Тарелкин (отходит и в сторону). Собака.

Максим Кузьмич Варравин, с бумагами, показывается из боковых дверей направо.

По канцелярии водворяется тишина; все садятся

и примаются за дело. Максим Кузьмич подходит

к столу, отдает бумаги, делает замечания

и наконец достигает стола Тарелкина.

Тарелкин (встает). Ваше превосходительство – дело есть.

Максим Кузьмич садится на его место,

раскрывает дело и листует; Тарелкин ему указывает, разговор идет вполголоса.

Варравин. Ну, что?

Тарелкин (тихо). От Муромских гонец… Готово!..

Варравин. Как медленно… (Листует дело.)

Тарелкин (докладывает тихо). Что делать! Истинное мучение: и дочь-то любит, и деньги-то любит; и хочется и колется…

Варравин. Надо через третьи руки.

Тарелкин. Ни, ни. Сам, говорит, или ничего.

Варравин. Вот как!

Тарелкин. Третьего лица, говорит, не хочу. Украдет.

Варравин. Так он эту азбуку знает?

Тарелкин. Знает. Он все мытарства прошел. Как порассказал мне его управляющий. – Боже мой, чего с ним не делали: давал он через третье лицо; третье лицо хватило его на полкуша. Стал сам давать – хуже. Кому даст – тот болен; на его место новый – мнение пишет. А тут еще какой случай вышел…

Варравин. Укажите!

Тарелкин (спохватясь). Ах – да!.. (листует дело, указывает и продолжает тихо)… изволите видеть: по вопросу о незаконной связи дочери с Кречинским выискался один артист, да и отмочалил (говорит громко) мнение: принимая, говорит, во внимание то и то, а с другой стороны, обращая внимание на то и то, мнением полагаю (тихо) пригласить врачебную управу для медицинского, говорит, освидетельствования… хи, хи, хи…

Варравин. Кого?!

Тарелкин (в духе). Да ее!

Варравин. Дочь! – ха, ха, ха – ну? (Оба тихо смеются .)

Тарелкин. Ну и взяли, что хотели!..

Варравин. Вздор!.. как можно!..

Тарелкин. Да почему же? Ведь это мнение. За мнение никто не отвечает. Помилуйте! И за решение – и за то взыску нет!

Варравин. Этого в деле нет.

Тарелкин. Я знаю, что нет. С него, чтоб не согласиться, взяли раз, а чтоб и в деле не было – взяли два.

Варравин. Ну?

Тарелкин. Ну и раздели! на полсостояния хватили.

Варравин (качая головой). Тссссс…

Тарелкин. Помилуйте! – и то умеренно!.. он бы все отдал.

Варравин. Так сколько же теперь?..

Тарелкин. Особенной массы нельзя! Взяли… (Думает .) Десять…

Варравин. По такому делу? Одна дочь! Вся жизнь. Тридцать!

Тарелкин. Нету!

Варравин. Достанет.

Тарелкин. Где достать?

Варравин. Дочери лишится.

Тарелкин. Хоть кожу сдерите.

Варравин. Имение заложит.

Тарелкин. Заложено.

Варравин. Ну, продаст.

Тарелкин. Продано.

Варравин (с беспокойством). Неужели?

Тарелкин. Верно.

Варравин. Так что ж они это делают?!

Тарелкин. Вам известно, каковы люди: лишь бы силы хватило – не спустят!

Варравин (сетует). Как же он теперь?

Тарелкин. Добавочные взял, имение продал – ну, тысчонок двадцать пять у него, надо быть.

Варравин. Ну, делать нечего – двадцать пять.

Тарелкин. Ему тоже жить надо, долги есть.

Варравин. Долги подождут.

Тарелкин. Ждут, ваше превосходительство, да не долги. Вот я, видите, в мундире здесь сижу (показывает на стол), а вон там (указывает на прихожую) уж наведываются. А частный человек что? – Частный человек – нуль! ха!

Варравин. Меньше двадцати тысяч дело не кончится…Только скорее. (Встает.)

Тарелкин. Всё готово. – Дожидаются.

Варравин. Так вот что: князь сейчас едет в комитет, чиновников я распущу по случаю праздничного дня; следовательно, через час и его приму. (Встает .)

Тарелкин (громко). Слушаю, ваше превосходительство.

Варравин (громко). Вы сейчас и известите. (Идет в кабинет .)

