Он слегка встряхнул ее. Голос был по-прежнему сердитым, но на губах мелькнула улыбка, и этого оказалось достаточно, чтобы Элен почувствовала властное воздействие его чар, которые были для нее смертельно опасными, и поняла, что снова уносится в мир грез, чего нельзя было ни в коем случае допустить.
– Я вспылил. Прошу прощения. Но вчера вечером ты была бледнее смерти. Люси сказала, что ты заболеваешь, и я подумал, что так оно и есть. Я понес тебе наверх горячее молоко и аспирин, но когда постучал в дверь, ты не ответила, и я решил, что сон – лучшее лекарство. А когда сегодня я обнаружил в восемь часов утра твою комнату пустой, сразу же вообразил себе всякие ужасы. Ты прощаешь мне мое ворчание?
Она не могла даже ответить ему, ее горло сжал мучительный спазм. Он переживает, он заботится! Как могла она забыть о его способности сочувствовать и сострадать? Ведь это Эдуард был с ней неотступно всю ту долгую страшную ночь в больнице, когда Элен умирала от страха за мать, а он успокаивал, поддерживал, внушал ей надежду на благополучный исход болезни мамы.
Но в воспоминаниях было мало проку. Элен и так имела слишком много причин, чтобы любить его, и не хотела отягощать свою ношу. Сделав над собой решительное усилие, она попыталась выдернуть руку, но он только крепче сжал ее пальцы и произнес низким хриплым голосом:
– Нам надо поговорить о том, что произошло между нами вчера… и о наших будущих отношениях…
Он притянул ее ближе, и Элен оказалась в сладком, волнующем плену его сильных рук. Всей душой она жаждала растаять как воск в его объятиях. Сейчас от волнующей близости любимого все внутри нее становилось теплым, податливым, женственным… Но инстинкт самосохранения был на ее стороне, по его приказу тело напряглось и застыло. Элен произнесла скованно:
– Не думаю, что нам действительно есть о чем говорить.
– Только о твоей безумной идее убежать от меня, – мягко парировал он. – Мы отлично подходим друг другу. Зачем же все ломать? – Голос Эдуарда звучал дразняще, вкрадчиво, а его сильные мускулистые руки тем временем ловко, по-хозяйски привлекли ее головку к своей широкой груди.
Она была его собственностью, и он намерен сохранить эту собственность за собой. Эта мысль смутно промелькнула в голове Элен, когда она вдохнула крепкий запах, исходящий от кожаной куртки, смешанный с теплым мужским запахом.
С ее губ сорвался слабый протестующий звук. Но, невзирая на голос рассудка, ей страшно хотелось забыть обо всем, прижаться к нему, слиться с его телом… Его губы нежно щекотали ее шею, Элен почувствовала, как голова начинает сладко кружиться, сквозь горячий туман прорвался вкрадчивый шепот:
– Сейчас мы поедем в «Мажестик», пусть Люси наложит нам бутербродов в корзинку. Возьмем с нее обещание не приближаться к дому! Нам надо покончить с меблировкой, и хотя я привлек к этому делу лучшую дизайнерскую фирму, мне хочется, чтобы ты тоже сказала свое слово – как лучше обставить нам наш будущий дом. Но самое главное – надо, чтобы ничто не помешало нам спокойно поговорить… Я хочу, чтобы наш брак наконец стал полноценным. Вчера мы убедились, как хорошо нам вдвоем. Если бы любопытство моей сестры не разобрало ее так некстати, сейчас мы уже могли бы считать себя настоящими мужем и женой.
Неужели он думает, что она не знает этого? Слова Эдуарда заставили Элен похолодеть. Все, что он предлагал, звучало в высшей степени соблазнительно, но… ни единого слова не произнес он о любви! Не сказал ничего, что она хотя бы отдаленно смогла истолковать, как намек на любовь. Конечно, она никогда и не позволяла себе надеяться, но все равно недобрые предчувствия заставили ее сердце больно заныть.
Он слишком хорошо сознает свою власть над ней, и сейчас хладнокровно наблюдает, как воспламеняется она от прикосновения его рук и губ, превращается в восторженную рабыню, жаждущую полного господства над собой. Эдуард верит, что достаточно ему провести с ней только одну ночь, и это привяжет Элен к нему навсегда покрепче любого договора – пусть трижды почетного и выгодного.
