— Оставайся! Буря! — поймав его за голову, кричит сквозь шум волн Николай. — Я тебе напишу, я тебя не забыл… Оставайся!
— Нет-нет! — вертит головой Ленька. — Я грести буду, воду вычерпывать, я все могу!
Костя вскакивает последним и садится на весла, другие весла берет Николай. Лодка, сильно накренившись, вспрыгивает на волну и падает вниз, зарываясь носом в темную пучину… Яркая молния освещает быстро удаляющийся берег и на одно мгновение выхватывает из темноты бледное открытое лицо с блестящими глазами и черными полосками бровей.
— Дядя Коля! Дядя Коля! — вне себя от счастья повторяет Ленька, и Николай молча кивает ему головой, нажимая на весла…
Лодку бросает то вверх, то вниз, через борта ее льется вода… Никич сует Леньке черпак, а сам торопливо выпрямляет руль… На середине реки черная туча вдруг опрокидывается навзничь и вместе со страшным ударом грома разражается ливнем… Лодка встает дыбом и беспомощно вертится в пучине волн, ветер рвет из рук весла…
— Руль! Держи руль! — кричит Костя.
— Держу! — глухо откликается с кормы Никич.
«Потопнем…» — с ужасом думает Ленька, изо всех сил вычерпывая за борт воду. Но страх его не за себя, а за этих троих людей, за дядю Колю, своего большого друга, которого так чудесно нашел он в эту страшную ночь… Не хочется умирать Леньке… Жить бы да жить ему сейчас и радоваться, что жив его дядя Коля… Да еще нельзя ему, Леньке, оставлять навеки свою Макаку… И, не разгибая спины, работает он черпаком, а лодка все наполняется и наполняется водой… То с боков, то с носа обрушиваются на нее волны, а крупный косой ливень беспощадно захлестывает сидящих в ней людей. Пиджак Леньки, намокший и тяжелый, связывает ему руки… Мальчик сбрасывает его под ноги, и крупные капли дождя хлещут по его голой спине…
А лодка то вертится на одном месте, то, глубоко ныряя, рывком бросается вперед, и в черной тьме нигде не видно ни одного огонька…
Плечи у Леньки ломит от непрерывного вычерпывания, он не знает, сколько времени борются они с разъяренной рекой; некогда взглянуть ему на взрослых; молча слушает он изредка подаваемую Костей отрывистую команду:
— Держи лево!.. Относит!
Ленька приходит в себя, когда ливень вдруг затихает и там, где край реки сливается с небом, появляется мутная белая полоса рассвета… Ленька быстро вскидывает глаза, ищет берег… Берега нет нигде… И кажется ему, что лодка, не двигаясь, стоит на одном месте… Но буря постепенно утихает; гром уже не ударяет в уши, а, глухо ворча, как встревоженный в своем логове медведь, уходит куда-то за Волгу… Медленно рассеивается тьма, и вдруг впереди вспыхивает короткий огонек.
— Огонь! — подбодрившись, кричит Никич. — Навались! Буря стихает, но волны разъяренной реки не успокаиваются… Еще и еще раз вспыхивает и гаснет на берегу огонек… Лодку относит в сторону от него… Никич вынимает одной рукой железную табакерку и, с трудом достав оттуда коробку спичек, зажигает сразу две. Ветер и брызги воды мгновенно тушат их, но через минуту ответный огонек на берегу вспыхивает уже в том направлении, куда относит лодку…
Ленька черпает и черпает воду… В молочно-сером рассвете чуть-чуть уже обозначаются лица; мальчик мельком взглядывает на своего дядю Колю и встречает ласковый блеск его глаз… И чудится ему, что знакомый голос, как прежде, Шепчет ему слова утешения и надежды:
«Терпи, брат Ленька! Все повернем мы по-своему и жить будем…»
«…как цари!» — подсказывает ему Ленька.
«Ну, зачем нам такая дурацкая жизнь? Цари, брат, лодыри и тунеядцы, а мы рабочие…»
Замечтавшись, Ленька уже не глядит на бушующую реку и не ищет берега. Берег приближается как-то быстро и неожиданно.
Первым выпрыгивает Костя, за ним Николай. На пустынном песчаном откосе в серой мгле виден пароконный экипаж; около него, попыхивая папироской, стоит кучер.
— Живее! — торопит Костя.
Но Николай, крепко прижав к себе мокрого до нитки Леньку, быстро говорит:
— Константин, запомни: это Ленька-Бублик, мой Ленька! Позаботьтесь о его судьбе! — И, глядя в глаза мальчика, тихо добавляет: — А ты жди меня и слушайся приказа старших!
