— И снова не хочу перебивать вас, — остановил его Г. М., — но я не думаю, что мы можем отмахнуться от ссоры так легко, сынок. Гм, нет. После твоих слов фигура Гарднера начинает приобретать совершенно зловещие цвета…

— Не поддайтесь ошибочному впечатлению, — предостерег Филипп, словно не хотел сказать грубости. — Рон — приличный человек. Он был бы одним из величайших крикетистов, если бы поддерживал себя в форме. Я говорил ему, как датский дядюшка, что нельзя хлестать виски и ожидать, что у тебя будет хороший глаз. Надо быть благоразумным. Он даже написал хорошую книгу о путешествиях, во всяком случае, мне говорили, что она хорошая, хотя… — Филипп весело улыбнулся. — Любопытно было бы узнать, кто ее написал за него? И боюсь, Рон в большой заднице в смысле денег. Вот почему он потерял большую часть того, что имел. Но не в этом дело. Честно говоря, я не видел, чтобы его это очень заботило. Есть другая вещь, которая меня тревожит…

— Пушка, да?

— Так вы это заметили, — несколько оживился собеседник. — Ну да, пушка. Сэр Генри, именно из этого револьвера Вэнс выстрелил в Рона в понедельник вечером, и из него же потом убили самого Вэнса.

— Теперь вы в этом уверены?

— Совершенно. Я слишком часто видел этот револьвер у Рона, он особенный. Когда я заглянул в гостиную в квартире Вэнса, я понял это сразу же. Там не было много света, горели только лампа или две на столах, но Вэнс стоял около одной из них и был хорошо освещен. Господи боже, вы не можете себе представить, как я встревожился, когда увидел ту же пушку в среду вечером на вечеринке у Дервента! Обратите внимание, ее принес Рон. На самом деле он, похоже, больше тревожился о тонком кинжале, который тоже принес, чем о пушке. Конечно, я ничего не сказал. И не мог сказать, какое сильное это на меня произвело впечатление. Но даже Рон не такой болван, чтобы убивать Вэнса из своего собственного оружия. В конце концов, я думаю, что его надо допросить. Это была пушка Рона. Он принес ее в дом Дервента. Он унес ее с собой, и он был последним человеком, который держал ее в руках…

— Продолжай! — проревел Г. М., выпрямляясь на стуле так резко, что Филипп вздрогнул. — Только думай, что говоришь, сынок. Глубоко осмысли, что ты скажешь, и не связывай это ни с чем, что ты уже нам рассказывал. Ты уверен, что Гарднер унес эту пушку из дома Дервента в тот вечер, когда был прием?

— Да, конечно. Спросите молодого Бена Соара, если мне не верите.

На столе Г. М. пронзительно зазвонил телефон.

Г. М. посидел мгновение, глядя прямо перед собой, прежде чем взял телефонную трубку и что-то в нее проворчал. Выражение его лица снова стало деревянным. Положив трубку, он поднялся.

— Сынок, — сказал Г. М. Филиппу бесцветным голосом, — я хотел бы еще кое-что у тебя спросить. Не смог бы ты подождать в комнате внизу приблизительно минут десять, пока я не приглашу тебя снова? Это — приятная комната. Все высокородные шляпы из дипломатического корпуса ждут там; я велел положить там «La Vie Parisienne»[3] и «Скетчи Снаппи» — чтение, которое может быть им по душе. Благодарю. Пальчики оближешь!

Общительный, но несколько подозрительный Китинг удалился из комнаты, после чего Г. М. повернулся к Полларду.

— Это Мастерс, — объяснил он не без выражения удовольствия на лице. — Вернулся из поездки в Стритхэм. И это еще не все. С ним Франсис Гейл; и похоже, она хочет нам что-то сказать — вот увидишь, это будет про диван.

Глава 10

КЛЕЙМО НА КОВРЕ

Старший инспектор выглядел почти величественным, когда вошел в кабинет. Он был один, оживленный, чисто выбритый, какой-то вкрадчивый. В одной руке у него был портфель, в другой — маленький саквояж.

— Ах, сэр, — пророкотал Мастерс, то ли совершенно не смущаясь, то ли притворяясь таковым. И положил свою шляпу на стол с величайшим изяществом. — Сегодня утром стало немного прохладнее, вам не кажется? Доброе утро, Боб.

— Хо-хо, — отозвался Г. М. — Перестаньте, Мастерс. Вам меня не одурачить. Черт меня побери, я всю ночь ждал, когда услышу историю о вашей беседе во время поездки в Кенсингтон; и вам не отнять у меня этого удовольствия. Давайте же выкладывайте.