А самое главное то, что он абсолютно прав. И Элен во что бы то ни стало необходимо заставить его думать, что он ошибается. Задача эта будет потруднее всех прочих, с которыми ей приходилось сталкиваться.
Она решительно отступила назад, уперев руки ему в грудь и, сделав над собой огромное усилие, проговорила:
– Звучит заманчиво, но боюсь, что мне придется отказаться.
Она быстро отвернулась, чтобы он не успел заметить несчастного выражения ее глаз, и вздрогнула, когда он произнес сурово:
– Раньше я никогда не замечал за тобой привычки лгать. Но в последнее время у тебя что ни слово, то ложь. Ты искренне надеешься заставить меня поверить, будто сама не желаешь превратить наш брак из формального в настоящий? Не забывай, что я прекрасно тебя знаю. Ты умна, благоразумна, на тебя всегда можно положиться, и ты… была совсем равнодушна к чувственным удовольствиям. Да, была до тех пор, пока вчера я не заключил тебя в свои объятия. Ты хочешь доказать мне, что это ничего не значит?
– Я много выпила, – проговорила Элен плохо повинующимся языком и почувствовала, как неудержимо краснеет. – Я виновата, этого не должно было случиться. Мне не следовало позволять тебе думать… О Боже!
Обхватив себя руками за плечи, она стремительно прошлась по маленькому кабинету. Ее начала бить дрожь, стало так холодно, словно ей никогда на свете не удастся согреться, словно кровь остановилась и превратилась в лед из-за того ужасного, что она сейчас намеревалась совершить. Она отреклась от своей любви, от своего немного наивного, романтического обожания, от счастья всей жизни…
Она лгала. И она знала, что ей никогда не найти другого мужчину, способного заменить Эдуарда.
– Шампанское, обед, атмосфера – все вместе подействовало на меня очень странно, и все это заставило меня вести себя так глупо.
Элен резко повернулась. Ее встретил такой пугающе мрачный огонь серых глаз, что она тут же пожалела о своей смелости. Она поспешно отвернулась к окну, но ничего не увидела перед собой из-за странного, застлавшего глаза тумана и пробормотала, ненавидя свой собственный голос:
– Я действительно собираюсь уйти, Эдди. Я говорила это вполне серьезно.
– Вот так просто взять и уйти? – переспросил он насмешливо.
Элен виновато опустила голову. Нет-нет, это был всего лишь минутный эгоистический каприз, желание сохранить свои чувства в неприкосновенности. Но она не могла сказать ему об этом! И ей пришлось призвать на помощь все свои так хорошо известные Эдуарду качества характера, пресловутые невозмутимость и здравый смысл, которые сейчас притаились где-то в глубине ее существа. И она ответила:
– Не так просто. Дослушай до конца. Я уже объясняла, почему хочу уйти, но я стану продолжать, как обычно, выполнять свои обязанности в течение определенного срока, о котором мы должны условиться заранее, пока ты не найдешь мне замену, – добавила она, чтобы Эдуард не вздумал потом делать вид, что ни один из претендентов его решительно не устраивает.
– А что скажет на это Маргарет? – вдруг спросил Эдуард. Он с размаху опустился на стул, вытянув перед собой длинные ноги. – Она считает, что мы – идеальная пара, что наш брак заключен на небесах. Как она воспримет твое решение?
– Мама, конечно, расстроится, – произнесла Элен с каменным лицом.
Но она не собиралась позволять Эдуарду шантажировать ее подобным образом. Она сама поговорит с Маргарет и, может быть, даже расскажет ей правду, что ее замужество было всего-навсего выгодной сделкой для них обоих. Но вот обстоятельства изменились – тоже для них обоих. Сначала мама ужаснется, но потом поймет.
– Моя мама очень здравомыслящая женщина. Она не захочет, чтобы я навсегда осталась с человеком, которого не люблю.
Эдуард тяжело взглянул на нее.
– А если я удвою сумму, которая ежемесячно переводится на твой счет, это что-нибудь изменит? – Увидев, как она нетерпеливо затрясла головой, он поднялся на ноги. – Нет, наверное нет. Я все-таки не понимаю причины твоего решения, но хотел бы понять.