– Без сомнения, – мрачно подтвердил Трент. – А во-вторых?

– А! – рассмеялась она. – «Во-вторых» волнует меня еще меньше. Я до сих пор не встретила мужчины, достаточно глупого, который бы захотел жениться на вдове с эгоистичным нравом, расточительными привычками, любящей роскошь и ничего не имеющей за душой, кроме того малого, что оставил отец.

Она грустно покачала головой.

– О небо, так у вас ничего нет! – радостно откликнулся Трент. – Тогда я, я скажу… Посмотрите на меня! – неистово говорил Трент. – Это зрелище века! Вот человек, которые говорит: он любит вас и просит вас отказаться от идиотского богатства ради того, чтобы быть с ним.

Она спрятала лицо в ладонях. Он слышал ее прерывистые слова: «Пожалуйста… не надо так…»

А он уже не мог сдержать себя.

– Позвольте мне сказать все, прежде чем я покину вас. Я сознаю всю странность моей выходки, но я рискну. Я хочу облегчить свою душу, она требует открытого признания. Это правда. Вы взволновали меня в ту самую минуту, когда я впервые увидел вас – вы этого не знали, вы сидели у обрыва скалы в Марлстоне… Тогда и позже, когда я проходил мимо этой скалы, казалось, все живое здесь пело о вас, озаренной солнцем, овеянной ветром. И эта песня осталась во мне… Но были еще минуты, когда я сопровождал вас из отеля к дому, ваша рука была на моей руке; что тогда случилось? Я только знал, что никогда не забуду этого прикосновения… До того дня я любовался вами, как любуются прелестью тихой заводи, но тогда я почувствовал таинственные глубины, из которых мне нужно выбраться. На следующее утро я пришел к вам со своим вопросом, измученный сомнениями и опустошенный, и когда увидел вас взволнованной, страдающей, страдающей самой тяжкой болью женщины одиночеством и непониманием в семье, ярость поднялась во мне, и она требовала, чтобы я сказал вам то, что наконец говорю сейчас: что жизнь никогда не будет полной для меня без вашей любви, что, может быть, и я стану необходимым для вас.

– Остановитесь! – вскрикнула она, тяжело откинув голову. – Вы не имеете права… Вы не должны так говорить со мной!.. Вы говорите, как мальчишка… Что случилось с вами? – Она почти рыдала. – Где… где ваша сдержанность?

– Улетучилась! – обреченно сказал Трент. – Улетучилась. И я последую за ней через минуту. – Он жестко брал себя в руки. – Я бы никогда не сказал этого миллионерше… Теперь моя совесть спокойна, я высказал все, и ваше право выгнать меня… Я действительно произнес речь, не предназначенную для научного бюллетеня… Я сказал, что люблю вас, уважаю вас и никого нет для меня дороже в мире. Теперь разрешите мне уйти.

Но она протянула к нему руки.

– Если вы настаиваете, – сказал Трент, – пусть будет по-вашему. Я предпочел бы писать в одиночестве, а если это нежелательно, принесите мне лист чистой почтовой бумаги. И оцените жертву, которую я приношу. Я никогда не любил писать писем… Так что я должен написать? Сравнить ли мне его с солнечным днем?

– Напишите о том, что чувствуете, – сказала она. Он покачал головой:

– Единственное, о чем мне хотелось бы говорить последние сутки встречному и поперечному – мужчине, женщине, ребенку:

Мабель и я помолвлены… Но это не лучшее начало для официального, если не сказать – зловещего письма… Я уже написал: «Дорогой мистер Марлоу». Что дальше?

– Я посылаю вам рукопись, – подсказала она, – с которой, думаю, вас следует ознакомиться…

Он отослал ее к роялю и через несколько минут вручил плотно исписанный лист бумаги. Взяв письмо, миссис Мандерсон прислонилась к его плечу и вслух прочла следующее:

– Двое? – спросила миссис Мандерсон.

– Второй – ваш дядя. Я нашел его прошлой ночью и рассказал всю историю. Я должен был это сделать, потому что когда-то обещал держать его в курсе дела. Он тонкий советчик, и я хотел бы видеть его рядом, когда буду говорить с Марлоу.

Она вздохнула.

– Да, конечно, дядя должен знать правду. Как бы я хотела, чтобы весь этот ужас скорее кончился! Я с нетерпением жду мига, когда вы удовлетворите свой пытливый ум и выясните все, что вас интересует.

Она продолжала читать:

– Какое жесткое письмо! – сказала миссис Мандерсон.

– Думаю, не стоит посылать его по почте, – ответил Трент. – Надо отправить с посыльным и передать в руки Марлоу. Если он отсутствует, оставлять письмо не надо.

Она кивнула.

– Я организую это, – сказала она. Когда миссис Мандерсон вернулась, он сидел в музыкальном салоне. Она опустилась подле него на ковер.

– Скажите мне что-нибудь, Филипп, – сказала она.

– Если это что-нибудь из того немногого, что я знаю.

– Когда вы говорили прошлой ночью с дядей, вы сказали ему… о нас?

– Нет, – ответил он. – Помнится, я не получал никаких полномочий на такой разговор.

– Я хочу, чтобы именно вы сообщили ему обо всем. Может быть, вы догадаетесь, почему… Он откинулся в кресле.

– Что за мир! – сказал он. – Милая Мабель, не сыграете ли что-нибудь, выражающее чистую радость, ничего лихорадочного, нечто вселенское и общечеловеческое. У меня такое состояние, которое не может длится вечно, и хорошо бы извлечь из него все возможное. Она подошла к роялю и взяла несколько аккордов, и музыка была похожа на звук двери, открываемой в рай.

У окна, выходящего в парк, стоял старый дубовый стол. Просторная комната обставленная со вкусом, однако во всем чувствуется рука холостяка. Марлоу отпер ящик стола, извлек конверт.

– Насколько я знаю, – сказал он мистеру Копплсу, – вы читали это.

– Да, это было два дня назад, – ответил мистер Копплс, он сидел на диване и с благодушным видом осматривал комнату. Марлоу повернулся к Тренту.

– Вот ваша рукопись, – он положил конверт на стол. – Я прочел ее трижды и думаю, что никто, кроме вас, в такой короткий срок не выявил бы столько правды.

Трент не обратил внимания на похвалу. Скрестив под стулом длинные ноги, он с окаменевшим лицом смотрел на огонь.

– Вы, конечно, имеете в виду, что основная правда остается за вами, просто ответил он. – Мы готовы выслушать вас, как только вы захотите. Я предполагаю, что это будет длинная история, и что касается меня, чем длиннее, тем лучше: я хочу все понять основательно. Что нам бы хотелось от вас услышать? Все о Мандерсоне и о ваших с ним отношениях. Мне с самого начала казалось, что характер Мандерсона – не последняя часть этого дела.

– Вы правы, – ответил Марлоу. Он пересек комнату и сел на каминную решетку. – Я последую вашему предложению.

– Должен вас предупредить… Несмотря на мое присутствие здесь, – Трент всмотрелся в лицо Марлоу, – несмотря на то, что я приехал выслушать вас, у меня еще нет причин сомневаться во всем, к чему я пришел ранее. – Он похлопал по конверту. – Все, что вы будете говорить, – защита. Вы это понимаете?