На маленькой, забитой составами станции впереди Иловайской, в вагоне генерала Май-Маевского был собран военный совет. В состав его вошли: генерал Май-Ма-евский, начальник 1-й дивизии генерал Колосовский, начальник 3-й дивизии генерал Витковский и их начальники штабов.

Под аккомпанемент близких выстрелов генерал Май-Маевский предложил на обсуждение два вопроса:

1. Можно ли рассчитывать при создавшейся обстановке удержать Донецкий бассейн?

2.

3. Если задача эта неосуществима, то следует ли удерживаться до конца или эвакуировать Каменноугольный район теперь же?*

4.

Разногласия не было. Совет единогласно признал, что при существующем соотношении сил удержать бассейн невозможно.

По второму пункту было решено: так как фактически почти весь Угольный район находится в руках большевиков, а удержание Иловайской до конца приведет к несомненному истреблению наших частей, являющихся, по существу, уже не частями, а последними кадрами, то ради сохранения армии не доводить обороны до конца, а отойти в сторону Ростова, оставив в районе Иловайской арьергарды, коими упорно и задерживать продвижение красных.

Решение это считалось секретным и войскам не объявлялось. С тяжелым чувством принимали мы это решение. Слишком много крови, усилий и воли потребовала пятимесячная оборона Донецкого бассейна. Десятки раз переходили из рук в руки одни и те же места. И признавать себя побежденным было слишком больно.

Радиус обороны становился все меньше и меньше. Красные бронепоезда со стороны станции Еленовки (с запада) били уже по западной окраине Иловайской. Еще один серьезный нажим — и войска западного участка были бы отброшены к Иловайской.

И тут произошло чудо. То чудо, которое не раз спасало нас в периоды, казалось, полной безвыходности.

Через несколько дней после военного совета, когда под давлением противника штабы корпуса и дивизии отошли на станцию Иловайскую, около полудня я был спешно вызван к генералу Май-Маевскому.

· К нам сейчас подошла пластунская Кубанская бригада. Бригада слабого состава, но все же это кое-что. Начальник бригады заболел, и пластунами временно командует начальник штаба. Он только что был у меня. Ввиду тяжелого положения западного участка я приказал пластунам отправиться туда и восстановить положение. Отправляйтесь с ними и помогите им разобраться в обстановке.

·

· Понимаю, ваше превосходительство. А кто начальник штаба?

·

— Генерального штаба полковник N.N. Вы его знаете?

· Никак нет, не знаю и поэтому опасаюсь, не буду ли я стеснять своим присутствием полковника N.N.

·

· Не думаю. Во всяком случае, разрешаю вам действовать моим именем. Общая обстановка вам известна. Поспешите. Эшелон сейчас уходит.

·

Взяв карту, бинокль, револьвер и доложив кратко генералу Витковскому о полученном мною приказании, я через две минуты был уже в эшелоне пластунов.

Временно командующий бригадой, узнав, что я отправляюсь с ними, был, по-видимому, очень доволен. И он, и командиры отдельных батальонов только что прибыли на новый для них фронт и задавали мне ряд вопросов. Ни подозрительности, ни тем более обиды я ни у кого не замечал. Наоборот, они с кубанским радушием угостили меня обедом и всячески выказывали свое внимание.

Подъезжая к месту назначения, мы встретили отходящие двуколки, зарядные ящики, какие-то повозки. Эта картина не предвещала ничего хорошего.

И действительно, когда мы приблизились к нашим частям, я узнал от командира фланговой роты, что красные в значительных силах обходят наш левый фланг. Взобравшись на крышу вагона, я увидел, как сильные цепи противника, прикрываясь буграми, все глубже и глубже заходят не только во фланг, но и в тыл западного участка.

Они двигались вдоль железной дороги в 500–600 шагах от нее. Случайно наш поезд оказался в ложбине. Большевики могли видеть лишь дым паровоза, но, по-видимому, не знали, кого привез паровоз.

