Она заколебалась.

— Но я не понимаю, что я могу? Разве что… — она наклонилась, размахивая руками, ее наполовину прикрытые глаза посмотрели ему прямо в лицо, — разве что, если вы согласитесь проехаться со мной в автомобиле?

Затылок Мастерса покраснел, как кирпич.

— Пожалуй, мадам, — мрачно согласился он. — С вашего позволения.

— Боюсь, я смогу взять только одного из вас. Но если вы последуете за мной…

Вполне возможно, что, когда, шелестя черным шелком, она величаво и грациозно усаживалась в машину, то случайно подтолкнула Мастерса под руку. Что-то выпало у него из рук, ярко блеснув в свете фонаря, и серебряный портсигар упал на тротуар. Повернув голову, миссис Дервент издала легкий вскрик. Она увидела портсигар раньше, чем Мастерс успел его подхватить, и какую-то долю секунды в лице ее было нечто такое, что заставило Полларда содрогнуться. Тем не менее миссис Дервент улыбалась.

— Итак, где вы взяли мой портсигар? — спросила она.

— Вы идентифицируете это как ваш портсигар, мадам?

— Я полагаю, что так. Могу я посмотреть на него? Ну конечно. Здесь в углу моя монограмма. Видите эти буквы Дж. Д.? Имя, данное мне при крещении, — Дженет. Но пожалуйста, не последуете ли за мной?..

Шофер захлопнул дверцу лимузина. Когда автомобиль проезжал мимо машины Г. М., он мог увидеть богато уложенный подушками мягкий салон, миссис Дервент, склонившуюся к Мастерсу с великолепной скромной стыдливостью, и Мастерса в котелке, слегка надвинутом на глаза.

В машине Г. М. раздался низкий, немелодичный, странный звук, который Поллард вскоре идентифицировал как радостный смех. Хотя выражение лица Г. М. едва ли изменилось, он двигался вперед и назад в припадке чего-то вроде деревянного экстаза. Веселье все продолжалось. В тот момент Полларду не пришел на ум комментарий юного Уеллера: «Ну, я никогда не видел такого старого привидения за все свои дни. Над чем ты смеешься, тупица?» Но он подумал что-то вроде этого и вот что сказал:

— Попал прямо в объятия змеи. Вы думаете, он сумеет позаботиться о себе?

— О, с ним все будет в порядке, сынок, — успокаивающе хрюкнул Г. М. — Он исполнит свой долг, и, когда это сделает, этой женщине придется пережить довольно неудобные четверть часа. Но, держите меня семеро, все-таки стоило прожить так долго, чтобы это увидеть! Она втащила его в машину раньше, чем ты успел бы сказать «фокус-покус».

— Полагаю, адвокаты могут себе позволить владеть лимузинами «даймлер», — заключил сержант. — Но куда она направилась, как вы думаете?

С некоторым трудом Г. М. выбрался из-за руля.

— Эта машина? Да она нанята. Есть такая компания, которая сдает их в аренду на вечер, если вы хотите произвести впечатление на своих друзей. Гм… Пойдем, сынок. Мы с тобой намерены устроить и устроим небольшой causerie[2] с Дервентом. Ордер? Никогда не думай, получил ли ты какой-нибудь ордер; я — тот, кто обладает властью, будь ты проклят, и не забывай об этом. Я рад слышать, что старина Джем Дервент дома. Мне нравится этот парень.

— Вы хотите сказать, что знаете его?

— Я знаю всех, сынок, — утомленно поведал Г. М. — Разумеется, я его знаю, вот почему и очень рад, что могу сунуть голову в это дело впереди Мастерса. Джем Дервент — хороший и потрясающе умный человек. А теперь хотел бы я знать…

Он толчком открыл одну из зеленых дверей. Внутри высокого холла маленький садик, выглядевший неухоженным, был затенен зеленой листвой. Дом был квадратным, без украшений, света нигде не было. Вместо того чтобы подойти к парадной двери, Г. М. неуклюже двинулся вокруг по боковой дорожке, которая привела их на зады дома. Лондон, казалось, совсем исчез. Прямая дорожка вела к летнему домику. А из летнего домика наружу пробивался свет. Во влажном воздухе чувствовался запах сигары.

