Последующие дни его занимала только она. Он отказывался от встреч, переносил или отменял деловые свидания, не отвечал на звонки, хотя розовые бумажки с номерами телефонов тех, кто звонил ему, усеяли весь стол, к вящему раздражению Вивиан. Он почти перестал общаться с Нивой и разговаривать с ней. Ирвинг знал, что она выходит из себя, поскольку счета накапливались, а его все не было дома. Выходя за него замуж, она должна была знать, что он „трудоголик", тратит массу времени на встречи с клиентами и не безвозмездно уделяет им внимание, так чему же она теперь удивляется?
Решив провести уик-энд с Бэби, он солгал Ниве и Вивиан, что улетает на Западное побережье заниматься делом Лопес. Но сам примчался в номер Яна с цветами и шампанским. Бэби дожидалась его в холле.
Она напоминала ему шаровую молнию: в ней сочеталась неукротимая сексуальность с неутолимым желанием. Секс давно уже стал для Ирвинга хобби, но он постоянно имел дело с женщинами, которым в конечном счете были нужны его влияние и власть. Бэби, похоже, довольствовалась его телом и умом.
Он никогда не чувствовал себя лучше, чем в эти головокружительные две недели после их первой встречи. Когда он был с ней, ему казалось, что его заливают лучи солнца. Люди на улице обращали на них внимание. Когда они заходили в ресторан, к ним поворачивались все головы. Таксисты подмигивали ему и ухмылялись.
Ему это нравилось. Ему было приятно, что Сирио приподнимал брови, когда он три дня кряду являлся в ресторан под руку с Бэби. Он не сомневался, что все мужчины в зале смотрят на него с завистью, прокручивая в голове пикантные картинки.
Бэби отнюдь не походила на тех женщин, которые в роскошных ресторанах заказывают несколько листиков латука, питают склонность к легким светлым нарядам и демонстрируют тонкие ноги. Бэби не скрывала, что не прочь плотно поесть три раза в день, виляла аккуратной задницей и постукивала такими высокими каблучками, каких ему не случалось видеть даже у девиц, занимающихся стриптизом.
Он понял, что обладание ею опьяняет его не меньше самых крупных деловых успехов. Когда она была рядом, Ирвинг, образно говоря, чувствовал себя обладателем самого большого члена в городе.
Человек не склонный к рефлексии, он все же попытался проанализировать, почему она производит на него такое впечатление, и пришел к выводу, что дело не только в ее внешности и сексуальности. Больше всего Ирвинга пленяло то, что она восхищается им.
Она так жадно ловила каждое его слово, так искренне закатывалась хохотом от каждой его шутки, что Ирвингу пришлось выяснять у знакомых, не знают ли они новых анекдотов. В минуты серьезности Бэби расспрашивала его о работе, утверждала, что он необычайно умен, предлагала ему помощь и поддержку и готова была присягнуть в том, что любой его оппонент „дерьмо", „подонок" или „тупой болван".
Но удивительнее всего было то, что Бэби не пыталась прибрать его к рукам. Он никогда еще не встречал такого сочетания похоти и бескорыстия. Ему хотелось что-нибудь сделать для нее, но Бэби ни о чем его не просила.
Волчья шкура щекотала ему колени и локти. Если бы они не были охвачены такой страстью, когда влетели в номер Яна, он успел бы сдернуть эту чертову шкуру с кровати.
Он вышел из Бэби и замер, улыбаясь и глядя на нее сверху вниз. Бэби, освободив одну руку, запустила ее ему между ног.
– О, милый, не вынимай, – застонала она. – Дай мне твою большую штуку. – Она подалась лобком вперед и откинула голову, словно ее пронзила боль.
Ирвинг насмотрелся достаточно порнухи; все, что Бэби говорила в постели, не было для него новостью. Такое в дрянных видеофильмах говорили и порнокоролевы с синими прожилками на лицах и прыщавыми задницами. Те же самые возбуждающие слова слышал Ирвинг и от девиц по вызову, одна ночь с которыми обходилась в тысячу долларов, и от случайных подружек, подцепленных им в барах отелей. Однако никогда они не действовали на него так остро, как сейчас, когда он лежал на куколке Барби с атласной кремовой кожей. Она смотрела на него своими огромными голубыми глазами, а ее изящно очерченный ротик шептал:
– Прошу тебя, милый, пожалуйста! Загони в меня свою большую горячую штуку. Я хочу, чтобы она достала мне до горла.