Намеченный нами в пути план действия явно отпадал. Красные сами подставили свой фланг, и надо было это использовать. Бригада немедленно высадилась, тут же, прикрываясь насыпью, развернулась и без выстрелов бросилась в атаку. Крики «ура» и неожиданное появление новых частей белых произвели на большевиков ошеломляющее впечатление. Они остановились, затоптались на месте, затем легли и открыли беспорядочный огонь. Хорошо нацеленные батальоны пластунов стремительным ударом отрезали зарвавшегося врага. Через полчаса все было окончено, и к нашему эшелону со всех сторон поля стали подводить группы пленных…

Если бы мы подъехали на час позже или наш эшелон случайно не остановился бы в ложбине, обстановка могла бы резко ухудшиться.

Положение на западном участке выпрямилось, но через два дня оказалась неустойка на противоположном фланге, и доблестные пластуны, как единственный резерв корпуса, были отправлены на восточный участок.

Только что описанный бой и появление на нашем левом фланге свежих частей (пластунов), по-видимому, встревожили большевиков, и через несколько дней туда прибыли новые красные части. Вновь назревал кризис и тем, казалось, предопределял конечную судьбу Иловайской.

Зная о тяжелом положении 2-го корпуса, главнокомандующий принимал, конечно, все меры, дабы облегчить наше положение. И в день, когда казалось, что мы уже не удержимся, было получено сообщение, что «завтра» у Иловайской начнет сосредоточиваться конный корпус генерала Шкуро. Вслед за ним стали подходить танки, новые части пополнения… Затем было получено уведомление о решении главнокомандующего передвинуть с Царицынского фронта пехотную дивизию генерала Бредова.

Конечно, задумав операцию по овладению Донецким бассейном, генерал Деникин и его штаб заранее уже наметили поход и конного корпуса, и танков, и иных частей. Мы были осведомлены об этом, но время проходило, а обещанная помощь все не появлялась. Между тем каждый день ухудшал положение войск.

Тогда, в апрельские дни 1919 года, измученные защитники Каменноугольного района, конечно, не знали, что подход к ним все новых и новых эшелонов знаменует начало решительного наступления на Харьков. Генерал Деникин был слишком опытным полководцем, чтобы преждевременно разглашать свои оперативные планы.

Прибытие в Донецкий бассейн новых войск и намеченное уширение масштаба военных действий требовали и соответствующей организации. В соответствии с планами главного командования была сформирована армия, а генерал Май-Маевский назначен командующим этой армией.

Во главе корпуса стал генерал Кутепов, прибывший без промедления на станцию Иловайскую. Скоро посетил войска и генерал Деникин.

Чувствовалось, что подготовляется какая-то серьезная операция.

Для встречи главнокомандующего собралось все местное начальство. Тут же, на платформе, находился почетный караул от военного училища. Приезд главнокомандующего привлек, конечно, много любопытных офицеров и солдат.

За четверть часа до прихода поезда генерала Деникина мое внимание привлек шум в толпе, стоявшей за левым флангом караула. Какой-то казак протискивался вперед, желая, по-видимому, возможно ближе разглядеть ожидавшуюся церемонию. Стоявший тут же офицер остановил любопытного. В ответ раздалось площадное ругательство, и казак ударил офицера локтем в грудь.

Спокойно беседовавший генерал Кутепов увидел всю эту быстро разыгравшуюся сцену. В одно мгновение он был уже около офицера и казака.

· В чем дело?

·

· Ваше превосходительство, я остановил казака, чтобы он не лез вперед, а он меня обругал и ударил.

·

— Арестовать! — крикнул генерал Кутепов, обращаясь к левофланговому ряду караула и указывая на казака.

Два юнкера с винтовками в руках взяли казака под руки. Он не сопротивлялся. Только побледнел. Наступила полнейшая тишина.

— Расстрелять! — четко и громко прозвучало приказание нового командира корпуса.

Юнкера стали выводить казака из толпы. Арестованный был парень плечистый, высокий и, видимо, сильный. Юнкера же, взятые случайно с левого фланга караула, доходили ему лишь до плеча.