В летнем домике горела лампа под абажуром. Рядом с ней, откинувшись в плетеном кресле, сидел тощий длинный человек в обеденном жакете. Его длинные черные ноги были скрещены, и казалось, он смотрит куда-то вдаль. Вокруг лампы вились мошки, и одна большая коричневая бабочка билась зигзагами в окошко летнего домика; но он даже глаза не приоткрыл. А когда мужчина поднес сигару к губам, движение его было таким плавным, что длинный столбик пепла даже не дрогнул. В этой медлительности и неподвижности было что-то тревожное и немного зловещее.

Но первый же близкий взгляд на него, когда он встал, это впечатление тут же развеял. Джереми Дервенту могло быть немногим за шестьдесят. Его манеры были сдержанны до сухости, но по всему чувствовалось, что этот человек не лишен юмора. Это выражали даже его седые волосы — то немногое, что от них осталось — сухие, словно проволока. Его виски были оголены, чисто выбритый подбородок выдавался вперед, а по его виду в целом можно было сказать, что у него нет никаких секретов.

— Это, должно быть, Мерривейл? — произнес Дервент таким же сухим голосом. — Полагаю, что так. Мой дорогой сэр, какая неожиданная и приятная встреча! Пожалуйста, входите.

Г. М. неуклюже пробрался в летний домик, тяжело дыша.

— Хелло, Джем, — отозвался он. — Джем, у меня полно всякой муры, и надеюсь, у нас найдется на нее время. А это — детектив сержант Поллард из известного тебе места; помощник комиссара ввязал меня в это. Джем, боюсь, что я здесь по делу.

В выражении лица Дервента, казалось, ничего не изменилось. Он приветствовал Полларда с великолепной вежливостью, подвинул к столу два стула и остался стоять, пока его гости усаживались.

— Итак, я не собираюсь расставлять тебе какие бы то ни было ловушки или прятаться за всякой ерундой, так что сразу перейду к делу и скажу: «Плохо дело. Ты — юрист и прекрасно знаешь, как далеко ты можешь зайти. Поэтому, если ты начнешь увиливать, нам придется просидеть здесь всю ночь. Но я намерен изложить тебе факты и задать вопросы, ответы на которые запишет Боб. Ты знаешь парня по имени Вэнс Китинг, не так ли?

Глаза Дервента слегка потемнели.

— Да.

— Джем, он был убит сегодня днем в комнате, где полиция караулила дверь и окно. Кто-то два раза выстрелил в него с близкого расстояния и каким-то образом ускользнул незамеченным. Дело вот в чем: дом, где был убит Китинг, — это дом номер 4 на Бервик-Террас, где ты когда-то жил. И на столе там снова стояли десять чайных чашек.

Дервент стряхнул пепел с сигары, аккуратно положил сигару на край пепельницы и некоторое время смотрел в пол, сцепив руки.

— Это шокирующее известие, Мерривейл, — наконец произнес он. — И действительно плохие новости. — Он поднял глаза. — Но что ты хочешь от меня услышать?

— Да, это шокирует. А тебя удивляет?

— Удивляет, если подумать. И почему именно Китинг? Кстати, я должен был вчера встретиться с этим с бедным парнем. И потом, откровенно говоря, это снова возвращает нас к тому делу на Пендрагон-Гарденс…

— О-хо-хо! — тяжело вздохнул Г. М. — Я тебя понимаю: такие совпадения могут заставить тебя почувствовать себя проклятым. Надо же, как только ты съезжаешь из дома, там кого-то убивают… Но начнем с того, что я тебя спрошу: какая сила гонит тебя из дома в дом, словно тебя преследуют судебные приставы? Ты же крепкий гражданин. В твоем положении ты и должен быть таким. Но немногим более двух лет назад ты жил в доме 18 на Пендрагон-Гарденс, потом в доме 4 на Бервик-Террас, а теперь вот здесь на Вернон-стрит… И я слышал, что на следующей неделе ты снова переезжаешь. Почему?

Сказать, что Дервент улыбнулся, было бы неправдой. Скорее то, что отразилось на его лице, походило на легкую сардоническую гримасу. Однако его манеры остались официальными.

— Моя жена очень чувствительна к окружающей атмосфере… — начал он.

— О нет, сынок! — перебил его Г. М. — Думаю, ты хочешь сказать, что каждый раз, когда ей надоедает дом, она настаивает на переезде? И ты соглашаешься?

— Да. Что поделаешь, моя жена обладает великим даром убеждать, — ответил адвокат. — А знаешь, что такое сила речи? Это грозное оружие, способное победить любого мужчину. И полагаю, я не первый мужчина, сделавший такое открытие.