Спартон молчал. Он обдумывал варианты, и в конце концов пришел к решению, показавшемуся ему единственно верным.

— Тогда не будем таиться.

— Что же мы тогда будем делать? — удивился Фирс.

— Войдем в деревню и убьем всех кого обнаружим.

— Что? Как это? Вы ведь не можете без веских оснований убивать гражданских!

— Полковник, сэр! Какие гражданские?! Мы в Аду! «Гражданское», по-вашему, население здесь — проклятые души грешников! Я не удивлюсь, если те крестьяне вовсе даже и не грешники, а черти, сменившие по случаю свои личины на более приличествующие окружению. Для нас здесь нет и не может быть друзей или нейтралов, все что движется в этом мире, все это — враги! Зло! Тьма! Уясните это себе раз и навсегда, сэр!

Полковник насупился и ничего не ответил. Спартон дал несколько распоряжений бойцам, и вся группа быстро направилась к деревне, более не таясь в траве. Через двадцать минут солдаты уже входили на главную и единственную улицу селения.

Первыми их увидел какой-то мальчишка, копавшийся в оставшейся после дождя луже на обочине дороги. Подняв глаза на затянутых в черные костюмы людей, он побледнел и с криком бросился в ближайший дом. Тут же оттуда выскочил бородатый мужчина в хлопковой рубахе до колен и плетеной из соломы обуви. В руках мужчина держал вилы, его борода тряслась от испуганного лепетания на непонятном языке.

— Какой-то славянский акцент, — пробубнило в шлеме Фирса. — По голосу он узнал одного из вампиров.

— Что он говорит? — поинтересовался Спартон.

— Говорит, что мы демоны, пришли уничтожить их деревню. Еще говорит, чтобы мы пощадили хотя бы женщин и детей.

— Насчет первого я с ним согласен. А вот насчет второго…

Полковнику стало жутко от того, с какой холодной, смертельной интонацией произнес Спартон свои последние слова. Будто майор вдруг потерял все, что было в нем человеческого, и вмиг обернулся кровожадной тварью, для которой понятия «пощада» не может существовать в принципе.

На крик мужика сбежалась вся деревня. Крестьяне были одеты кто во что горазд, мужчины держали наперевес вилы и нечто вроде пик, женщины прятали за спинами чумазых детей, все что-то лопотали и беспрестанно ахали. Чей-то ребенок ударился в плач.

— Зачищаем, — будничным тоном приказал Спартон.

Бойцы первого отделения — «Волки» — вскинули винтовки к шлемам и сделали прицельный залп. Одиннадцать крестьян тут же свалились как подкошенные: разрывные бронебойные пули — еще одна уникальная разработка Пентагона, а может быть и не Пентагона вовсе — начисто снесли головы бедолаг.

Увидев это, толпа бросилась наутек. Второй залп снес головы еще одиннадцати крестьянам. Тех, что пытались прятаться в домах, убивали бойцы второго отделения — вампиры. Убивали методично, беспощадно и совершенно безэмоционально.

Но Майкл Фирс не привык, когда на его глазах расстреливают женщин и детей. С нечеловеческим рычанием он набросился на Спартона и повалил его наземь. Чисто рефлексивный удар головой скрестил их шлемы, раздался глухой стук, но стекло выдержало. Спартон выгнулся, сбросил с себя беснующееся тело полковника и отшвырнул его автомат подальше. Завязалась драка, в которой полковник не просто уступал, но безапелляционно проигрывал. В конце концов Спартон прижал руки Фирса к земле коленями и уселся на его груди. Полковник тяжело дышал.

— Я предупреждаю вас в последний раз, сэр! — прорычал Спартон, сделав акцент на последнем слове. — Здесь нет людей, все вокруг наваждение! Сэр! Если вы дадите слабину еще раз, я вас убью! Сэр!

Бойцы продолжали расстреливать население деревушки, частые выстрелы слышались в каждом доме. Наконец все стихло. Спартон слез с тела полковника, подал руку и помог ему подняться.

— Я говорю совершенно откровенно, полковник, если вы еще раз выкинете что-нибудь подобное, мне будет проще убить вас, чем подставлять под удар всю группу. Вы меня понимаете?

На взмокшем, красном лице Фирса отобразилась гримаса презрения.