На мгновение Мастерс нахмурился:

— Понимаете ли, сэр, это только между нами, я не возражаю признать…

— Значит, так оно и есть. Мастерс, признавайся! Ты ее испугался.

— Нет, сэр, это не так, — с достоинством возразил старший инспектор. — Не совсем так, точно вам говорю. Но я не возражаю признать, строго между нами, что я продолжал думать: высший класс, предположим, что миссис М. сейчас сунет голову в машину! И — грр-рм! У этих женщин такие манеры, что все возможно. — Он вытащил носовой платок и вытер лоб. — Но это еще не все. Если бы кто-нибудь сказал мне, сэр Генри, что после двадцати пяти лет службы в полиции какая-нибудь отъявленно льстивая Венера одурачит меня… ур! Прошу меня простить, Боб. Не кажется ли тебе, что в этом есть что-то забавное?

— Да, сэр, — подтвердил Поллард.

— Просто внимательнее веди свои записи, мой мальчик, — мрачно буркнул Мастерс, — и оставь дела тем, кто в них лучше разбирается. Как я уже говорил, сэр Генри, я не собирался дать себя одурачить, если вы это имеете в виду. Я — коп и знаю мои обязанности. Но… Предположим, что мы влезли в это дело. Что бы я ни делал и чего бы ни обнаружил… — он впечатляюще побарабанил пальцами по столу, — две вещи я установил точно. Во-первых, отпечатки пальцев — женские отпечатки пальцев на портсигаре — не принадлежат миссис Дервент. Во-вторых, на весь день убийства у миссис Дервент железное алиби. Э?

Г. М. кивнул:

— Да, мы уже об этом догадывались, — проворчал он, глядя в угол потолка. — Мы тут тоже собрали кое-какую информацию. Ну же, ну же, Мастерс, никто не пытается тебя одурачить. Что произошло?

Старший инспектор поколебался.

— Полагаю, мне лучше изложить все по порядку. Но обратите внимание! — Он снова вытер лицо. — Как вы знаете, мы сели в машину. Сначала я допросил ее насчет этого портсигара: когда она в последний раз его видела и все такое. Поначалу она только смеялась и отнекивалась. Гм! Потом совершенно неожиданно вспомнила и, конечно, сказала, что дала его своему другу в понедельник днем. Этим другом был мистер Вэнс Китинг. Похоже, что они с Китингом и ее мужем (улавливаете, сэр?) в понедельник днем вместе пили чай. Китинг взял портсигар и забыл его вернуть. Это дало мне удобный предлог. Я предположил, что если Китинг намеревался встретиться с нею вчера, то, вероятно, намеренно взял этот портсигар, чтобы его вернуть. Затем я сообщил ей новость о смерти Китинга.

— Ну и?.. — оживился Г. М.

— Готов признать, что я совершенно не был готов к тому, что последовало. Одну секунду она просто смотрела на меня — странный взгляд, не знаю даже, как его вам описать. Потом откинулась назад и закричала. Да, закричала. Довольно странная, — произнес Мастерс благоговейно, — эта леди. За всю мою жизнь я никогда не слышал подобного визга. Автомобиль дернулся и едва не врезался в тротуар. Шофер обернулся, вид у него был такой, словно он готов разразиться проклятиями. Потом он остановил машину, вышел и открыл заднюю дверцу. К тому времени женщина забилась в угол, дыхание ее успокоилось, слезы выступили на глазах, и она попыталась прикрыть лицо рукой…

Понимаете, сэр, мне кажется, шофер не стал хватать меня за руку. Он только сказал: «Я знаю, что за игру вы затеяли. Убирайтесь отсюда!» Я объяснил ему, что я — офицер полиции. Он сказал, хрен с ним, и, наверное, стукнул бы меня, если бы не действовал слишком резко и не промахнулся. Говорю вам, эта женщина всюду создает подобную атмосферу. Все начинают действовать таким образом…

— Господь любит неудачников, — выдохнул Г. М., открыв глаза. — И что ты сделал?

— Ничего не оставалось, как ответить ему тем же. Я схватил его, заломил ему руки за спину, так чтобы он не мог двигаться, но он к этому времени уже вопил как резаный. Начала собираться толпа. Сейчас нам нет нужды в это углубляться, но факт в том, — проворчал Мастерс, — что начались беспорядки то ли из-за какой-то дьявольщины, то ли для того, чтобы дать ей время подумать. Только эта женщина лежала в машине, притворяясь, что плачет, и смеялась надо мной, прикрывшись рукой.