– Большие.

– С моим материалом? – уныло спросила она; сердце у нее упало, а лоб покрылся испариной.

– Хватай такси, малышка, – потребовала Федалия. – Нам нужно поговорить.

Дрожащими руками Кик толкнула тяжелую стеклянную дверь концерна Мосби. Ее прошиб пот, когда она следовала за непривычно молчаливой Викки по блестящему холлу, направляясь в кабинет Федалии.

Открыв дверь кабинета, Викки отступила в сторону. На фоне окна Кик увидела силуэт мужчины среднего роста с густыми светлыми волосами и угрожающе вздернутой бородкой. На нем была дорогая темная тройка, в обшлагах рубашки блестели золотые запонки; его начищенные туфли были из такой тонкой кожи, что спереди явственно обозначались очертания пальцев.

Федалия стояла возле стола; даже обилие косметики не могло скрыть бледности ее осунувшегося лица.

– Кик, – сказала она, лаконично ответив на ее приветствие, – это мистер Ирвинг Форбрац. Ирвинг – Кик Батлер.

– Мисс Батлер, – с мрачной вежливостью поклонился агент, не протянув руки.

Кик проглотила комок в горле; пытаясь совладать с охватившей ее паникой, она переводила взгляд с Федалии на Ирвинга.

– Давайте присядем, – предложила Федалия, указав на кресла. Когда Кик и Ирвинг сели, Федалия кивнула Виктории, стоявшей за спиной Кик.

– Виктория будет вести запись нашего разговора: необходимо зафиксировать все подробности, – кашлянув, сказала Федалия.

Кик не могла понять, на кого злится Федалия, на нее или на Ирвинга. Полные губы Федалии вытянулись в тонкую, почти неразличимую полоску, а голос стал на один-два регистра ниже, чем обычно.

Усевшись, Федалия переплела пальцы.

– У Ирвинга есть весьма серьезные возражения, связанные с твоим материалом, Кик, – сухо заметила Федалия.

„У Ирвинга есть возражения?" – переспросила про себя Кик, подавляя импульсивное желание вскочить и брякнуть Ирвингу, что он лезет не в свое дело. Но, повернувшись к нему, она спросила:

– Какого рода возражения, мистер Форбрац? Ирвинг скрестил ноги, аккуратно поправив складку на брюках.

– Мисс Батлер, как вы помните, тот, кого вы интервьюировали, должен был удостоверить точность вашей записи. В своем материале вы приписываете мистеру Малтби некоторые совершенно недопустимые выражения.

– Но ты же пользовалась диктофоном, Кик? Не так ли? – Федалия постукивала ручкой по столу.

– Конечно, – спокойно ответила Кик, поняв, к чему клонит Ирвинг. Она включила в материал подробности, которые не были зафиксированы на пленке. Этими подробностями Лионель делился с ней после того, как интервью, так сказать, завершилось. Она постаралась отогнать от себя воспоминание об их совместном пребывании в горячей ванне под звездным небом.

Но, Боже милостивый, там же масса других подробностей, подумала она. Например, то, что он говорил ей в постели. Ей и в голову не приходило, что с этим возникнут проблемы. Он был так откровенен с ней, прямодушен. В том, что он рассказывал о выпадавших на его долю минутах счастья, было что-то глубоко человечное. По опыту она знала, что некоторые люди испытывают скованность во время записи: тогда надо выключить диктофон. Никто не скажет, даже полностью расслабившись за пивом: „Почему бы тебе не написать, что я – сущее дерьмо, задушил своего первенца и обокрал сиротский приют?" Ее материал представлял Малтби в самом лучшем свете, и не могло возникнуть сомнений в том, насколько он достоверен. В нем было то, что он рассказывал ей в минуты интимной близости, это и придавало ее работе особую убедительность. Ведь образ этого человека Кик строила на его же собственных словах. Она не только написала чистую правду, но и вложила в материал свое отношение к этому человеку. Не этого ли требовала от нее Федалия? Разве она не предоставляет своим авторам свободу самовыражения? Но суть вопроса в другом: ради всех святых, почему и против чего возражают Лионель или его агент?

Кик повернулась к Федалии; та, казалось, ждала исчерпывающего ответа.

– Мисс Налл, – с подчеркнутой вежливостью произнесла Кик, – заверяю вас, каждая фраза, процитированная в этом материале, принадлежит Лионелю Малтби.

Федалия приоткрыла рот, блеснув белыми зубами. Слова Кик ее не убедили.

