Мандарин шагал взад-вперед по узкой комнате, стараясь не натолкнуться то на развалившегося на кровати доктора, то на примостившегося на стуле Диня, и продолжал расспрашивать монаха, чувствуя, что в его отношениях с молодой вдовой кроется что-то очень важное, хотя что именно — он не знал.

— Вы говорили мне, что ваши беседы касались главным образом наук, но не могли бы вы уточнить их содержание? О чем именно вы разговаривали?

Иезуит постарался припомнить все ночи, что он провел в беседах с госпожой Аконит. В ушах его все еще звучал жаркий голос молодой женщины, ее тихий смех, и вдруг ему вспомнился исходивший от нее легкий аромат жимолости.

— Мы говорили о превращении металлов, как я уже рассказывал вам, а еще о движении светил и о том, как каждый из нас представляет себе мироздание. Как и вы, она заинтересовалась Джордано Бруно, его представлением о бесконечности миров, которое решило его судьбу. Она не жалела крепких слов, говоря о тех, кто осуждает других за их стремление познать мир. «В вашей Церкви столько же косности, сколько и в застывшем здании конфуцианства», сказала она. Я только привожу ее слова, — поспешил добавить Сю-Тунь.

Надо было сменить тему.

— А магнетизм? Я уверен, что госпожа Аконит весьма сведуща в этом вопросе, — продолжил расспросы мандарин Тан.

— Несомненно! Воздействие на расстоянии — эта тема очень дорога жителям Востока, которые не перестают изучать приливы и отливы, а также силу притяжения, оказываемую магнитом.

— Когда я наблюдал за вашей встречей, она показывала вам, как китайцы делают компас, не так ли?

Монах энергично закивал:

— Да-да, действительно мы сравнивали восточный и западный методы. Мы, на Западе, трем кусочком железа о магнитный железняк, тогда как вы здесь используете размагничивание и намагничивание посредством накаливания.

Мандарин Тан кивнул, довольный тем, что получил подтверждение своей догадке. Он собрался было задать следующий вопрос, но тут мощный храп сотряс стены комнаты. Это доктор Кабан, расположившийся, как видно, слишком удобно на узкой кровати монаха, заснул крепким сном, запрокинув голову и широко раскрыв рот. Чтобы прекратить оглушительные рулады, мандарин ударил ногой по спинке кровати, отчего рот врача захлопнулся с громким стуком. Тем временем восседавший на стуле Динь бешено моргал, что могло означать одно: ничего не понимая из разговора, он тоже готов был вот-вот уснуть.

— Что я ценю в госпоже Аконит больше всего, — продолжал Сю-Тунь, — так это ее любознательность в отношении всего, что чуждо вашей культуре, будь то наука или история. Она всегда готова узнавать новое и все расспрашивала меня, чем то или иное устройство на Западе отличается от того, что известно вам здесь, на Востоке. В этом мы с ней схожи.

Мандарин указал рукой на сундук.

— А почему вы собираете вещи?

Аккуратно складывая свое парадное облачение из парчи с бархатными рукавами, Сю-Тунь ответил:

— Мандарин Тан, вы разве забыли, что через два дня в порт придет португальское судно, которое следует курсом на Европу?

— Но почему не подождать наступления муссона и попутных ветров?

— Я с удовольствием остался бы с вами еще на какое-то время, да вот только не знаю, выдержит ли это мое и без того сильно пострадавшее тело. Как я уже говорил, мне надо дописать кое-что, что, возможно, откроет Западу научные сокровища Востока, — произнес Сю-Тунь, показывая мандарину черную тетрадь.

Бережно прижав ее к своей тощей груди, он добавил:

— Что ж, если этот корабль будет добираться до места назначения дольше, чем другие, — тем хуже, но все равно, я думаю, мне пора уезжать.

Расставшись с монахом, мандарин Тан отправился в суд. Теперь он был спокоен за Сю-Туня и мог снова приниматься за расследование. Сколько еще надгробий пропало за время его отсутствия? И как начальник полиции Ки справлялся без него с управлением в городе?

