Джен
Монастырь потерянных душ
«Одним из занятий в осенней сессии семинара Жизнь-Искусство было Лежание на Осенних Листьях. В теплый сентябрьский вечер, когда было уже темно, мы вышли в загородный парк, где ведущая фонариком указала каждому из нас неглубокую ямку, длинной в человеческий рост. Нужно было лечь туда и забросать себя листьями. В полной тишине мы лежали тогда, глядя в сияющее звездное небо, которого осенью становится как будто больше»
(aedwin)
Запись первая
До Монастыря мы добрались во второй половине пасмурного июльского дня. Погода стояла осенняя. Пахло мокрыми листьями. Некоторые из них, маленькие и желтые, лежали на тропе. От места, где остановился автобус, идти было минут пятнадцать, и я порадовалась, что нам запретили брать много вещей. «Все равно вы от них откажетесь», — с оттенком пренебрежения сказал Монах, который собирал нас в городе за два дня до поездки. Еще нам запретили разговаривать друг с другом, кроме тех случаев, когда без слов обойтись нельзя. Два Монаха и водитель между собой обходились. Я бы поговорила насчет телепатии с парнем, сидящим рядом, но, во-первых, он сохранял подчеркнуто-отстраненный вид; а во-вторых, нас, шестнадцать человек отбирали достаточно жестко из сотен желающих. Принципов отбора я, правда, так и не поняла, но Монах потом сообщил, что в течение двух месяцев после сбора заявок за нами наблюдали на улицах и в публичных местах.
Может быть, он утаивал правду. Я читала, что в экспериментах с людьми подобное практикуется. В любом случае, жить целый год в Монастыре на полном довольствии и участвовать в чем-то вроде длительного психологического семинара, было мечтой очень многих. Мне повезло. Каждый из шестнадцати это осознавал и, по крайней мере, пока не горел желанием нарушать несложные правила.
Заодно нас застраховали, а сам эксперимент проводился под эгидой известного университета, так что Монастырь не пугал. Странное же поведение Монахов можно было объяснять условиями игры.
Итак, выбравшись из автобуса, мы оказались в мокром лесу. Сосны, березы, кусты.
Было довольно прохладно, но это, вместе с предвкушением Монастыря, бодрило. Мы, шестнадцать незнакомых друг с другом, держались обособленно. Нельзя разговаривать, да еще и стеснялись. Я заметила, что несколько человек, оказавшись на воздухе, посмотрели наверх — на верхушки сосен, на низкие тучи.
Монахи в темных шерстяных хламидах с капюшонами выглядели здесь как персонажи фильма о средневековье. Старший (он был выше ростом и с более резкими чертами лица) махнул рукой, чтобы мы шли за ним. Сперва мы толпились, мешая друг другу идти, но ближе к Монастырю сумели выстроиться в цепочку. Второй Монах, замыкающий, не давал отставать.
Тропинка закончилась каменными и, похоже, старыми ступенями, ведущими в гору, которую раньше я не разглядела из-за деревьев. Впрочем, я и не думала, что здесь будут горы. Не слишком высокие. Вероятно, начало горной цепи. Я вообще не знала, где находится Монастырь. В официальных документах, кстати, он назывался университетским экспериментальным центром.
Деревья росли и здесь. Скоро сквозь них стали проглядывать стены, такие же старые, как ступени. Грубо обтесанные серые камни. Калитка оказалась деревянной.
Кино продолжалось. Мощеный огромный двор и массивные, вроде средневековых, здания. Слева маячило что-то похожее на сад, и мне сразу стало интересно узнать, насколько он большой. Но спросить у суровых Монахов я не решилась.
— Можете пока положить вещи здесь, — сказал старший Монах, указав в центр двора.
Земля в лесу была мокрой после дождя, но камни выглядели довольно сухими. Запах мокрых деревьев стоял везде. Те из нас, у кого сумки были побольше, сняли их, и все встали в круг, но не особенно тесный. Мы разглядывали Монастырь. Монахи постояли с нами, будто чего-то ждали, а затем старший позвал за собой худого высокого парня в синей короткой куртке. С вещами. Второй монах остался караулить нас.
