И вновь потянулась дипломатическая канитель. Спорными вопросами оставались тройственные гарантии Эстонии, Латвии и Финляндии, определение "косвенной агрессии" и одновременность подписания дипломатического "пакта трех" и военной конвенции.

Еще раз подчеркну — скорейшее начало военных переговоров было одним из настоятельных требований советской стороны. Впрочем, французские дипломаты были уже к тому времени в состоянии, близком к панике. Министр иностранных дел Франции Жорж Бонне, один из творцов «Мюнхена», очень боялся, что в скором времени Франции придется пожинать плоды его «дальновидной» политики. 24 июля он писал послу в Лондоне: "Настойчивость, с которой народный комиссар [Молотов] подчеркнул срочность и необходимость этих [военных] переговоров, совпадает со взглядами, которые я Вам неоднократно излагал". Бонне был счастлив поскорей направить в Москву военную делегацию и настоятельно просил у посла "убедиться, что британское правительство готово действовать таким же образом". (Телеграмма министра иностранных дел Франции Ж. Бонне послу Франции в Великобритании Ш. Корбену. 24 июля 1939 г. цит. по "Год кризиса 1938–1939", т. 2, стр. 124–125). Неуверенность француза в своих британских союзниках была, к сожалению, оправдана.

Когда британская военная миссия во главе с адмиралом Драксом добралась, наконец, в Москву, выяснилось, что адмирал прибыл на переговоры без формального мандата на ведение этих самых переговоров и без полномочий подписывать итоговые документы. ("Год кризиса 1938–1939", стр. 192). И это не было просто забывчивостью немолодого уже моряка. В упоминавшейся уже инструкции, составленной для британской делегации, недвусмысленно отмечалось: "Вести переговоры весьма медленно". ("Альтернативы 1939 года". Документы и материалы, стр. 229–231). Что конкретно означало это самое "весьма медленно" уточняется в донесении американского временного поверенного в делах США в Великобритании Х. Джонсона государственному секретарю США К. Хэллу: "Военной миссии, которая в настоящее время отправилась в Москву, было дано указание предпринять все усилия, чтобы продлить ее переговоры до 1 октября" (там же, стр 242–243).

Французские представители, узнав о содержании британских инструкций, пришли в отчаяние. Посол Франции в СССР был, судя по всему, просто в бешенстве: "Прежде всего, инструкции адмирала противоречат тому, о чем было договорено между тремя правительствами… Они могут очень навредить, если только британское правительство не намерено аннулировать уже достигнутые столь важные результаты и тайно не хочет провала переговоров". (Телеграмма посла Франции в СССР П. Наджиара министру иностранных дел Франции Ж. Бонне. 12 августа 1939 г., цит. по "Год кризиса 1938–1939", т. 2, стр. 190). Впрочем, как пишет далее Наджиар, "генерал Думенк [глава французской военной миссии] сообщил мне, что он убедил адмирала сообразовать его позицию со своей. Мой коллега подтвердил мне, что у последнего действительно такое намерение, несмотря на его инструкции" (там же). Попытаемся представить себе возникшую ситуацию: Европа уже стоит на грани самой страшной войны за всю свою историю, а британское правительство снабжает своего представителя на чрезвычайно важных, судьбоносных переговорах инструкцией, самонадеянный идиотизм которой очевиден настолько, что британский представитель, движимый "независимостью и патриотизмом" (так у Наджиара), решается вести переговоры ВСЕРЬЕЗ, действуя ВОПРЕКИ ИНСТРУКЦИЯМ СВОЕГО ПРАВИТЕЛЬСТВА!

Однако было уже слишком поздно. Оставалась еще одна проблема, о которой знали и упоминать которую очень не хотели английские и французские участники переговоров. Эта проблема называлась — Польша.

Глава 7

Польский тупик

1.