В здании суда горел свет, служащие, судя по всему, все еще были поглощены работой, что порадовало мандарина. Он ценил усердных работников и сам не знал ничего прекраснее, чем верно служить императору. День и ночь самоотверженно трудиться на пользу государства — чего еще может пожелать честный гражданин? Легким шагом он вошел в здание, тишина которого показалась ему странной. Однако, подумалось ему, неужели писцы утратили дар речи? Обычно, едва взявшись за кисть, они принимаются болтать без умолку. Заглянув в одну из ярко освещенных комнат, мандарин с удивлением обнаружил, что она пуста. Может быть, служащие устроили себе перерыв, чтобы размять затекшие ноги? Он открыл другую дверь, из-под которой пробивалась полоска света, и снова никого не обнаружил. Тогда, выйдя из себя, он с силой толкнул дверь зала Феникса и увидел начальника полиции Ки, с трудом поднимающего тяжелую от сна голову.

— Мандарин Тан! — воскликнул он, глядя на судью заспанными глазами. — А я вас не ждал!

— Оно и видно, — ледяным тоном бросил мандарин. — Почему в здании светло, как в храме, и при этом никого нет?

— Да всё эти писцы! — плаксивым тоном произнес господин Ки. — Когда настает час идти домой, они уже ни о чем другом и помыслить не могут. Должно быть, уходя, опять забыли потушить масляные лампы.

Мандарин вздохнул, расставаясь с мечтой о примерных работниках.

— Что нового в городе? Кражи, убийства, пожары в мое отсутствие были?

— Ничего, господин судья! Со времени вашего отъезда ни единого надгробия не было украдено. Можно подумать, что воры награбили вдоволь и теперь им уже ничего не нужно.

Судья склонился над папками с текущими делами и отметил, что их и правда немного: несколько ссор между соседями да перебранок на базаре.

— А что там происходит у бродяг? — спросил он. — Возвращаясь, я заметил, что их поселок погружен во тьму.

Начальник полиции Ки подергал себя за бородку, затем потер подбородок.

— Они оставили свои земли до окончания срока аренды. Я уж говорил им, что городу не нужны их участки, они даже не слушали. Я думаю, они ушли куда-то в другое место, может в соседний город.

Мандарин нахмурился: что за спешка? Бродяга покидал город лишь в том случае, если ему отказывали в восстановлении в правах; а судьба этих, что работали в их городе, еще не была решена городским советом. Обычно, если решение принималось не в их пользу, бродяг приходилось силой заставлять оставлять поселок после окончания срока аренды. А госпожа Аконит? Где она теперь?

И, словно отвечая на его невысказанный вопрос, начальник полиции добавил:

— Впрочем, с этим не все так просто. Не далее как сегодня днем в суд ворвалась госпожа Стрекоза, которая желала непременно узнать, где теперь расположились бродяги. По ее словам, госпожа Аконит задолжала ей денег. Когда же я сказал, что ничего не знаю на этот счет, она чуть глаза мне не выцарапала, прямо как дикая кошка!

Он протер глаза, словно желая убедиться, что они все еще на месте.

— Но есть и хорошая новость — относительно убийства графа Дьема! В соответствии с вашими указаниями мы обыскали дом убитого и нашли его личный дневник. Потребовалось немало времени, чтобы его отыскать: он был тщательно спрятан в потолке его спальни. Может, граф записывал туда то, что его беспокоило?

Обеими руками, в знак уважения, он протянул мандарину маленькую, слегка потрепанную книжечку. Судья жадно выхватил находку у него из рук. Наконец-то шаг вперед в этом деле, которое упорно не желало сдвигаться с места! Он пробежал глазами несколько страниц, но тут же решил, что здание суда не место для чтения дневника недавно умершего человека.

— Скажите, господин Ки, а в доме графа сейчас кто-нибудь живет?

— Никто, господин судья. Вдова, госпожа Лилия, потрясенная смертью мужа, сразу переехала к родственникам в деревню.

Радостно сверкнув глазами, мандарин Тан потер руки.

— Отлично! Сегодня же ночью я туда загляну! Проштудирую дневник на месте, может, это позволит мне разобраться в убийстве.