Ничего необычного этот первый день наступившей недели не обещал. Составить пару шифротелеграмм в Москву, написать докладную записку о перспективах промышленного шпионажа на Пиринейском полуострове, пожаловаться на нехватку средств не только на оплату агентов, но и собственных рабочих расходов. Проанализировать последние данные о военной активности англичан на Гибралтаре. Пополнить досье на баскских террористов за счет своего информатора в их среде. Повседневная рутина, необременительная и приятная.

Твердым шагом Казанцев прошел в свой кабинет в посольстве, приветствуя встречающихся коллег, попросил у секретарши кофе и осведомился о секретной почте. Нет, сегодня ничего. Напевая себе под нос арию царя Бориса из оперы „Борис Годунов“, 2 секретарь посольства начал свой обычный рабочий день.

г. Волхов, военный городок авиаполка, понедельник 06.05.9… 06:30

Древний механический будильник знал своё дело хорошо. Каждая его деталь издавала, тужась, ужасающий дребезжащий звон, отчего этот механизм был способен даже к незапланированным перемещениям в пространстве, вибрируя на тумбочке. Но к такому звуку Хорев привык, особенно в дни как сегодняшний, когда боевое дежурство назначено на утро, а не на ночь. Самым грубым и резким был звук сирены боевой тревоги, однако в военном городке она звучала редко, особенно в последние годы. Упругим движением майор выскочил из кровати. Запланированная на сегодня операция отнюдь не мешала ему спать глубоким и свободным от сновидений сном. Откровенно говоря, наступивший день он ждал и получив накануне „добро“ на операцию, испытывал приятное предбоевое напряжение. Но не более того. Он будет готов если волнение придет позднее, но сейчас это ещё неактуально. Прошлепав босыми ногами в ванну по скрипучему дощатому полу, майор долго и тщательно умывался холодной водой, но не из соображений закаливания, а просто потому, что горячая во всем их городке отсутствовала уже два месяца. На ходу одеваясь, он включил электрическую плиту, водрузил на конфорку сковороду и когда она раскалилась, разбил в неё три яйца. Кроме консервов и хлеба других продуктов в доме всё-равно не было, последние остатки уюта ушли из этой квартиры вместе с женой, да и она-то, честно говоря, не особенно себя обременяла заботой о нем. Заварив ещё крепкого чаю, он сел за стол и вдруг подумал, что день ему предстоит серьезный. Тогда майор открыл банку тушенки и вывалил её содержимое прямо в жареные яйца. Перспектива следующего приема пищи была для него в высшей степени смутной и отдаленной. „Собственно говоря, даже трудно представить, в какой точке земли это случится!“ — майор усмехнулся и коснулся рукой закрепленного на талии пояса, чье содержимое было получено в Киеве от Моргунова. Тонкий спортивный костюм, который должен будет на первых порах сменить его летный комбинезон, был аккуратно и незаметно надет под форму. Последние приготовления он произвел накануне, а ещё за день до того майор, получив подтверждение сегодняшнему расписанию полетов, набрал на радиотелефоне Моргуновский номер. Сознание того, что непосредственное начало операции зависит от него, не ласкало самолюбие майора, получать и отдавать приказы в армии суть дело привычное и Хорев подходил к этому спокойно и по-деловому. Серия полетов, которую он проводил сейчас, шла уже достаточно давно, в основном все данные о новых подвесных баках и их возможном влиянии на аэродинамику машины и размещенные на ней системы вооружения, были получены. В принципе, в любой день мог прийти приказ об изменении режима полетов, что поставило бы под угрозу всю операцию. То, что работая в связке с гражданскими, именно он, военный летчик мог бы оказаться невольным виновником срыва так тщательно и издавна подготавливаемых планов, просто не укладывалось в голове. Поэтому первой реакцией на полученное подтверждение была радость, и только. Возможные опасности не страшили его, но только сильнее натягивали и без того напряженные струны нервов. Это для невоенного человека угроза жизни есть нонсенс, нечто экстраординарное, чего надо всячески избегать. Для него опасность была естественной составляющей жизни и степень этой опасности решающего значения не имела. Стресс не превышал нормы, приступы гнева, терзавшие его в последнее время представлялись сейчас далекими и нереальными.

Мыть за собой посуду под сковывающей руки ледяной водой, Хорев не стал, подумав, что всё равно не вернется в эту квартиру при любых обстоятельствах, как бы ни кончился для него сегодняшний день. Лежать ли ему под обломками истребителя, пробираться ли, избавившись от парашюта, сквозь ночь к какому-нибудь населенному пункту, сидеть ли в следственном изоляторе… Хорев оглянулся вокруг себя. Нищета, как и почти у всех военных здесь. Ничего, что можно было бы кому-нибудь подарить. Немногие действительно ценные вещи прихватила, покидая его жена, сославшись на то, что ей-де одной тянуть теперь детей. Да Хорев и не возражал, этот разрыв тогда потряс его настолько, что у него даже не возникло мысли отстаивать какие-то материальные блага. Часы да зажигалка, вот и все личные вещи, которые он берет с собой. Выйдя из дому майор несколько раз подбросил на ладони ключи от квартиры и зашвырнул их далеко в кусты. „Пускай ФСБ поковыряется под дверью“ — подумал он невесело рассмеявшись.

Мысль о том, что может быть ему действительно придется сбить „Боинг“, который он видел раньше лишь как точку на экране локатора дальнего обнаружения, вообще не пришла Хореву в голову. Он был военным человеком и обучен выполнять приказы не вдаваясь в их содержание. Большое количество жертв на стороне противника рассматривалось в этих приказах только как положительный фактор. То, что приказ исходит от человека, не имеющего никакого отношения к ВС, которым он присягал, было уже более тонкой проблемой, но сколько майор не рассуждал над ней, неизменно приходил к выводу, что события последних лет сами по себе фактически освободили его от этой присяги. Страна разваливалась, вместе с ней и армия. Той державы, которая своим прошлым и настоящим вдохновила его стать одним из её защитников, летчиком-истребителем, просто больше не было. Люди, находящиеся у власти даже не считали необходимым скрывать свой корыстный интерес и продажность. Все внешнеполитические достижения, купленные кровью поколений теперь продавались за доллары или отдавались просто так. В любом случае, потеряно было всё и в первую очередь, честь и гордость державы, которую его учили защищать. Страна катилась в преисподнюю и ему совсем не хотелось быть последним стойким оловянным солдатиком на её обломках. С него хватит. Он принимает новые правила игры. Он уйдет и уйдет тем единственным образом как умеет — по-военному, скромно и не прощаясь. И очень может быть, до уровня настоящего „боевого“ в самом непосредственном смысле этого слова, пилота он тоже возвысится именно сегодня.

Ясный весенний день готовился стать в высшей степени примечательным для многих, очень многих людей.