Старший вернулся минут через пять и один. Теперь он взял с собой девушку с длинными пепельными волосами. Я догадалась, что скоро очередь дойдет и до меня.
Было немного тревожно. Я уговаривала себя не волноваться. На минуту почудилось, что я попала в какой-то странный и очень красивый сон. Но снам свойственно распадаться, а я не хотела, чтобы эти стены и башни исчезли.
Через несколько человек Монах позвал меня. Мы прошли под небольшой аркой справа от сада, повернули налево, зашли в здание (я пока не поняла, сколько здесь зданий: территория Монастыря могла быть как огромной, так и довольно маленькой, с одним-единственным большим домом со сложной архитектурой), поднялись на второй этаж, прошли по коридору с высоким окном в конце. Нужная дверь оказалась в третьей четверти коридора, слева.
— Твоя комната, — Монах пригласил меня войти первой.
Комната показалась огромной — наверное, из-за высокого потолка и малого количества мебели. Кровать, комод. В полкомнаты — кофейного цвета ковер. Слева — открытая дверь, за которой просматривалась ванная.
Но главное — огромное окно, за которым виднелись сосны, скалы и кусочек неба.
Я не решилась ступить на ковер, остановилась посреди комнаты, между окном и входом.
— Подожди пока здесь, за тобой придут, — сказал Монах. Из вежливости я обернулась и кивнула. Он прикрыл за собой дверь. Я заметила защелку. Замка не было, — значит, снаружи комната не закрывается. Впрочем, у меня все равно нет ценных вещей.
Я очень хотела сбросить кроссовки и подойти к окну, но меня беспокоила еще одна вещь. Подождав, пока шагов Монаха не станет слышно, я выглянула в коридор.
Так и есть.
В этом коридоре действительно не было ни одной двери, кроме моей.
Запись вторая
Я сидела на подоконнике распахнутого окна, спиной к прохладному стеклу, над отвесной стеной, которая переходила в скалу. Некоторое время я пыталась понять расположение моей комнаты относительно того, что я уже видела в Монастыре, но тщетно. Потом вспомнила, как летними вечерами дома, одна, сидела вот так, высоко, над асфальтовой узкой дорогой, точно над пропастью. Воздух здесь был, конечно, лучше, и я заметила, что дышу глубже, чем в городе. Оно того стоило.
Послышались шаги. Я встала. Хотела затворить окно на всякий случай, но передумала: это же моя комната. В дверь постучали. В ответ на мое «войдите» появился младший монах. С подносом.
— Возьмите.
В отличие от старшего, он не говорил мне «ты». Наверное, это тоже было предусмотрено условиями.
Я взяла. Тарелка с едой, чашка с зеленым чаем. Вилка, салфетка. И наручные часы.
— Через двадцать минут собираемся в первом дворе. Найдете?
— Да, — кивнула я, испытывая неловкость, непонятно от чего. Вопросы всплыли потом, когда младший монах ушел. Например, куда девать посуду. И называется ли первым двор, где мы ждали, пока нас расселят. Но догонять его я не стала.
Сначала я поставила поднос на комод и села на кровать. Мешали ноги, к еде пришлось бы тянуться. Но при этом тарелка оказалась слишком горячей, чтобы взять ее на колени. Я огляделась в поисках видеокамеры. Впрочем, в договоре, кажется, говорилось об отсутствии видеонаблюдения. Я читала не слишком внимательно. Мне очень сюда хотелось.
Я сняла поднос с комода и поставила на ковер, а сама уселась рядом, поджав ноги.
Хотелось вспомнить, как сидят японцы перед своими низкими столиками.
Теперь я наконец рассмотрела то, что мне принесли. Довольно большой кусок рыбы с рисом и овощами. Да, это не пансионат с обедом из трех блюд, но мне хватит.
Серый поднос, белые очень простые тарелка и чашка. Часы, которые по размерам подойдут и мужчине, и женщине. Белый круглый циферблат. Широкий темно-серый ремешок. Цвета в монастыре было мало. Цвет — зеленый лес, синее небо — был за окном.