Переговоры военных миссий СССР, Великобритании и Франции начались в Москве 12 августа 1939 г. И уже на следующий день глава советской миссии Ворошилов задал вопрос, которого так боялись представители Англии и Франции: "Как себе представляют английская и французская миссии наши совместные действия против агрессора или блока агрессоров в случае их выступления против нас?.. Правильно ли понят мой вопрос? Советский Союз, как известно, не имеет общей границы ни с Англией, ни с Францией. Поэтому наше участие в войне возможно только на территории соседних с нами государств, в частности Польши и Румынии". (Запись вечернего заседания военных миссий СССР, Великобритании и Франции. 13 августа 1939 г., "Год кризиса 1938–1939", т. 2, стр. 207) Вопрос был принципиально важным — речь шла о том, пропустят ли Польша и Румыния через «коридоры» на своей территории советские войска, чтобы они могли войти в непосредственное соприкосновение с немецкой армией? Румыния и, особенно, Польша пропускать наши войска не хотели — даже для их собственной защиты от германской агрессии. Польские руководители вообще не хотели ни обсуждать военное сотрудничество, ни вести какие-либо переговоры с Москвой. Было два варианта решения этой проблемы. О первом внятно сказал Дэвид Ллойд Джордж, выступая 3 апреля в парламентских дебатах по поводу гарантии, которую Чемберлен дал Польше. Бывший премьер, вынесший на своих плечах руководство британской политикой в годы Первой мировой войны заявил: "Я не могу понять, почему перед тем, как взять на себя такое обязательство, мы не обеспечили заранее участия России… Если Россию не привлекли только из-за определенных чувств поляков, которые не хотят мириться с присутствием русских у себя в стране, мы должны поставить такое присутствие в качестве условия, и если поляки не готовы принять это единственное условие, при котором мы сможем оказать им результативную помощь, то они должны нести за это ответственность". (Цит. по Уильям Ширер, "Взлет и падение третьего рейха", т.1, стр. 569). Был и второй подход — тянуть время. Этот подход был взят на вооружение правительством Чемберлена. В инструкции для военной делегации на московских переговорах было сказано: "Если русские потребуют, чтобы французское и британское правительство сделали Польше, Румынии или Прибалтийским государствам предложения, которые повлекли бы за собой сотрудничество с Советским правительством или его Генеральным штабом, делегация не должна брать на себя каких-либо обязательств, а должна доложить об этом в Лондон". ("Альтернативы 1939 года". Документы и материалы, стр. 229–231).

Но был, оказывается, еще и третий вариант. Его сочинил писатель Виктор Суворов. Суворов придумал, как Сталин мог предотвратить всю Вторую мировую войну. Рецепт простой: Сталин должен был "независимо от позиции Британии, Франции или Польши официально объявить, что Советский Союз будет защищать польскую территорию как свою собственную". (Суворов, "День 'М'", глава "Пролог на Халхин-голе"). А что? Сталин ведь любил называть себя "русским человеком грузинского происхождения". Вот и проявил бы с грузинской щедростью широту русской души…

Суворовский проект — настоящее чудо! Не просто — «вариант», а настоящий «вариантище»! Правда, не слишком оригинальный. Как уже отмечалось, именно таким было самое первое британское предложение Советскому Союзу, сделанное еще в апреле — мол, не хотел бы СССР заявить про свои гарантии Польше, Румынии "и некоторым другим государствам"? Но мы уже условились не слишком удивляться, когда суворовские «открытия» совпадают с позицией Форин офис английского министерства иностранных дел. Но весной 1939 года англичане не настаивали на своем «замечательном» плане и к отказу Советского Союза этот план обсуждать отнеслись с пониманием. Для того, чтобы осознать всю политическую смелость "спасительного рецепта Суворова-Галифакса", надо вспомнить, чем была в то время Польша и ее руководители, а также отдавать себе отчет в, мягко скажем, непростом характере советско-польских отношений.

2.

Уильям Ширер называет Польшу конца 30-х годов "восточной страной, управляемой горсткой незрелых в политическом отношении полковников". Одним из таких полковников был министр иностранных дел Юзеф Бек. В январе 1933 года полковник Бек в статусе специального представителя польского диктатора маршала Пилсудского привез в Париж предложение о превентивной войне Англии, Франции и Польши против интенсивно вооружающейся Германии. Французский МИД (возможно ошибочно) счел польское предложение провокацией и, вероятно, в назидание, «слил» в прессу любопытный эпизод из жизни полковника. Оказалось, что в 1921-23 гг., когда Бек служил военным атташе Польши в Париже, французская контрразведка получила информацию неблагонадежности этого тогда еще молодого человека. Дальше последовала хрестоматийная операция, всем хорошо знакомая по шпионским кинофильмам: сначала один агент, представляясь итальянским шпионом, предложил польскому атташе солидное вознаграждение за французские секретные документы; затем Беку дали возможность такие документы увидеть; ну и, в конце концов, Бек передал эти самые "секретные документы" мнимому итальянскому шпиону, а на самом деле — сотруднику французской контрразведки. Как пишет Женевьева Табуи, "французское правительство… ограничилось лишь тем, что попросило председателя Совета министров Польши в то время им был генерал Сикорский — отозвать своего военного атташе, но оно не сообщило о действительной причине отзыва, давая таким образом повод предполагать, что речь идет об увлечениях женщинами, азартными играми и спиртными напитками, ибо полковник Бек отдавал дань своей природе". (Женевьева Табуи, "20 лет дипломатической борьбы", стр. 176–177.)