- Вы подоспели к кальвадосу. Уверен, Ингрид никогда не пробовала такой штуки.

Максим поставил на обитую кожей стойку еще две рюмки. И наполнил их.

В «Красавицах» было и вправду хорошо. Лола оставила свой плащ на спинке стула. Максим поднял свою рюмку.

- За женщин! И забудем прошлое!

Она чокнулась с ним и воспользовалась этим, чтобы бросить взгляд на Ингрид. Та не отрывала глаз от лица Максима. Прямо-таки поедала его глазами. «Говорят, что американцы - большие дети, но это не так, - подумала Лола. - Эта взрослеет на глазах».

Лола пригубила красновато-коричневую жидкость. Ингрид отважно сделала большой глоток и чуть не задохнулась. Максим улыбнулся. Видеть это было приятно.

- О, my god! [О, боже! (англ.)]

- Да, серьезный напиток, - заметила Лола. - Не набрасывайся на него, как ковбой на мустанга. Пей потихоньку, деточка.

Маленькими глотками они спокойно допили свой кальвадос и, увидев, что Максим, как мальчишка, собравшийся пить всю ночь, приготовился налить еще, Лола прикрыла рюмку Ингрид рукой.

- Ей больше не наливать. Она сегодня за рулем.

- Что вы собираетесь делать в такую мерзкую погоду?

- Спасать твою шкуру, Максим.

- Что ты такое говоришь, Лола?

- Мы с Ингрид основали временную ассоциацию обороны. И защищаем мы только одного человека. Тебя. Нельзя, чтобы Груссе повесил на тебя убийство Ванессы.

- Очень мило с вашей стороны, однако я уже достаточно взрослый, чтобы защитить себя. А кроме того, мне не в чем себя упрекнуть.

- Этот аргумент не остановит жернова полицейской мельницы. Груссе - клинический идиот. Он вцепляется намертво. Особенно если есть явные улики. Ключ от квартиры девушек в ящике барной стойки, например. Или твой сеанс массажа у американки как раз в момент преступления. Извини, Ингрид.

- You're welcome, dear. [Пожалуйста, дорогая (англ.).]

- А еще есть отрезанные ноги.

- Отрезанные сечкой на разделочной доске. Убийственная деталь, - добавила Ингрид.

- И не забывай о смерти Ринко, - продолжила Лола.

Максим наполнил себе рюмку и выпил содержимое залпом. Последовала долгая пауза, а затем, обращаясь к обеим женщинам одновременно, он спросил:

- Вы правда хотите, чтобы я рассказал вам о Ринко?

Лола спокойно кивнула, а Ингрид, окаменев, смотрела на владельца ресторана так, будто вдруг перестала понимать по-французски. Максим взял в одну руку рюмку, в другую бутылку и направился к лестнице, ведущей в квартиру. На полпути он остановился и жестом пригласил их следовать за ним. У Лолы вдруг возникло ощущение, что Максим - это книга, первую страницу которой она только что перевернула.

11

- Что с тобой, Хлоя? Ты не спишь? Да ты дрожишь!

- Два раза звонил какой-то человек. Он хотел поговорить с тобой.

- Какой человек?

- Не знаю.

- Он говорил о деньгах?

- Нет. Может быть, нам стоит оставить квартиру и воспользоваться гостеприимством Максима? Я боюсь, Хадиджа!

- Бояться бесполезно. К тому же я поссорилась с Максимом. Нам придется выкручиваться самим.

- Но нам некуда идти!

Хадиджа подумала о матери Хлои. Люсетт жила в этой квартире, пока не попала в автокатастрофу. Матери-одиночке, всю жизнь изнемогавшей под бременем забот, никогда не хватало уверенности в себе, и она перебивалась случайными заработками в жалких конторах. Тем не менее она была лучше родителей Ванессы. Парочки непримиримых католиков, которые только и делали, что лили слезы. Когда они узнали, что Ванесса встречается с Фаридом, то сделали ее жизнь невыносимой и в конце концов выгнали из дома. «Хотя мои родители ничем не лучше, - раздраженно подумала Хадиджа. - Религия - ловушка для дураков».

- Скажи, Хадиджа, кто, по-твоему, этот урод?

