Изменить стиль страницы

Когда в комнату вошли Франсис Гейл с Филиппом Китингом, Бенджамин Соар вскочил на ноги. У Соара был удивительно колючий взгляд. И вообще, если бы он был не выбрит и вычищен, без бриолина на темных волосах и без очков, то, как думал Поллард, в точности был бы похож на древнего дикого человека.

— Должно быть, вы сэр Генри Мерривейл, — любезно произнес Соар глубоким баритоном. — Дервент говорил, что нам следует ожидать вашего визита. Что ж, надеюсь, эта маленькая встреча снимет напряжение, и даже только ради этого нам стоит поговорить. Нам нет нужды объяснять вам, какое плохое это дело и что мы испытываем в связи с этим. Понятно, что могут чувствовать друзья мистера Китинга. Поэтому самым лучшим было бы разом покончить с этим делом.

— Это меня устроило бы, сэр, — согласился Мастерс, который снова стал самим собой. Он обернулся. — Ах, может быть, я надавил на вас слишком сильно? Но я прав, принимая вас за мистера Гарднера?

— Да, — подтвердил плотный молодой человек с пышными волосами. — И извините, это моя вина, инспектор. Я не должен был разводить тут малину. Но вы застали меня врасплох. Обещаю, больше вам не понадобится применять против меня силу.

— Если вы позволите, я предложил бы всем устроиться поудобнее и простить меня, — вмешался Филипп Китинг. — А я посмотрю, найдете ли нам чего-нибудь выпить…

Мастерс выставил на стол саквояж, который принес с собой.

— Одну минутку, мистер Китинг. Вы нам сейчас понадобитесь.

Пока Мастерс учреждал судейское место, Г. М. тяжело опустился на софу рядом с Соаром и яростными знаками приказал Франсис Гейл, которая, похоже, собиралась заговорить, молчать. Затем усадил ее на софу рядом с собой. Мастерс открыл саквояж.

— Итак, мистер Гарднер, это тот револьвер, которым был убит Вэнс Китинг. Он принадлежит вам?

Гарднер как-то поспешно схватил в руки пушку, открыл магазин, вытащил один из патронов и принялся его рассматривать.

— Перестаньте, сэр! У вас ведь нет на этот счет никаких сомнений, не так ли?

— Нет, он мой, все в порядке. Дервент мне уже сказал, что именно его использовали… Но я смотрю не на пушку, а на заряды. Это — старые ремингтоновские «утки». Их нигде невозможно достать. Последний раз, когда я видел эту штуку, она была заряжена холостыми.

— О? Но она не была заряжена холостыми в ночь понедельника, не так ли?

— В ночь понедельника?

— Предположим, я скажу вам, сэр, что мы знаем, что в ночь понедельника в этом револьвере были настоящие пули?

— В таком случае вы — отъявленный лжец, — заявил Гарднер с прискорбным недостатком манер, однако с очевидной откровенностью. — Потому что именно тогда его и зарядили холостыми. Я сам купил по пути коробку. Вы ведь это время имеете в виду?

— Я имею в виду вечер прошлого понедельника, когда вы и мистер Вэнс Китинг поссорились из-за мисс Гейл в квартире мистера Китинга. Вэнс угрожал вам, заставлял вас в чем-то признаться и выстрелил в вас из этого револьвера.

— Значит, так, — резко произнес Гарднер. Казалось, он смотрит в прошлое: его плечи слегка ссутулились, сильные запястья высунулись из рукавов, пальцы нервно перебегали по дулу пушки. — Верите вы мне или нет, но я ничего другого придумать не могу, как только сказать, что это — дикий, сумасшедший, извращенный розыгрыш… — Неожиданно он быстрым жестом положил револьвер и добавил: — Бедный дьявол!

Наступила пауза. В последних двух словах прозвучала такая горькая искренность (а может быть, также и ирония), что даже Мастерс поколебался. Он вынужден был поверить.

— Джентльмены, позвольте мне вмешаться, — пророкотал тяжелый голос с софы, откуда Г. М. изучал по очереди каждого из находящихся в комнате. — Пока я не расскажу ему, что на самом деле случилось в квартире Китинга, Мастерс не поверит тебе, сынок, — и ты это знаешь. Давайте посмотрим, сумею ли я помочь тебе сделать несколько шагов по дороге. Ты пришел сюда в понедельник вечером повидать Китинга. Он, вероятно, пригласил тебя на ужин, а?