Ленька ничего не успевает сказать, затуманенными глазами смотрит он вслед исчезающим в сумраке Николаю и Косте, слышит цоканье копыт, видит, как, сорвавшись с моста, быстрые кони уносят куда-то вдаль закрытый экипаж с его дядей Колей…
— Садись, Леня! Уехали они. Время и нам обратно, а то хватится Митрич лодки… — ласково, с глубоким удовлетворением говорит Никич.
Ленька садится на весла… Медленные крупные слезы текут и текут по его лицу… И не знает он сам, сладкие или горькие эти слезы…
— Не плачь! Радуйся! На свободу вырвался большой человек, — строго говорит Никич.
Глава шестидесятая
НА ГОРОДСКУЮ КВАРТИРУ
На другой день, сидя на утесе, Ленька тихо и взволнованно передавал Динке все события этой страшной ночи. Динка слушала, широко раскрыв глаза:
— А как же я проспала! Как же я не слышала ничего!
Я только утром проснулась, когда мама поила Никича чаем… Я думала, что Никич заболел, потому что мама и Катя все упрашивали его лечь в комнате, а потом ходили в палатку и натирали Никичу спину скипидаром с салом, — морща нос, рассказывала Динка.
— Продрог он. Мы назад ехали, дак волны уже потише были и дождь перестал, но ведь мокрые обое до нитки… Пока гребли, еще ничего, только руки в плечах как обломал кто… Устал он, Никич-то. Вылезли на берег, руки у него трясутся, весь синий, никак лодку привязать не мог. Я сам привязал и замок замкнул… Хорошо, никого из рыбаков не было… — ежась, вспоминал Ленька и тут же, широко улыбаясь, радостно добавлял: — Убег мой дядя Коля!.. Кони как птицы! Так подхватили и понесли! А кучер-то знаешь кто был? — Ленька наклонился к уху девочки. — Сдается мне, ваш дядя Олег… Я его по всей повадке узнал…
— Наверное… — задумчиво сказала Динка. — Они ведь все заодно. А лошади такие, как птицы, наверное, из графской конюшни. Я их видела летом… А только куда же мама с Катей поехали? И Алину с собой взяли… И амазонки свои взяли…
— А кто это — амазонки? — удивленно спросил Ленька.
— Это такая одёжа, вроде длинного платья, чтоб верхом кататься. Они сказали, что едут к дяде Леке на пикник. А меня не взяли и Мышку не взяли… Я бы прицепилась, конечно, но мне без тебя не очень хотелось, и Мышка осталась ухаживать за Никичем…
— Это что-то не зря… — задумчиво заключил Ленька и, вдруг побледнев, испуганно огляделся вокруг. — Когда б этот предатель Меркурий остался живой, не уйти бы дяде Коле… — прошептал он словно про себя.
— Постой… а куда он делся? — держа его за рукав, спросила Динка.
Ленька посмотрел на нее мрачными, потемневшими глазами.
— Убил я его… — тихо сказал он.
— Убил? — Глаза у Динки заблестели. — Сам, один, или с Костей?
Ленька прерывистым шепотом стал рассказывать то, что вначале хотел обязательно скрыть. Но душа его, отягощенная свершенным поступком, требовала облегчения и сочувствия подруги.
— Сбросил я его, понимаешь? Человека убил! — с ужасом в глазах добавил он хриплым шепотом.
— Какого человека? Это же был предатель. Его так и надо… — убежденно сказала Динка и, вскочив, рванулась к краю пропасти.
— Стой, куда ты? — схватил ее за руку Ленька.
— Я посмотрю, где он, — вырвавшись, шепнула Динка и, подбежав к доске, осторожно заглянула вниз.
— Упадешь! — бросился за ней Ленька.
— Да не упаду… Нету его… Уплыл… — сообщила она, вставая, и вдруг серьезно сказала: — Такого гада и раки есть не будут!
Ленька с удивлением посмотрел на нее, и глаза его повеселели.
— А я знаешь как запугался… Впервые мне это случилось… Конечно, не человек он, а предатель, это ты правильно сказала. Теперь я и думать об нем не буду!
— Вот еще — думать! Ты молодец. Лень… Он бы, может, и Костю, и твоего дядю Колю выдал… Таких всегда убивать нужно! — деловито сказала Динка, разворачивая принесенный с собой из дому узелок. — Давай попьем чаю, Лень. Вот Линины пироги и мясо, что Катя нам на сегодня оставила. И сахар вот, и хлеб… — с удовольствием раскладывала она на камушке свое угощение.