— Прости… — тяжело дыша, прошептал он, пытаясь хоть как-то оправдаться перед блонди. И снова повторил: — Прости.

Пальцы монгрела дрожали — словно сами противились внутреннему приказу — «не прикасаться».

Полностью сосредоточившись настолько приятном для него занятии, Советник ничего не ответил. Чувствуя дрожь монгрела, блонди сжал своими пальцами его запястье и переложил на своё плечо — подальше от искушения и возможности всё испортить. Губы Рауля не задержались на плече долго и скользнули ниже, сразу обхватывая сосок и лаская его попеременно зубами и языком. Руки Эма надёжно держали Катце за талию, позволяя извиваться в собственных объятиях сколько угодно.

Катце прикусил губу и задышал чаще. Он едва прогнулся, что выдавало его возбуждение. Внизу живота появилось уже знакомое тянущее ощущение. Руки лежали на плечах Рауля, больше не пытаясь своевольничать.

Монгрелу казалось: еще немного и его ноги сами собой подогнуться. Даже сквозь перчатки, Катце ощущал жар от ладоней Рауля. Поцелуи блонди сводили с ума, и монгрел срывался на стоны, дрожа всем телом. И лишь одна мысль, возникшая на грани этого безумия: «Я больше никому не отдам тебя…»

Улыбнувшись так, чтобы это чувствовалось кожей, Рауль провёл языком влажную дорожку от солнечного сплетения до подбородка Катце, незамедлительно прикусывая кожу, и почти с жаждой вновь приникая к губам.

— Что дальше? — оторвавшись на секунду и тут же целуя ухо, обводя языком все его изгибы.

Ладони блонди тем временем — будто устав ласкать спину, спустились на бёдра, давая почувствовать свой жар через совершенно ненужную ткань брюк. Пальцы, едва касаясь, прошлись по ложбинке между ягодицами, но тут же вернулись назад, дразня монгрела.

Шумно выдохнув, Катце прижался бедрами к Раулю так плотно, что стало совершенно ясно — блонди готов к совокуплению. Словно показывая очевидность ответа, монгрел осторожно потерся животом о внушительную выпуклость под одеждой Эма.

— Я лучше тебе покажу, — дыхание Катце обожгло щеку Рауля — а может быть это был невесомый поцелуй.

«Смело», — улыбнулся про себя блонди, прослеживая невидимую в темноте комнаты синеватую жилку на шее, проводя по ней языком, чувствуя биение сердца. Ладони ненамного проникли под пояс брюк монгрела, играя с Катце почти щекочущими прикосновениями к нежной коже.

— Покажи, — вкрадчивая улыбка в голосе.

Рауль сильно прикусил кожу на ключице, сознательно ставя свою метку.

— Мнн! — стиснув зубы от боли, Катце вздрогнул, но не отстранился — наоборот, он еще сильнее прижался к Раулю. Пальцы впились в плечи блонди.

Эта насмешка в голосе… Катце вдруг испытал сильное желание — сорвать с блонди всю одежду, опустится перед ним на колени и коснуться губами налитого кровью члена. Эта картина так явно нарисовалась в его воображении, что монгрелу сделалось дурно. Если Эм продолжит в том же духе, то несколько месяцев воздержания скажутся на поведении Катце не слишком приемлемым для блонди образом.

— Я не выдержу больше, Рауль… — дилер не узнал собственного умоляющего голоса. — Я хочу тебя… Всего… Внутрь…

Катце ненавязчиво потянул Рауля на себя, очень медленно увлекая его к постели.

— Тебе будет больно, — выдохнул ему в шею Рауль, почти безуспешно пытаясь держать своё сознание в рамках приличия, одновременно пытаясь понять когда монгрел научился говорить о своих желаниях так. Или всегда умел, но просто не хотел?

Позволяя увлечь себя к постели, Эм с трудом отстранил от себя Катце, вынуждая его вытянуться на застеленной чем-то мягким кровати, а сам склонился над ним, обжигая кожу живота собственным прерывистым дыханием и касаясь языком подрагивающих от резких ударов сердца мышц чуть ниже пупка. Его пальцы пробежали по рёбрам, талии, спустились на бёдра и, легко потянув за пояс брюк, стянули ненужную ткань почти до колен, сознательно не снимая целиком, существенно ограничивая движения, чтобы не дать возможности вырваться. Улыбнувшись, ловя чуть непонимающий взгляд Катце, блонди склонился ниже и немного надавив, провёл языком по старому шраму в паху монгрела.

