Пальцы Рауля чувствовали тепло Катце даже сквозь перчатки, и это чувство живого причиняло сильную боль.

— Что в этом такого? — почти прорычал Эм, глядя на красные пряди волос, рваный шрам на щеке, бледные тонкие губы и немного испуганные рыжие глаза. — Что? Я не понимаю!

В следующую секунду губы блонди впились в губы монгрела, целуя глубоко и яростно, причиняя боль себе и ему, но чувствуя в этом прикосновении куда большее, чтобы можно было это прекратить.

Монгрел не выдержал — по его щекам заструились скупые слезы, но он не сопротивлялся, ни пальцам на своей шее, ни поцелую, который нес в себе только ненависть и презрение. Сил хватило только на то, чтобы слабо вцепиться в плечи Рауля руками, пытаться вдохнуть, не закричать. Блонди душил его, унижая таким странным, примитивным, и самым ужасным для Катце способом.

«Он убьет меня… И пусть. Пусть. Пусть». Превозмогая боль и страх, Катце приоткрыл губы, впуская Рауля глубже. Перед глазами темнело, монгрел хрипел, но отвечал на поцелуй нежно — словно говоря это самое «пусть», что настойчиво билось в висках. Пальцы на плечах сжались сильнее и ноги дилера начали подкашиваться — тело самопроизвольно пыталось прервать контакт, чтобы выжить.

Блонди не понимал, откуда ему известно, что и как нужно делать, но чувствуя, как тело в его руках неожиданно потяжелело, он разжал пальцы и интуитивно успел подхватить Катце за талию. Сердце в груди билось часто и глухо, ударяясь о грудную клетку со всей силы и сбивая дыхание. Рауль стоил у окна и неосознанно прижимал к себе тело Катце, не находя в себе сил просто взять и отпустить. Нейрокоррекция стёрла воспоминания, но не чувства, и сейчас Эм был готов одновременно проклясть и возблагодарить её за это.

Катце лишь на миг оторвался, чтобы глотнуть воздуха, и уже сам припал к губам Рауля. Руки с плеч переместились на ключицы, пальцы осторожными поглаживаниями ласкали шею. Остатком помутившегося сознания, дилер понимал, что ни за что не отпуститься от любимого сам, пусть монгрела хоть четвертуют. С губ сорвался тихий стон наслаждения и потонул на губах блонди — робкий поцелуй медленно, но верно превращался в поцелуй страстного любовника, что слишком долго скучал.

Память не возвращалась, да и вряд ли когда-нибудь могла вернуться, но тело блонди вспоминало всё и следовало своим желаниям до конца. Не отпуская Катце, Рауль сделал несколько шагов к столу, пока бёдра монгрела не коснулись столешницы, а затем немного приподнял своего любовника, усаживая прямо на документы об ограничении силы Юпитер. Рука слепо нащупала кнопку блокировки двери, и Рауль тут же вернулся к тактильному изучению тела Катце.

Монгрелу только что стало все равно, бросят его потом или нет — Катце просто обнял Рауля за шею и, продолжая целовать, закинул ноги на бедра блонди, тесно прижимаясь к его паху. Разговаривать, и дальше выяснять отношения пока было нельзя, уж слишком эфемерным был тот Эм, которого Катце держал в своих объятиях — словно мухоловка — долгожданную жертву. Дилера пробирала дрожь пополам с нежностью — он дышал Раулем, жил им, поддавался навстречу как самому любимому и единственному, и так оно и было.

Руки блонди путались в одежде монгрела, с треском стаскивая её с тела любовника и отшвыривая на пол. Немного приподняв Катце над столом, Рауль стащил с него брюки и наконец остановился, умерив свой пыл и ненависть, которая, казалось, просто вытекала из него с каждым прикосновением к дилеру. Разорвав поцелуй, Эм немного отстранился и, помедлив, снял с себя перчатки, кидая их в ту же сторону, куда несколькими минутами раньше одежду монгрела. Смотря Катце в глаза, он осторожно, будто боясь обжечься, положил руку на грудь любовника и прикрыл глаза, скрывая собственные чувства.

Катце дышал тяжело, но ровно — он даже не шелохнулся под рукой блонди, предоставив тому полную свободу действий. Влюблено разглядывая каждую черточку раулева лица, дилер слепо следовал за своей любовью, еще не представляя исхода. Он склонил голову и, не сводя глаз с Рауля, осторожно дотянулся губами до самых кончиков его пальцев.

Эм вздрогнул и открыл глаза, следя за любовником, но руки не убрал.

— В тот последний раз, в Сазане, я признался тебе в любви? — тихо спросил он.

Катце выпрямился и приблизился к губам блонди, обжигая их горячим дыханием.

— Да, — это было одно единственное слово, слетевшее с зацелованных губ, но оно несло в себе такой огромный смысл, что его можно было сравнить разве что с целой жизнью. Ожидая ответа, Катце смотрел в глаза Рауля

— Значит, всё самое страшное ты уже знаешь, — горько ухмыльнулся Эм и, сжав в ладонях лицо монгрела, легко коснулся губ губами.

Удивительно, непонятно и странно как порой жизни тасует карты и колоды, поворачивая обстоятельства всеми их гранями и заставляя пройти через каждую, чтобы достигнуть желаемого. Рауль бежал, скрывался, но его всё равно нашли, вытащили на свет и заставили сделать свой выбор. И он сделал. Окончательный. Безоговорочный.

Горячее тело монгрела таяло под руками, губами, прикосновениями блонди, выгибаясь навстречу и отдавая всего себя до последнего вздоха и крика. Отдавая сердце любимому, получать взамен его — Эм никогда бы не подумал, что эти слова станут для него такими важными. Ласкать губами, нежно подготовить и медленно войти, заполняя собой без остатка и услышать сдавленный стон, в котором боли и желания поровну. Начать двигаться — неспешно, осторожно, растворяя боль и извлекая наслаждение, и сорваться на бешеный, глубокий ритм, беря без остатка. А потом тихо и нежно прижимать к своей груди голову с растрёпанными рыжими волосами и что-то шептать на ушко. То, что понятно лишь двоим.

Блонди осторожно зашёл в тёмную спальню и, тихо прикрыв за собой дверь, подошёл к стоящей в центре комнаты кровати. На ней, в неярком лунном свете, спал высокий мужчина с рыжими волосами и шрамом на левой щеке. Присев на край постели, Рауль невесомо провёл кончиками пальцев по обнажённому белому плечу любовника до границы шёлковой простыни, укрывающей его тело, и невидимо улыбнулся. Ситуация в Амои была критической: Федерация боролась с Юпитер за власть, в Кересе были беспорядки, экономика трещала по швам, но для бывшего Второго Консула эти времена неожиданно стали счастливейшими в жизни. Он сдался, вывесил на воротах белый флаг и отдал своё сердце и душу на веки вечные, получив то же самое взамен. А если и вспоминал случайно своё отношение к этому раньше, то просто отмахивался от слишком глупых воспоминаний.

— Тяжелый день, да? — Катце открыл глаза и медленно повернул голову. Мягко улыбнувшись, он приподнялся на локте и спросил: — Ты в порядке? Я смотрел новости… Юпитер блокирована. Даже не верится, что такое могло случиться.

В порыве сочувствия, Катце сел и обнял Рауля.

Блонди осторожно погладил монгрела по гладкой спине, всё ещё не веря в ощущение тёплой кожи под своими пальцами, и немного отстранился.

— Мне тоже не верится, — он криво усмехнулся и, проигнорировав первые два вопроса, спросил: — Как прошёл твой день? Слышал: в Кересе серьёзные беспорядки?

— Да. Снова демонстрации, но полиция всех разогнала. Скоро начнутся открытые столкновения. Попахивает революцией. Давай уедем, Рауль, — в глазах монгрела была тревога. — Я боюсь за тебя. Рассвирепевшая толпа не перед чем остановится, а федералы натравят монгрелов на Элиту в первую очередь…

Эм недоумённо посмотрел в глаза своего любовника:

— Знаешь, по-моему, это я должен за тебя волноваться. Особенно если учесть тот факт, что ты не смотря на моё предупреждение, по-прежнему часто наведываешься в Керес.

Во взгляде блонди был укор напополам со скептицизмом — такого рвения к работе Катце он откровенно не понимал.

— Уехать сейчас — значит сбежать, — Эм нахмурился и отпустил монгрела, поднимаясь с постели и начиная снимать верхний сьют. — Я не могу допустить этого.

— Это всего лишь на время, Рауль. Мы можем вывезти Юпитер с Амои, пока она не дезактивирована, а когда все уляжется, вернуться. Если мы останемся здесь, нам не дадут спокойно жить. Представители элиты сейчас в самом невыгодном положении — между молотом и наковальней.