В варианте, не опубликованном Пушкиным, дано понять, что это и есть тот придворный мир, который окружал царя. На балу появляется Лалла Рук (прозвище жены Николая I).
Изображение царской четы на фоне сатирической картины великосветского бала являлось, конечно, в глазах двора большой дерзостью. По поводу этого наброска А. О. Россет писала:
«Пушкин читал нам «Онегина». Много смеялись над описанием вечеров, оно забавно; но всего нельзя будет напечатать. Он отлично изобразил императрицу, крылатую лилию Лалла Рук; совершенно обрисовывает ее».[92]
Пушкин, живо интересуясь в последний период своей жизни борьбой народа против угнетения, фольклором, создавая сказки, повести «История села Горюхина», «Дубровский», «Капитанская дочка», исследования о восстании Пугачева, отдавал дань художника и петербургским впечатлениям, разнообразно преломляя их в своем творчестве. Гневные оценки Пушкиным великосветского общества Петербурга не характеризуют по существу отношения поэта к великому русскому городу. Только в поэме «Медный всадник» поэт ответил на вопрос об историческом значении Петербурга.
В августе 1833 года Пушкин временно прощался с северной столицей, уезжая в Поволжье.
Жене с дороги он писал:
«Нева так была высока, что мост[93] стоял дыбом; веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную Речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами… Что-то было с вами, петербургскими жителями? Не было ли у вас нового наводнения? Что, если и это я прогулял? Досадно было бы».[94]
Впечатление от начинающегося наводнения было столь сильно, что оно дало толчок поэту к осуществлению задуманной им поэмы о петербургском наводнении 7 ноября 1824 года. Продолжая свое путешествие, Пушкин писал жене в сентябре 1833 года:
«Уехал писать, так пиши же… поэму за поэмой. А уж чувствую, что дурь на меня находит — я и в коляске сочиняю».[95]
При первой вести о наводнении 7 ноября 1824 г. он писал брату из Михайловского:
«Что это у вас? Потоп! Ничто проклятому Петербургу».
Четвертого декабря, упорно называя наводнение библейским термином «потоп», он вновь пишет брату и сестре:
«Этот потоп с ума мне нейдет».[96]
Пушкин удовлетворен тем, что в Петербурге объявлен траур.
«Закрытие феатра и запрещение балов — мера благоразумная. Благопристойность того требовала. Конечно, народ не участвует в увеселениях высшего класса, но во время общественного бедствия не должно дразнить его обидной роскошью. Лавочники, видя освещение бельэтажа, могли бы разбить зеркальные окна…»
Далее поэт просит выделить какую-нибудь сумму из его гонорара за «Евгения Онегина» для помощи «несчастным».
«Но прошу, без всякого шума, ни словесного, ни письменного».[97]
Итак, наводнение 1824 года и впечатление от Невы в час отъезда из Петербурга в 1833 году дали материал поэту для его будущей поэмы «Медный всадник». Чтение Пушкиным «Дзядов» Мицкевича подкрепило желание написать поэму о Петербурге, в которой был бы дан апофеоз этого города. В основу поэмы Пушкин, как уже было здесь отмечено, положил мысль о «победе человеческой воли над супротивлением стихий».[98] Свою поэму Пушкин назвал «Петербургской повестью». Обитатель Коломны, мелкий чиновник из обедневшего дворянского рода, потерпел крах в своей личной жизни, крах, который он осознал как результат создания «града Петра» на болоте. Белинский превосходно определил основную идею «Медного всадника».
«При взгляде на великана, гордо и неколебимо возносящегося среди всеобщей гибели и разрушения и как бы символически осуществляющего собою несокрушимость его творения, мы хотя и не без содрогания сердца, но сознаемся, что этот бронзовый гигант не мог уберечь участи индивидуальностей, обеспечивая участь народа и государства[99]».[100]
Наводнение дано в трех моментах.
И далее:
Далее дан город во власти затопившей его реки.
Торжество стихийных сил длилось недолго.
«Медный всадник» торжествует.
«И нам чудится, что среди хаоса и тьмы этого разрушения из его медных уст исходит творящее „да будет“».[101]
Центральный образ поэмы — Петр здесь в поэме не «самовластный помещик», а носитель творящих разумных сил. Во вступлении он показан вызывающим к бытию новый град своей «волей роковой».
Кто он? У Пушкина «Он» с большой буквы. Имя не названо. Это умолчание придает особенную торжественность. Петр превращен в символ творческой мысли, символ той воли, которая побеждает «супротивление стихий». В дальнейшем символический смысл выступает еще сильнее. Петр становится «Медным всадником», «кумиром на бронзовом коне». Поэт называет его «мощным властелином судьбы», «чьей волей роковой над морем город основался». Такое понимание Петра весьма не понравилось царю-цензору. «Медный всадник» не был пропущен. И лишь после гибели Пушкина, когда Жуковский, согласно указаниям Николая, изменил текст, петербургская поэма Пушкина вышла в свет. В ней «кумир» был заменен «гигантом», а вместо многозначительных строк:
после поправок Жуковского стояло:
91
Из ранних редакций «Евгения Онегина» (гл. VIII, строфа XXVI). Литературное имя «Лалла Рук» императрица Александра Федоровна получила при следующих обстоятельствах: в 1821 г. в Берлине она исполняла роль индийской принцессы Лаллы Рук в «живых картинах», поставленных на празднике при прусском дворе, сюжеты которых были заимствованы из одноименной поэмы («Lallah Rookh») Т. Мура. Пушкин назвал так Александру Федоровну вслед за Жуковским, который присутствовал на празднике и воспел будущую императрицу в стихотворении «Лалла Рук» (1821).
92
А. О. Смирнова. Записки, т. I, СПБ, 1895, стр. 55. (Примеч. авт.)
93
Ныне мост Кирова, на месте старого Троицкого моста. (Примеч. авт.)
94
А. С. Пушкин. Т. X, стр. 436. (Примеч. авт.)
95
А. С. Пушкин. Т. X, стр. 448. (Примеч. авт.)
96
Пушкин (как он и сам указывает в предисловии к «Медному всаднику») пользовался при описании наводнения книгой В. Н. Берха «Подробное историческое известие о всех наводнениях, бывших в Петербурге» (Берх В. Н. Подробное историческое известие о всех наводнениях, бывших в Санкт-Петербурге. Спб., 1826.). (Примеч. авт.)
97
А. С. Пушкин. Т. X, стр. 109, 113, 114. (Примеч. авт.)
98
Из «Арапа Петра Великого» (см. цитату на с. 277).
99
В. Г. Белинский. Сочинения. Т. III, ГИЗ, 1948, стр. 608. (Примеч. авт.)
100
Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина: Статья одиннадцатая и последняя // Белинский В. Г. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1948. Т. 3. С. 608.
101
В. Г. Белинский. Сочинения. Т. III. ГИЗ, 1948, стр. 608. (Примеч. авт.)