— Мне…о боже… Да мне уже на все плевать, Рауль, — задыхаясь, Катце выгибался навстречу своему возлюбленному. Цепляясь пальцами в мягкий мех покрывала, монгрел едва не рыдал от нетерпения. Он дрожал, кусал губы, стонал — словно открыто показывая Раулю всю степень своего возбуждения. Месяцы пустого одиночества, безнадежность и бессмысленность всех его порывов, понимание, что он не нужен Эму ни послушным, ни плохим, довели Катце до серьезной депрессии. Именно поэтому он часто приходил к океану за воспоминаниями — туда, где Рауль дал ему понять, что он — всего лишь игрушка. То, что блонди сейчас был с ним, целовал, говорил так заботливо и нежно — стало полной неожиданностью, но дилер уцепился в этот внезапный подарок — и пока ему позволяют, он будет брать от ситуации все.

— Не плевать мне, — проигнорировав мольбы, тихо хмыкнул блонди, поднимаясь поцелуями вверх по животу, груди, шее и, наконец, накрывая ртом искусанные губы Катце и слизывая кровь. — Потерпи ещё немного…

Рауль, не прерывая зрительного контакта, снял с Катце оставшуюся одежду и, будто не удержавшись, а может, просто успокаивая, поцеловал его в обнажившееся колено. Нужно было раздеться самому, нужно было найти любрикант — поскольку собираясь на побережье, блонди секс как-то не планировал — нужно было пока просто расслабиться и не сделать ничего такого, что заставит жалеть не только о совершённом поступке, но и его методах. К счастью, масло для массажа обнаружилось в тумбочке около кровати — в этой гостинице явно знали, в чём часто нуждаются постояльцы, а вот с остальным было сложнее. Раздеваться под чьим-то пристальным взглядом было…тяжело. Не стыдно — своего тела не было причин стыдиться, а просто непривычно. Сняв всё до единой нитки, Рауль приблизился к постели и осторожно лёг рядом с Катце. Пальцы тут же запутались в рыжих волосах, а дыхание блонди коснулось его губ.

Поцелуи были долгими, чувственными — после ночи в Кересе, монгрел знал, что Второй Консул умеет целоваться, как никто, но чтобы так сладко! — даже не подозревал. Что было тому причиной — снисходительность или обман — дилер не желал задумываться. Он больше не допускал опрометчивых мыслей о том, что Эм любит его, но как оказалось — монгрел умеет довольствоваться малым.

Катце очень осторожно протянул руку к лицу, и невесомым касанием провел кончиками пальцев по щеке Рауля.

— Люблю… — выдохнул он в горячие влажные губы блонди, и серьезно глядя в зеленый омут красивых глаз. Катце не ждал ответа — он ему был не нужен. Слышать отказ не хотелось, а потому монгрел просто медленно обвив шею Рауля обеими руками, отдался вволю своих собственных чувств. Тело Эма было горячим и это заводило, сводило с ума. Сердце в груди заходилось от переизбытка чувств — то сбиваясь с ритма, то частя, как безумное.

Прикосновение к лицу не вызвало отрицательных эмоций, оно было подрагивающим и тёплым, почти трепетным, так дотрагиваются только до того, что дорого сердцу. На секунду блонди нахмурился собственным ощущениям, но уже скоро принял их как неотъемлемую часть своего нового мира — Рауль был уверен в том, что хотел того, чтобы к нему прикасались. Прикасался только Катце.

Едва слышный шепот буквально пронёсся по жилам, вливаясь в кровь и плоть расплавленным свинцом — одновременно тепло и жарко, тяжело и мучительно сладко. «Зачем ты это повторяешь? — почти отчаянно подумал блонди. — Я могу не выдержать и сказать то, от чего будет только хуже…»

— Я тоже, — почти против воли, почти неслышно, почти…но всё же сказано и дороги назад нет.

Надо тут же коснуться губами его лица, пытаясь заглушить свой кричащий разум, пресекая все дальнейшие ненужные слова, будто прячась от себя самого. Кончиками пальцев вниз по животу, точными прикосновениями вырывая стон, ещё один и снова. Зубами прикусить кожу на подбородке, почти болезненно, почти до крови. И попытаться не осознавать собственных действий.