– Доброе утро, мадам, – сказал он так громко, чтобы коллеги услышали его. – Благодарю вас, мадам. Да, очень впечатляющая поездка... Да, да, просто ужасно.

Замолчав, он стал слушать, как принцесса, утопая в подробностях, стала рассказывать длинный анекдот о том, как она сидела за одним столом с Лолли Пайнс на вилле Али-Хана в Сардинии. Впрочем, он не особенно вникал в его суть, пытаясь вспомнить что-нибудь достойное внимания принцессы. Он знал: она позвонила ему лишь для того, чтобы услышать сплетни из первых уст и не просматривать газету. Осведомленность была разменной монетой Абнера, и он щедро одаривал всех.

Принцесса, начав смеяться и фыркать, дала понять, что ее повествование подходит к концу.

– О, ваше высочество, Лолли у вас, как живая. Просто потрясающая история, я слушал ее затаив дыхание, – сказал он с восторженным придыханием. – Ах, да, прием у Гарнов... Да, да, конечно. Он и был целью моей поездки, мадам.

Боже милостивый, подумал он, об этом проклятом приеме он может рассказать ей только одно – что там стояла чудовищная жара.

Внезапно он вспомнил то, что слышал за ужином. Придется, слегка смягчив выражения, передать самую суть.

– И вот что еще, мадам, – сказал он, понизив голос почти до шепота. – Все... то есть все дамы в Нью-Йорке прибегают к этому методу. Правда, это несколько рискованно для телефонного разговора... м-м-м... м-м-м...

Он оглянулся и посмотрел, кто его слушает. Все тут же отвернулись, занявшись своими делами, а он прикрыл трубку ладонью.

– Итак, ваше высочество. Полагаю, что им занимается та венгерская эрзац-графиня... как же ее зовут...

Он быстро придумал имя, по его мнению, звучавшее, как венгерское.

– Яна. Да, Яна. Последний крик моды. То, чем она занимается, называется... подход в стиле Венеры. Он представляет собой... если можно так выразиться, совершенно специфическую обработку волосяного покрова. Как бы объяснить Вам? Ну, ниже талии.

Собеседница проявила живой интерес.

– Да, да... – с энтузиазмом сказала она. – О, Боже, да... весьма интересно.

Поняв, что принцесса с жадным вниманием слушает его, он дал волю фантазии.

– Это своеобразное искусство фигурной стрижки волосяного покрова нижней части тела; полоски, как у зебры, листики, сердечки, самые разнообразные рисунки. – Он помолчал, прикидывая, нужно ли продолжать. – И даже... как мне говорили – даже фамильные гербы.

Принцесса намекнула, что хотела бы увидеться с мадам Яной. Может ли та приехать? Как встретиться с ней, не привлекая внимания?

– Полагаю, я мог бы это устроить. Нужно сделать лишь несколько телефонных звонков. Корону? Не понимаю, почему бы и нет, ваше высочество. По-моему, это вполне возможно. Да... да... дайте-ка подумать. Могу ли я увидеться с вами у леди Дункан-Нолл в четверг? Восхитительно, восхитительно! Итак, до встречи, великодушно благодарю за звонок.

Вешая трубку, Абнер не мог сдержать восторженного восклицания. Будь Абнер азартным, он побился бы об заклад, что еще до восхода солнца услышит эту историю, стоит лишь ему где-нибудь появиться. Он не мог даже вообразить, сколько заказов пришлось бы выполнить придуманной им мадам Яне к заходу солнца. Но, да поможет ему Бог, если принцесса в самом деле изъявит желание... Нет, сказал он себе, это невозможно, и вернулся к факсу, который продолжал жужжать, выдавая тексты. Только не принцесса.

Опустив глаза, он увидел, что полоса „Виноградинка" из утреннего выпуска „Курьера" строка за строкой ползет ему на стол. Когда факс, щелкнув, выдал последние слова, он поднес текст к глазам.

„Маленькая черная книжечка, найденная в мотеле в Санта-Монике, где в первых числах месяца так трагически завершился прием в номере Кико Рама, может быть представлена в качестве вещественного доказательства на предстоящем судебном слушании. Выясняется, что Мария-Луиза Лопес до ее несчастного падения с балкона в мотеле Санта-Моники, исполняла свои обязанности „актрисы" в составе международной службы сопровождения на частных реактивных лайнерах, где выступала под именем Моники Шампань. Похоже, что в круг весьма известных друзей мисс Шампань входил не только Кико Рам, телегерой с детской физиономией. Информированные источники сообщают, что оглашение некоторых из этих имен потрясет не только официальный Вашингтон, но и поколеблет трон королевы Елизаветы. Сейчас мисс Лопес-Шампань находится в больнице Лос-Анджелеса и едва ли на этой неделе сможет предстать в зале суда. Ее интересы защищает знаменитый адвокат Ирвинг Форбрац. Следите за нашими публикациями".

Едва начав читать материал, Абнер сразу же понял, что имеет дело с затасканной историей „маленькой черной книжечки". Эта книжечка появлялась всякий раз, как только какая-нибудь девушка по вызову попадала в заголовки газет. Насколько он знал, содержание ее никогда не предавалось огласке, но она помогала держать историю на плаву, когда уже не было новостей, достойных публикации. Но, заметив в тексте упоминание „королевы Елизаветы", он понял, что не может пропустить этот намек мимо ушей. А что, если там в самом деле была такая книжечка с именами, которые привлекут внимание читателей „Газетт" не меньше, а может, и больше, чем американцев?

Он поднял глаза к настенным часам и выругался. В Нью-Йорке еще глухая ночь. Но стоит рискнуть – пусть даже тебя сочтут невоспитанным.

Взяв свой „Уиззард", он вывел на экранчик номер телефона Бэби.

Услышав с другой стороны Атлантики частые сигналы, он с отвращением пробормотал:

– Занято. Кто в здравом уме треплется по телефону в три часа ночи?

Еще через пять минут он соединился с заокеанским оператором и попросил его прервать разговор, ибо звонил он по срочному делу.

Перекатившись на живот, Бэби положила трубку на подушку и, спустив руку с широкого дивана, подтянула к себе тарелку с остатками пиццы с анчоусами, которая стояла на полу. Из трубки до нее доносились стоны Ирвинга. Выплясывая и дергаясь у своего телефона в библиотеке, он, наверно, уже кончил.

Отхватив основательный кусок пиццы, она прижала трубку правой щекой и сдавленным голосом выдохнула:

– Бери меня, сладкий мой, я люблю, когда ты во мне. – Она услышала, как заскрипело кожаное кресло, в котором он обычно сидел.

Бэби оторвала кусок поджаренной корочки, засунула его в рот и стала жевать.

– Стреляй в меня, сахарный мой, заполни меня с головы до ног. – Сдерживая зевоту, она слушала, как он тяжело дышит и постанывает. Она устала. Уже больше трех часов ночи.

В трубке раздался щелчок. Бэби решила, что у Ирвинга что-то с телефоном, и с усталым вздохом переменила позу.

– Мисс Байер. Это оператор из Лондона. Вас срочно вызывает мистер Абнер Хун.

Бэби привскочила и замерла, едва не угодив ногой в коробку с пиццей.

– Что за чертовщина?

– Бэ-э-эби-и-и! – завопил Ирвинг. – Медовая моя дырочка! Я кончаю!..

– Ирвинг! – рявкнула Бэби. – Ирвинг, я больше не могу.

– Я понимаю, сладкие мои титечки... пусти в ход ручки, свечу, что-нибудь.

– Ирвинг, я больше не могу болтать. Ты слышал? Меня срочно вызывают.

– Мисс Байер? Вы ответите?

– О, дерьмо, – прошипела Бэби. – Ирвинг, тебя могут услышать. Оператор? Мистер Хун на проводе?

– Говорит Хун, – сказал певучий голос, заглушив очередной стон Ирвинга. – Это вы, Бэби? Что у вас происходит?

Бэби чуть не взвыла от смеха.

– Ирвинг, – сказала она. – Ради Бога, отключись.

– Ага, ага, – пробормотал Ирвинг. – О'кей, моя куколка. Люблю тебя.

Бэби ему даже не ответила, охваченная восторженным возбуждением. Ей звонит Абнер Хун! Услышав щелчок в трубке, она приподнялась на постели.

– Абнер? Я слушаю, – сказала она. – Как вы?

– Все в порядке, дорогая. Что это за шум был у вас на линии?

– Э-э-э... да ничего. Просто сказала спокойной ночи своему приятелю.

– У него был такой возбужденный голос.

– Все в порядке, Абнер, – сказала Бэби. – Господи, как я рада слышать вас! Так в чем же дело?