В эту минуту двери кабинета размахиваются настежь; показывается князь; Парамонов ему предшествует; по канцелярии пробегает дуновение бури; вся масса чиновников снимается с своих мест и, по мере движения князя через залу, волнообразно преклоняется. Максим Кузьмич мелкими шагами спешит сзади и несколько бочит так,

что косиною своего хода изображает повиновение,

а быстротою ног – преданность. У выхода

он кланяется князю прямо в спину, затворяет за ним двери и снова принимает осанку и шаг начальника. Чиновники садятся.

Варравин (остановясь посреди залы и посмотрев на часы). Господа! Нынче праздник – можете кончить. До завтра. (Кланяется и уходит в кабинет .)

Шум. Чиновники подымаются и быстро убирают бумаги. Во все продолжение этого явления залы канцелярии постепенно пустеют. Тарелкин, Чибисов, Ибисов, Герц, Шерц, Шмерц, чиновник Омега и Шило, со шляпами в руках, составляют группу у авансцены.

Ибисов. Кандид Касторыч, едем вместе (подмаргивая). Туда…

Тарелкин. Нельзя, душа; – дело есть.

Голос Варравина (за кулисою). Тарелкин!!

Тарелкин (повертясь на каблуках). Я!! (Бежит в кабинет.)

Ибисов. А?! Каков мой Кандид!

Омега. Да! Расцвел, как маков цвет! Вот: ни состояния, ни родства, а каково: Станислава хватил.

Шерц. В коллежские советники шаркнул.

Шмерц. Двойной оклад взял.

Омега. Чем вышел, это удивление.

Чибисов. В рубашке родился, господа.

Омега. Стало, по пословице: не родись умен, а родись счастлив.

Шило. Это глупая пословица – по-моему, это по стороне бывает. Вы заметьте: вот в Англии говорится: не родись умен, а родись купец; в Италии: не родись умен, а родись певец; во Франции: не родись умен, а родись боец…

Шмерц. А у нас?

Шило. А у нас? Сами видите (указывает на дверь, где Тарелкин): не родись умен, а родись подлец.

Чибисов (с усмешкою). Изболели вы, батенька?

Шило. Изболел-с.

Ибисов. И много ведомств перешли?

Шило. В двух отказали – теперь в третьем.

Чибисов. Что же?

Шило. Откажут.

Ибисов. Ну, тогда-то как?

Шило. Хочу к купцу идти.

Чибисов. В приказчики – сальными свечами торговать.

Шило. Сальными свечами, да не сальными делами.

Чибисов (берет Ибисова под руку). Пойдем, брат, прочь. (Тихо .) С удовольствием бы повесил.

Ибисов. А я бы веревку купил.

Уходят.

Омега (подходит к Шиле и, взявши его за руку). Кастьян Кастьянович, не зудите их; они вам зло сделают; – плюньте.

Шило. Пробовал! (Заикнувшись.) Слюны не хватает…

Омега. Вы теперь куда?

Шило. Куда?! (Заикнувшись). А на мою аттическую квартиру.

Омега. Почему же аттическую?

Шило. А она (та же игра) не топленная.

Омега. Так не хотите ли ко мне – пообедаем вместе.

Шило. Хочу!.. Ведь я через день обедаю, а мне каждый день хочется.

Омега. Чудесно!.. А вы что любите?

Шило. Эва… все! Только бы костей не было… я пробовал… (Заикнувшись.) Не съешь…

Смеются, берутся под руки и уходят.

Тарелкин (выходит из кабинета, держа двумя пальцами ассигнацию, и показывает ее). Благодетель!.. Чем обрадовал; мне ее на извозчика мало. (Сует ее со злобою в портмоне.) Вот толкуют о приказном племени: зачем, говорят, это крапивное племя развели; а этому племени что? Он чай вприкуску пьет; погулять – идет в полпивную: обедать – так съест на двадцать пять копеек серебром – уж и сыт. Ну, а я-то? Аристократ-то? Ведь в полпивную не пойдешь; обедать – все-таки у Палкина; да мне другой раз на перчатки три целковых надо; выходит – петля! Я только долгами и живу, от долгов и околею… Боже мой – ну когда же такая каторга кончится? Ведь вот и тут ничего не будет, – ничего! Оберет он меня, каналья, оберет как липку; как обирал – так и оберет. Хоть бы в щель какую, в провинцию забиться; только бы мне вот Силу да Случай, да я таким бы взяточником стал, что с мертвого снял бы шкуру; право бы снял – потому нужда! Так вот что удивительно: нет вот мне ни Силы, ни Случая. (Задумывается.)