Он не мог больше мучить ее и с силой загнал в нее член, двигаясь в одном ритме с ней и слушая ее стоны:
– Трахай меня, любимый, сильнее, сильнее!
Бэби всегда кричала, когда он доводил ее до оргазма. Все ее тело так напряглось, словно она летела по американским горкам. Бэби издала протяжный горловой звук; он прервался, когда ее сотрясла крупная дрожь, затем она обмякла под ним, залитая его потом.
Ирвинг скатился с нее и извлек член; он был таким же влажным и таким же твердым, как тогда, когда вошел в нее.
– В чем дело, дорогой? – спросила Бэби, лежа у него под мышкой. Проведя рукой по его влажному животу, она заметила, что он все еще в состоянии эрекции. – Ты не кончил?!
– Не хочется, – сказал он, переводя дыхание. Ирвинг не стал говорить ей, что он попросту не смог. В свои неполные шестьдесят он был еще в отличной форме: бегал, занимался в тренажерном зале на верхнем этаже клуба „Монахи", увлеченно плавал в свободное время в своем бассейне в Хэмптоне, но, увы, был не властен над возрастом. С него достаточно и того, что он слышит ее стоны и чувствует, как она содрогается под ним. Он кончит позже. Она в этом убедится. У Бэби самый лучший ротик, с которым ему приходилось иметь дело.
Приподнявшись на локте, Бэби уперлась подбородком ему в грудь.
– Почему Мистер Счастливчик не хочет кончать? – спросила она детским голоском. – Мне нравится, когда Мистер Счастливчик кончает. Мне становится та-а-ак хорошо.
Бэби стала называть его член Мистером Счастливчиком и говорить детским голоском с их первой ночи, после клуба „21". Никто раньше не болтал с его пенисом, и обожание, с которым Бэби относилась к нему, возбуждало в Ирвинге нечто вроде ревности.
Он пропустил сквозь пальцы завитушки светлых волос, упавших ей на лоб, и, приподняв голову, поцеловал ее в губы.
– Чуть позже, куколка. Ему надо немного отдохнуть.
Рука его лежала у нее на плече, и он бросил взгляд на часы. Уже больше шести часов никто не знал, где он находится. Должно быть, у него в кабинете надрываются телефоны. После того как Бэби сделала материал о нем и об этой девчонке Лопес, заговорили, что пахнет свежатинкой, и ритм его, жизни ускорялся с каждым днем. На прошлой неделе на него буквально обрушился поток предложений: его просили принять участие в сенсационных съемках, в еженедельной серии, зазывали на ток-шоу и умоляли предоставить журналу эксклюзивный материал. Спасибо опытному врачу, который прекрасно сообразил, что от него нужно, и держал девчонку в больнице. Это дало Ирвингу время разобраться с масс-медиа. История, опубликованная в „Уорлд", только разожгла у всех аппетит. Предложения запродать тему поступали даже из-за океана, из „Пари-матч", от британцев, а уж имя Лопес привлекло внимание испаноязычных стран всего мира. Включая, конечно, и те, куда синдикат продавал серии с участием Кико Рама. Например, в Италии мальчишку считали полубогом и соглашались вложить любую сумму.
Продюсеры, работавшие с Донахью, Салли Джесси и Опра, предложили поставить камеры в ногах ее койки, но Ирвинг понимал, что это ничего не даст, а только притупит интерес к ее истории. Он подождет. Оставить ее под присмотром в Городе Ангелов – не менее надежно, чем если бы она сидела в тюрьме. Он может держать под контролем распределение ее времени, а интервью, которое она дала „Уорлду", не помешало ему припрятать кое-какие смачные кусочки, запродав которые, Ирвинг совершит колоссальную сделку.
Он посмотрел, как ровно дышит возле него Бэби, и подумал: сколько еще таких „Бэби" осталось ему в жизни. Может быть, она последняя.
Внезапно он запаниковал, представив себе жизнь, в которой не будет ее. Он уже знал, что это такое. Год за годом он был на пределе напряжения, заключая сделку за сделкой, составляя один план за другим. Хитря, выкручиваясь, то и дело сходя с дорожки, как потерявший силы бегун, он все же добрался почти до самого верха.