Мгновение Хадиджа внимательно смотрела на Хлою, а потом подошла к ней и крепко обняла. Она убаюкивала ее, гладя по волосам. А потом увлекла за собой на кухню; готовя горячий шоколад, она объяснила Хлое теорию, которую придумала, пока та прогоняла свой страх с помощью «Сюиты для виолончели» Баха.

- Я уверена, что в это замешан мой брат. Если случилась неприятность, значит, без Фарида не обошлось.

- Но звонил не Фарид.

- Это был один из тех типов, что постоянно вертятся вокруг него. Может быть, Фарид и волк, но не волк-одиночка, поверь мне. В нем уживаются два человека. Дьявол и соблазнитель. Они чередуются. Так продолжалось все мое детство. Мой брат сумасшедший. Но выглядит как нормальный человек.

- Перестань, это меня совсем не успокаивает.

- Я хочу, чтобы ты знала одно, Хлоя.

- Что?

- Я не боюсь Фарида. Мы с ним одной крови, и во мне та же сила. К тому же я родилась раньше, чем он. Мы боролись в чреве матери, но он проиграл. И так будет всегда.

- Я думала, что близнецам ничего не остается, кроме как любить друг друга.

- Хуже всего то, что я его люблю. Но это не мешает мне видеть, каков он на самом деле, и презирать себя за эту любовь.

- А если это он?

- Ты о Ванессе?

- Да. Ты бы пошла в полицию?

- Я никогда не сдам своего брата полиции. Что бы ни случилось.

Они вошли в святая святых Максима; Ингрид заметно волновалась. Ей нравилось все, что она видела вокруг. Ее удивляло только одно: на стенах не было ни единой фотографии. Вовсе не таким представлялось ей жилище бывшего фоторепортера. Что до Лолы, казалось, интерьер квартиры ее совсем не интересовал. Она видела лишь цель: получить ответы на свои вопросы. И в то же время ее волнение было почти осязаемым.

Максим достал из шкафа большую папку для рисования, открыл ее на столе и показал оригинальные рисунки к комиксам. Работа, выполненная черной тушью. Тонкие и мощные штрихи. Подростки в мегаполисе, где смешалась традиция и современность. Ингрид узнала Токио, его скоростные трассы, поезда, столбы, протянувшие над переулками сети проводов, его завораживающе уродливые многоэтажки, растущие как грибы, его деревенские кварталы, его обитателей: велосипедистов на тротуарах, уличных продавцов сладкого картофеля. И толпу повсюду. На вокзалах, в магазинах, на перекрестках. И одиночество. Ринко Ямада-Дюшан, видимо, была очень сильной женщиной, раз могла говорить об одиночестве.

- «Отаку» - шедевр Ринко, - нарушил молчание Максим. - Она не боялась работать над скользкими сюжетами.

- Что значит «отаку»? - спросила Лола.

- «Тот, кто прячется в доме». Отаку - это молодой человек, который отказывается становиться взрослым. Он запирается у себя дома, забывает реальность и живет лишь ради своей страсти.

- Какой?

- Моделирование, коллекция часов, трусики лицеисток, видеопорнография и все в таком духе.

- По-моему, здесь налицо некоторая склонность к фетишизму, нет?

- Несомненно. Кроме того, там существует целый рынок, связанный с кумирами. Фотографии, диски, куклы, изображающие молодых певиц и актрис.

- У нас такое тоже встречается.

- В Японии все сложнее. Если «отаку» отказывается от ограничений, налагаемых жизнью в обществе, то японское общество его не забывает и продает ему все, что он любит. Этот циничный меркантилизм и высмеивается в комиксе Ринко.

- О чем он?

- Трудно пересказать в двух словах - это длинная история. Она начинается с лицеистки в бикини, которая собирается фотографироваться в студии; фигурки, точно повторяющие ее внешность, будут продаваться во всех магазинах. Эта девушка станет основным экспонатом коллекции. Коллекции окончательно спятившего «отаку».

Максим закрыл папку с рисунками. Потом наполнил свою рюмку. Ингрид поняла, что он собирается напиться, и ей захотелось напиться вместе с ним. Но Лола была настроена совсем на другое. Она ждала, пока Максим прогонит от себя воспоминания. Мгновение бывший комиссар и бывший репортер смотрели друг на друга, не говоря ни слова. В огромных круглых глазах Лолы была не только нежность, но и твердость. Максим не выдержал первым: