— Испугался вчера? — спросил Пашка.

Николай остановился и опустил на пол ведро, которое держал в руках.

— Испугался? — перепросил он. — Потом, уже на улице испугался, а в первый момент удивился. Не ожидал я от тебя такой услуги, считал, что не любишь меня.

— Что ты, девка, чтобы тебя любить? А я тоже человек, — сказал Пашка и замолчал: получается, вроде оправдывается он перед этим ментом.

— Все мы люди, все мы человеки, — пропел Николай и выбежал из комнаты. Через минуту он вернулся с каким-то тазом и кувшином. — Полей мне, Пашка. А то башка от сала чешется, невмоготу.

Пашка взял кувшин и стал тоненькой струйкой лить воду на рыжую голову. Круглые, крепкие плечи Николая были густо усыпаны веснушками, и Пашка плеснул на них водой: может, смоются.

— Ой, черт полосатый! — взвизгнул Николай и отскочил. — Ошалел, она же горячая! — Он стоял, зажмурив глаза, и, пытаясь найти таз, беспомощно шарил перед собой руками.

— Открой глаза-то, чуня, — сказал, улыбаясь, Пашка и ткнул пальцем его в бок.

— Боюсь! — взвизгнул Николай и отошел от таза еще дальше. — Щекотки боюсь, и мыла боюсь.

Пашка смотрел на смешную фигуру в белой шапке пены и вытянутыми, как у слепца, руками и не мог понять, почему этот парень ему дорог.

— Где же ты? Слушай, Пашка, — Николай подбоченился и поднял слепую и рогатую голову. — Если ты сейчас же не подведешь меня к тазу и спокойненько не будешь поливать, я тебя отлуплю. Больно отлуплю.

Пашка чуть не выронил кувшин, и от этого ему стало еще смешнее, он несколько раз сдержанно хрюкнул, а потом залился неудержимым раскатистым смехом.

— Пашенька, милый, сейчас Климов придет, — размазывая мыло по лицу, заскулил Николай.

— Кажется, он уже пришел, — раздался веселый голос, и Пашка увидел начальника уголовки, который стоял в дверях и смеялся. — Полей ему, Павел. Значит, тебе на роду написано спасать этого вояку.

— Привет, Василий Васильевич! — крикнул Николай и помахал рукой.

Пашка подвел Николая к тазу, и окончание процедуры прошло благополучно.

— Любимый Мишкин номер, — говорил Николай, вытирая голову. — Он-то отлично знает, что я боюсь мыла и щекотки. Но и на солнце есть пятна, верно, Василий Васильевич?

Климов сидел верхом на стуле и набивал трубку.

— Верно. Даже у Павла есть недостатки, а уж на что золотой парень, — сказал он.

Началось, понял Пашка, хотел вернуться на подоконник, но почему-то взял стул, сел напротив Климова и спросил:

— Зачем звали, гражданин начальник?

Климов ничего не ответил и выпустил большое облако дыма. Николай еще бегал по комнате, убирал таз и кувшин, надел гимнастерку, подпоясался широким ремнем и, картинно отставив ногу и тряхнув мокрыми темно-каштановыми кудрями, спросил:

— Хорош?

— Обыкновенный мент, — сказал сквозь зубы Пашка. Его раздражала показная веселость Николая, который упорно приглашал его, Пашку, принять участие в неизвестной игре. А какая здесь игра, когда завели на свою малину, сам начальник явился, наверняка сейчас допрашивать будет.

— Ну и ладно. Пусть обыкновенный, — Николай взял стул и сел рядом с Пашкой. Получилось, что они Как бы вдвоем плечом к плечу против Климова.

— Во-первых, большое тебе спасибо, Павел Иванович Антонов, — сказал Климов и встал. — Помолчи, Николай. — Пашка почувствовал, как его толкнули в бок, и тоже встал. — Спасибо, значит, за... — Климов махнул рукой, — сам знаешь. Рад, что ты человеком оказался.

Пашка невольно ответил на крепкие рукопожатия, почему-то вспомнил тонкие наманикюренные руки Сержа, засмущался и молча кивнул.

— Во-первых, значит, спасибо, — опять повторил Климов.

— А во-вторых, назвался груздем — полезай в кузов, — быстро сказал Николай и довольно хохотнул.

По лицу Климова пошли желваки, он стиснул кулаки, но сдержался и сунул в рот трубку.

— Согласен нам помочь? — спросил он после долгого молчания. — Дело опасное. Неудобно, конечно, одной рукой гладить, а другой запрягать, но выхода у нас нет. Если не согласен, то мы в обиде не будем.

— Да я же вор, начальник! — сказал Пашка и, словно ища поддержки, посмотрел на притихшего Николая, который зашевелил было губами, но потом зажал рот рукой.

— Ты дурак и мальчишка. Ты что думаешь, всю жизнь добреньким воришкой быть? Не выйдет, Павел! — Климов раскочегарил свою трубку и закашлялся. — С одной стороны — тюрьма и Серый, с другой — мы, а ты, как цветок, мотаешься. Карманка, потом грабежи, разбой и убийство. Ты можешь убить человека, Павел? Не можешь? Научишься! Серый тоже не с мокрых дел начинал. Вспомни его и знай, быть тебе таким через десяток лет.

— Не дадим, не то время, — вмешался Николай. — Павел будет честным человеком. Наверняка будет! Только в честную жизнь можно по-разному войти. Можно на аркане, упираясь. А можно самому шагнуть, смело. Да что мы его агитируем, Василий Васильевич! — Николай вскочил. — Павел лучше нас все знает. Я тебе проще скажу, хотя и говорить-то этого не имею Орава. С Серым мой друг лучший ушел, и что с ним сейчас — неизвестно. Конечно, спасибо тебе за вчерашнее, но если Мишка погибнет, мне твой подарок ни к чему. Понял?

Пашка чувствовал, что по вискам бежит пот, но не мог поднять руку. Он вспомнил злую улыбку Цыгана, склонившегося на ним Сержа и вновь услышал его торжествующий голос: «Как дела, Михаил?» Рассказать или нет? Они увели его, может, сейчас и нет в живых этого отчаянного Михаила? Пашка слизнул соленую капельку и, кашлянув, пробормотал:

— Говорите.

Но Климов и Николай молчали. Пашка поднял голову и нетерпеливо сказал:

— Ну?

— Это опасное дело, Павел, ты должен понять, — сказал Климов.

— Не глупее других.

— Серый ушел, и где он сейчас, нам неизвестно. Телефон молчит, а ночью они пойдут в налет, а завтра уползут из Москвы. Надо узнать, где сейчас Серый.

— Да кто же мне скажет? — Пашка облегченно вздохнул и выпрямился на стуле. — Невозможно, начальник. Если только Варька? — он прикусил губу. «Зачем сам лезу, дурак? Ведь честно сказал, что невозможно. Так нет, нашел, идиот, дырку, через которую в гроб можно залезть».

— Может, передумаешь, Павлик? — спросил Николай, положил ему на плечо руку и заглянул в лицо. — Я по себе знаю, как страшно в первый раз.

«Павлик», искренность и сомнение Николая хлестнули Пашку по самолюбию, И сомневается рыжий черт не в том, захочет ли Пашка Америка помочь ментам, а в его смелости.

Теперь, если бы в комнату вошло десять Серых и все они наставили бы на Пашку наганы, он все равно пошел бы. Он посмотрел на Николая, пытаясь вновь увидеть угодливую улыбочку полового и вызвать в себе чувство ненависти. Но ничего не получилось, Каждая веснушка этого курносого парня источала доброту и заботу.

— Варвара, — повторил Пашка, снимая о плеча руку Николая.

— Тоже вариант, но оставим его про запас, — сказал Климов. — А начнешь ты, Павел, с отца Василия.

— А что этот холуй знает?

— Много знает и обязательно сегодня пошлет к Серому человека. Постарайся быть этим человеке», Павел.

— Точно? Ничего себе работает уголовка, — удивленно протянул Пашка.

— Стараемся. — Климов что-то написал на листке и протянул Пашке. — Телефон. Позвонишь и, не называя себя, скажешь адрес. Все.

— Надо бы взглянуть сначала, что там делается, — сказал Пашка, не замечая, что уже обдумывает, как лучше подкатиться к старику, и с удовольствием посмотрит на физиономии Серого и Сержа, когда они увидят наганы ментов.

— Конечно, лучше взглянуть, — согласился Климов.

— Ладно, пошел, — Пашка поднялся со стула и одернул пиджак. «Лучше взглянуть, — передразнил про себя Пашка, — вот и получишь пулю. Начальники думают: раз Америка известный вор, то, значит, вне подозрений. Пусть начальники так думают, а сам-то Пашка знает, что Серый может шлепнуть и без подозрений Зачем ему лишние свидетели?»

— Подожди, Павел. Так не годится, — Климов нахмурился. — Что значит «ладно»? Расскажи, как ты думаешь действовать.