.
А уж рыцарь поодаль стоял верховой;
Уезжая, он сделал мне знак головой,
И досель его голос в ушах остается:
«Ну, смотри. Исцелить только раз удается».