— Пусть он сначала вернётся. Ирвинг не говорит мне, куда он исчез и надолго ли, и другим запретил, — вздохнула Тецарра. — Я в королевском замке на правах круглой дуры.
— И сейчас ты туда возвращаешься?
Тецарра развернулась, положив локти на перила. Это была красивая, эффектная поза.
— Теперь моя жизнь там. Надо немного уподобиться окружающим, чтобы потом выстроить план по освобождению себя из неё. Быть отравительницей — задача непростая, если разворачиваются события в месте, напичканном высокопоставленными лицами и королевской семьёй.
— Ты, кажется, внушению поддалась, — пробормотала Дашка. — Тебя в эту грязь затягивает.
— Просто мы давно не общались, — хмыкнула Тецарра. — Я всегда такой была, ты что-то упустила или подзабыла.
— Тебя нет, — произнесла первокурсница жёстко. — Если точнее, есть ты для других, но не для самой себя. Я имела честь знакомства с твоей героиней.
— Мы давно единое целое, — молодая жена поплыла дальше. — Заявляй, что переигрываю, не обижусь.
— Возможно, когда-нибудь осознание и наступит. Ты всё-таки не безнадёжна, раз истину чувствуешь, — отметила Дашка.
Беседа прервалась, потому что все доводы и возражения исчерпались. Уже у выхода чародейка сообразила, что староста пришла без жезла — в такие-то дни!
— У тебя нет оружия? После нападения фанатиков тебе впору в каждой руке по посоху носить.
Тецарра на одном из рукавов задрала многослойные сиреневые кружева, обнажив запястье. На нём зеленел массивный браслет из двух тонких полос жёлтого золота, между которыми были закреплены крупные изумруды в оправе.
— Оберег от нечисти и призраков. Ирвинг подарил. Да, в том, что я теперь с ним родня, присутствуют и положительные стороны! Я оправилась после магической атаки усилиями лучшего королевского лекаря, у меня теперь этот чудесный артефакт одного из лучших в Альдане мастеров, а как попрошу — ещё появятся.
— Не посещала ли тебя идея заполучить вместо очередного оберега, амулета, жезла или посоха пару экзорцистов в охранники, чтоб и тебя защищали, и студентов Академии заодно. Только не говори, что все они заняты. Уж двух жене обожаемого сыночка король выделит.
— Дельный совет, спасибо, — Тецарра соскочила на балкон, Дашка осталась стоять в проёме. — Удачного вам дня! Побыла бы тут ещё, да меня ждёт карета!
Староста двигалась быстрой летящей походкой, отчего напоминала огромную диковинную птицу с хвостом-шлейфом. Ей, изредка меняющей клетки и хозяев, крылья так и не подрезали. Отношение ко всем было Тецарре навязано с детства и стало ей не близким сердцу, но практически никогда не снимаемой маской. Надежда на избавление от неё светит, однозначно.
Раздались шаги человека, который вышел из комнаты на втором этаже и спускался на первый. Дашка решила, что кто-то собирается покинуть замок: нижний этаж занимали спальни Алины и Теоны с Томасом, к которым никто не мог сейчас наведаться по причине их отсутствия, и зал, используемый в основном для отдыха, потому что тут обычно было тихо, а заниматься такой деятельностью с утра как-то принято не было. Ведьма отступила в сторону, уступая место, чтобы дать выйти тому, кто собирался это сделать.
Но Николас лишь пожелал ей доброго утра и направился, сойдя с лестницы, к стеллажу, стоявшему в углу помещения, заставленному безделушками и книгами. Среди них покоился и магический шар, понадобившийся Николасу. Софа с маленьким столиком перед ней стояла рядом, он сел, поставив взятый с полки предмет, и негромко позвал:
— Скентия! Стой, — велел наполовину зомби, наполовину гомункул уже Дашке, — Беседа будет не настолько личная, чтобы я тебя выгонял.
Уходить ведьме показалось неудобным, его слова выглядели не разрешением, а приказом. Подслушивать также не хотелось, поэтому Дашка из ближайшего шкафа выхватила книгу и плюхнулась в ближайшее же кресло. Чтивом она загородилась от друга, затем была предпринята честная попытка углубиться в текст на раскрытых страницах — двенадцатая глава какого-то произведения. Голос старейшины Чёрных Гаваней, вырвавшийся из шара, помешал:
— Ого, приятель, откуда-то взялась срочность? Ты ведь помнишь, одиннадцать утра для меня рань. Но я пока добрый и не сержусь, ибо вчера… Ну в данный момент тебя это вряд ли интересует, — прервал сам себя Скентия.
— Расскажешь при встрече, — добродушно сказал Николас.
— Приглашаешь в гости? Если ты предполагаешь, что после визита у меня сохранится настроение для болтовни, вести, должно быть, хорошие?
— Мы послезавтра отправляемся в Шекоган. Название знакомое?
— Там трудился старик Веолаймер, — ответил красавец непонятным тоном, каким-то полувопросительным, голос его, всегда громкий и льющийся спокойным потоком, смялся. — Пока лаборатория не попала под руководство Дориана Ласкаро.
— Там, вероятно, сохранились какие-нибудь его документы. Ты остальных гомункулов профессора найти мечтаешь, знаю, они тебе как братья и сёстры.
— А ты — своего спасителя. Проклятье, ляпнул не то, — спохватился старейшина.
— У Веолаймера остались незавершённые эксперименты, невоплощённые идеи — ими кто-то обязан заняться. Стоят они того, — протянул Николас после вздоха. — Вообще хотелось бы мне получить представление о том, чем он занимался последние годы. Отца мне заменил, всё-таки. Спустя век и два десятка лет его отсутствия.
— Я буду у вас в четыре часа.
— Где тебя встретить?
— Нет необходимости, сам доберусь.
Связь пропала по инициативе старейшины. Дашка, не удержавшаяся, чтобы не глянуть на разговор, заметила: Николас намеревался добавить что-то ещё или банально (но от души) попрощаться.
— Ты… Специально попросил меня остаться?
— Нет, — он сдёрнул плащ с лица. Не врал. — Просто все вы имеете право на правду.
Глава 23 Каджайя, собирательница кошмаров
У команды путников это стало обязательным ежедневным занятием — спускаться в подземелья Города, бродить там от одного торговца памятью к другому, но на сделку не решаться.
Так и сегодня. (Впрочем, суток здесь как таковых не существовало, часов компания нигде так и не обнаружила, поэтому дни разделяла перерывами на сон). Они обошли все пять подземных ярусов, словно гигантское здание. Действительно, вместо неба глаза упирались в высокие потолки, выложенные, как и полы со стенами, кирпично-красной плиткой и мозаичными изображениями; полыхали наверху массивные люстры. Внутри одного этажа было ещё множество беспорядочно разбросанных галерей, на перилах кое-где сидели демоны и горгульи, которых жители Риции держали вместо домашних животных. Здания тянулись аккуратными рядами, теснясь так, что между ними невозможно было обнаружить ни единого проулка. Парки и аллеи отсутствовали, зато булькало лавой и водой множество фонтанов.
В подземельях царил невообразимый гвалт ввиду того, что с каждой галереи обозревалось штук двадцать других, где кто-нибудь то и дело замечал приятеля и тут же что-то ему орал. Гулко отдавались о плитку шаги, со всех сторон летели обычные разговоры — простая, по сути, жизнь, но открытая, распростёртая, влезающая в уши наперекор желанию тишины.
Молодых супругов и преподавателей Магической Академии все узнавали, к их неудовольствию и раздражению. Никто не лишал себя маленькой радости уколоть, а то и вовсе оскорбить смертных. Видениями баловаться прекратили — теперь развлекались тем, что, идя навстречу кому-либо из компании, превращались в человека, принёсшего когда-то ему немало боли. Это опять же делалось так, чтобы видел только тот, чьему прошлому образ принадлежит. Первое время странники не хотели посвящать друг друга в подробности собственных кошмаров, но потом мнение сменили.
Ада отшатнулась от эльфа, приветственно раскинувшего руки. Женщина сделала это неудачно, споткнувшись, её успел подхватить Томас. Он помог ей сесть на скамью.
— Не ожидали, что у меня, непоколебимой, слабости обнаружатся? — хмыкнула профессорша, переведя дух. — Да и слишком у меня безоблачные детство и юность были, чтобы ими же меня пугать.