— Да, это так.

— Но это случилось из-за меня, — произнесла с софы Франсис Гейл, вызвав у присутствующих небольшой всплеск эмоций. Гарднер резко замолчал, однако смотрел на нее, весело моргая.

— Попрошу всех, кто здесь находится, заткнуться… — сурово начал Г. М. И недоброжелательно посмотрел на Гарднера. — Итак, вы с Китингом решили пойти на вечер убийств к Дервентам во вторник вечером. И на этой вечеринке Вэнс Китинг должен был играть детектива. Не перебивайте! А Китинг, каким бы он там ни был, любил выставляться. Поэтому, собираясь быть детективом, намеревался самым восхитительным образом провести расследование так, чтобы все открыли рты от удивления! Разве не так? В особенности ему хотелось произвести впечатление на миссис Дервент. Поэтому он собирался подготовиться к нему заранее. Это нормально, Мастерс. Это очень нормально…

Я не знаю конкретных деталей вашего плана. Но подозреваю, что карты были перемешаны так, чтобы ты, сынок, — Г. М. посмотрел на Гарднера, — оказался убийцей. А ты… — он повернулся к Франсис Гейл, — должна была стать жертвой. Финал должен был быть блестящим, как в хорошей пьесе. Говори что хочешь, Мастерс, но повторяю, по-человечески все это очень понятно…

Мастерс медленно обернулся.

— Не хотите ли вы сказать мне… — начал он.

— Это была репетиция, — хрюкнул Г. М. — Точно. Понимаешь, Мастерс, это совсем не похоже на такое дело, когда человек открыто кому-то угрожает, в то время как его лакей мирно готовит напитки на соседнем столике, а официант из отеля стоит в дверях, с интересом наблюдает за сценой и готов сообщить, что обед подан. Не похоже на то, что Китинг, приглашая Гарднера, просил его притащить старомодный револьвер 45-го калибра, чтобы угрожать его жизни. Это необычное оружие скорее всего выглядело как реквизит.

— Благодарю, — произнес Гарднер. — Все именно так и происходило. Можете не полагаться на мои слова. Спросите Бартлетта и Хаукинса. Но чего я не могу понять…

— Хочу вам напомнить, сэр, — перебил его Мастерс, — что, согласно нашей информации, тем не менее выстрел был сделан и разбито стекло.

— Минутку. — Гарднер подошел к внутреннему телефону и что-то быстро сказал в трубку. — Значит, так, инспектор. Дело было так. У нас не было ни малейшего намерения использовать пушку в этой игре в убийство. Я должен был убить Франсис тонким кинжалом. Но Вэнс позвонил мне в понедельник вечером, пригласил меня на обед и попросил принести мой самый эффектный пистолет с холостыми патронами. Когда я явился к нему, он объяснил великий план и показал мне кинжал.

Полагаю, вы знаете эту игру. В основном все сводится к вопросам: «Где вы находились в такой-то и такой-то момент?» Но согласно нашим правилам, убийца должен был оставить материальную улику, которая, соответствующим образом интерпретированная, привела бы прямо к нему…

Г. М. открыл глаза.

— Любопытно, — протянул он. — Гм… Убийца должен оставить материальную улику… И кто же такое придумал?

— Я, — ответил Бенджамин Соар.

— Да, но это требует огромной изобретательности, разве не так? Я имею в виду, оставить улику, которая будет указывать на убийцу и тем не менее не наведет детектива на след в ту же минуту, как только он ее увидит?

— О, мы изобретательные люди, — с обезоруживающей усмешкой заявил Гарднер. — Судите сами. Это должно было быть убийство, совершенное левшой. Понимаете, в жизни я — не левша, и все это знают. Задача заключалась в том, чтобы детектив доказал, что кто-то левша. После того как я «убил» Франсис, она должна была остаться лежать, положив руки на кинжал в ее теле под таким углом, чтобы детектив вычислил, что действовал левша. Это, разумеется, ничего не доказывает. Он проверил бы всех подозреваемых и обнаружил бы, что все они — правши. Однако после долгих допросов и при более скрупулезном рассмотрении… Ну, я лучше вам покажу. Инспектор, на вас есть заколка для галстука?

Мастерс уже дымился.

— Не вижу в этом никакого смысла. Заколка для галстука? Зачем вам понадобилась заколка для галстука?