– Пленки, Кик. Мы должны прослушать пленки.

Кик уставилась на свои колени. Она не могла ни соврать, ни сказать правду.

– Пленки у меня, – еле выдавила она. Ирвинг умоляюще поднял загорелую руку с безукоризненным маникюром.

– В таком случае, леди, – тщательно выговаривая каждое слово, произнес он, – признаюсь, что был полностью дезинформирован и прошу у вас прощения. Нам необходимо одно: чтобы мисс Батлер представила эти пленки. – Улыбка еще играла на его губах, когда он встал и повернулся к Федалии.

– Нам необходимо одно? – переспросила Кик. От острой неприязни к Ирвингу Форбрацу щеки ее покрыл густой румянец. – Вы считаете, что недоволен и мистер Малтби, а потому говорите о вас обоих? Лионель прочитал материал, и у него возникли возражения?

Произнеся это имя, Кик ощутила прилив сил. Должно быть, она угадала – Лионель материала не читал. Сомнительно, что он просмотрел его и высказал возражения. Ирвинг хитрит, как это ему и свойственно. Скорее всего, хочет, чтобы она не воспроизводила того, что говорил о нем Лионель: с каким бесстыдством он рекламировал его первую книгу, которую сам Лионель отнюдь не считал хорошей, как с самого начала он эксплуатировал Лионеля и манипулировал им. Она не сомневалась, что Ирвинг спасает свою шкуру. Поделом ему! Он не заботился о своем клиенте, беспокоясь лишь о своей дутой репутации и больших комиссионных. Она уже представляла себе, как Лионель потом и кровью зарабатывает двадцать тысяч долларов. А Ирвинг Форбрац, получив от него ни за что ни про что деньги, покупает себе изысканный костюм. Эта мрачная картина обрела завершенность, когда Ирвинг предстал в ее воспаленном воображении в виде дьявола. Кик даже подумала, как нелегко было портному упрятать его раздвоенный хвост.

– Моя дорогая мисс Батлер, – расплылся он в елейной улыбке, – некоторые из высказываний, согласно вашему утверждению, принадлежащих мистеру Малтби, могут нанести серьезный урон ему и его семье. Если кое-какие из его высказываний и нашли отражение в вашем материале, в чем мы сомневаемся, он все же настаивает на сокращении большей части вашего текста.

Вскинув голову, Кик впилась в него глазами. Слово „семья" как громом поразило ее. Нет, сейчас она не имеет права думать об этом, пока борется за свой материал – и за свою жизнь. Она удивленно посмотрела на Федалию:

– Вы показывали Лионелю мой текст? Вы так и не позвонили мне... и ничего не сказали... – Внезапно до нее дошло: Ирвинг Форбрац вел дела весьма влиятельных клиентов.

– Минутку, Кик, – сказала Федалия. Поднявшись, она протянула руку Форбрацу. – Если вы не возражаете, Ирвинг, я хочу перекинуться парой слов с мисс Батлер. Спасибо, что заскочили. Я позвоню вам, хорошо? Викки, проводите мистера Форбраца.

Вместо того чтобы пожать руку Федалии, Ирвинг, склонив голову, чмокнул воздух над ней. Затем покинул кабинет в сопровождении Викки.

Федалия уставилась на Кик убийственным взглядом, выражавшим приблизительно следующее: „Я знаю, что ты знаешь, что я знаю..." Несколько раз постучав ручкой по столу, она отшвырнула ее, и она пролетела мимо правого уха Кик.

– Ты спала с ним, не так ли? – спросила она, когда ручка наконец упала.

– Федалия... – умоляюще начала Кик.

– Иисусе Христе! – заорала та. – Уж не в овощной ли корзинке тебя доставили в этот город, малышка?

– Перестаньте, Федалия, – робко попросила Кик. – Это нечестно.

Федалия нагнулась к ней и свела брови в одну прямую линию.

– А ведь ты ручалась за свою задницу, – спокойно сказала она.

– Но...

– Кик, некоторые места в твоем материале просто превосходны. По сути, это весьма выразительная картина того, что происходит с человеком, который, делая карьеру, позволяет другим руководить собой. Но вместе с тем это столь же впечатляюще свидетельствует о том, что происходило между вами во время этого интервью. Я хочу сказать, что это, черт побери, самое настоящее любовное излияние! И что-то мне подсказывает: ты из самых лучших побуждений оставляла свой диктофон за дверью.