— Да, майор, — ответил он тем не менее, — приношу свои извинения. Просто… все это так дико.

— А вы ожидали, что прогулка по Преисподней будет приятной и беззаботной, сэр? — усмехнулся Хастер, но под тяжелым взглядом Спартона тут же осунулся и отошел в сторону.

Фирс захлопнул забрало, поднял винтовку и принял самый независимый вид. Кстати вспомнился старый анекдот, в котором душа праведника попадает на Небеса, и он видит, как ангелы и души таких же умерших чинно гуляют по парку, ведут умные беседы с животными, играют друг с другом в шахматы и так далее в том же духе. В общем, утопия в чистом своем виде. Но душе хочется знать, что все-таки творится в Аду, и с этой просьбой он обращается к одному из апостолов. Апостол соглашается провести душу через Ад, где она видит следующее: кругом пьянки, черти вместе с грешниками тискают обнаженных красавиц, вино льется рекой, азартные игры в апогее, все блага, казалось бы, дозволены. Видя такое, у души возникает непреодолимое желание остаться в Аду навеки, ибо здесь явно веселее, чем на Небесах. Долго уговаривает апостол душу одуматься, но та стоит на своем. В конце концов, апостол соглашается и ссылает душу в Ад, где тут же мрачного вида черти насаживают душу на вилы, бросают в огромную яму с дерьмом и посредством чудовищных издевательств заставляют душу это дерьмо поглощать. Естественно, подобное обращение вызывает у души, мягко говоря, недоумение, и со слезами на глазах она восклицает: «Да что ж вы делаете-то, паскуды! Ведь я ж свой, к вам прибыл на постоянное место жительства! Ведь мне ж апостол показывал, как у вас тут хорошо!» На что черти, злорадно смеясь, ответствуют: «В тот раз ты был туристом! Теперь же ты тут гражданин!»

Выстрелы стихли. По всей деревне то тут то там валялись обезглавленные разрывными пулями тела крестьян. Бойцы еще раз проверили все уголки, где мог бы скрыться хотя б ребенок, после чего доложили, что задача исполнена.

…И вновь звуковая волна сбила всех с ног. Земля заходила ходуном, вспучилась, по долине пошли огромные трещины, из которых с ревом рвался наружу горящий газ. Небо вмиг изменило цвет, вместо голубого став кровавым, сотни молний враз ударили в окрестные горы.

— Началось! — крикнул Спартон, надрываясь. — Всем быть начеку!

В долину с разных сторон хлынули штормовые ветра, несущие тонны песка, земли и камней. Трава пожухла, пожелтела и вспыхнула. Начался пожар. Огонь быстро перекинулся на соломенные крыши домов, и они полыхнули, будто облитые бензином. В окружении подобных факелов группа стала пятиться подальше от разверзшейся у окраины деревни земли, от нестерпимого жара, который огненными языками выползал из трещины и плавил вокруг валуны. Внезапный дождь из горящих камней, так похожих на метеориты, вновь сбил нескольких бойцов с ног; кто-то пронзительно вскрикнул. Камни падали так часто, что увернуться от них не представлялось возможным. Полковник ощутил сильный удар по темени, оступился и рухнул прямо в горящую траву; рядом под каменной бомбардировкой упало еще несколько человек. В эфире раздавались крики боли, ругательства и короткие приказания Спартона и Хастера, содержания которых Фирс понять не мог. Раскаты грома катались по небу как шары для бильярда, но издавали настолько одуряющий грохот, что звуковые фильтры шлемов попросту не справлялись и хрипели. Всем телом можно было чувствовать этот грохот; наверное, при ядерном ударе творится нечто подобное!

Поднявшаяся буря сначала раздула огонь, по потом попросту слизала его, как кот слизывает сметану со своей миски. Уже нельзя было понять, где стояли дома, где находился давешний вулкан, и куда группа держала путь. Полковник ничего не видел и ничего не слышал; в состоянии совершеннейшего аффекта его крутило и вертело ветром, как легкое перышко. Буря поднимала черное тело Фирса на многие метры и нещадно бросала на твердую землю; полковник несколько раз на секунды терял сознание, пока по счастливой случайности не влетел в какую-то расселину в скале, где буря хоть и была по прежнему яростна, но уже не могла волочить, швырять и кувыркать его. Смутно полковник осознал, что на удивление не потерял винтовку.