Дело, в том, что маршал прошел школу командования фронтами на далеко не второстепенных направлениях, а точнее — на главных направлениях, где решалась судьба Отечества, где, по выражению И. В. Сталина, положение было безнадежным. Он командовал войсками Ленинградского и Западного, Резервного дважды, 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов. Войска под командованием Г. К. Жукова сыграли одну из заглавных ролей в овладении столицей третьего Рейха — Берлином. Именно в этот период деятельности проявились главные черты его полководческого характера.
Во-первых, способность сохранять верность суждений и продуктивность ума в условиях максимальной опасности. Соратники Г. К. Жукова говорили, что в минуты смертельной опасности он становился как бы собранней и энергичней. Его аналитический ум полководца, способности к синтезу позволяли ему охватить за минимальное время сразу всю стратегическую обстановку и расчленить ее по деталям с выделением главных звеньев, составляющих самую ее суть. Все это позволяло ему делать правильные выводы и принимать адекватные обстановке решения.
В сложных условиях поток информации на КП фронтов в единицу времени возрастал до сотен тысяч знаков в минуту. Во многих случаях этот поток не мог дойти до командующего из-за ограниченных возможностей связи. В это время огромное значение имели интуиция и предвидение развития обстановки, дающие возможность быстро сделать расчет и сокращенное умозаключение из бесчисленного множества сведений без выпадения каких-то звеньев. В эти минуты иногда не представляется возможным рассуждать и объяснять подчиненным то или иное решение. Здесь нужны быстрые, четкие и конкретные распоряжения и приказы, исключающие любые дискуссии.
В таких сложных ситуациях немыслим «рынок мыслей и решений». Так было в сражении за Москву. Ее судьба, судьба кампании решались в считанные часы и минуты. Можно привести пример, описанный Г. К. Жуковым в труде «Советская военная стратегия в 1941–1942 годах»:
«Хорошо помню эпизод в период сражения за Москву, когда немцами был захвачен Солнечногорск, когда дорога Солнечногорск — Москва осталась почти без прикрытия… Я тогда позвонил командующему ПВО страны генералу Громадину и сказал ему: «Солнечногорск сейчас захвачен танками противника, для прикрытия Москвы из района Серпухова со стороны Солнечногорска мною перебрасывается на машинах 7-я стрелковая дивизия, прибудет она туда не раньше как через 8—10 часов. Что Вы можете дать сейчас из числа зенитной артиллерии ПВО Москвы для противотанковой обороны путей на Москву со стороны Солнечногорска?». Генерал Громадин, век его за это не забуду, тут же ответил: «В районе Сходни у меня стоит 85-миллиметровый артиллерийский зенитный дивизион. Я сейчас же выброшу его в район Солнечногорска и прикажу — умереть, но не пропустить танки врага до подхода 7-й дивизии». Через 30 минут я уже знал, что дивизион снялся и выступил навстречу противнику, с танками которого дивизион встретился где-то между деревнями Пешки и Дубинино. В коротком бою было подбито несколько танков противника, остальные отошли на Солнечногорск. Вскоре туда подошли на машинах передовые части 7-й дивизии. К сожалению, я не узнал, кто командовал этим геройским дивизионом».[132]
Всем известен эпизод из боевых действий 16-й армии под командованием К. К. Рокоссовского. Во время осеннего наступления немцев на Москву он вышел на командующего Западным фронтом Г. К. Жукова с предложением отвести войска его армии на восточный берег реки Истры и затем использовать этот естественный рубеж с пользой для обороны. С точки зрения командующего армией, возможно, это было правильное решение, а с точки зрения командующего фронтом — нет, ибо у главной группировки на Западном направлении в этом случае оголялся правый фланг, а с учетом удара танковой армии Гудериана под основание левого фланга главная группировка (5, 33, 43, 49А) фронта попадала под угрозу окружения.
К. К. Рокоссовский, получив отрицательный ответ, обратился с этой же просьбой к начальнику Генштаба Б. М. Шапошникову. Тот санкционировал отвод армии и даже не уведомил об этом Г. К. Жукова. Здравый смысл говорит, что такое решение было в корне неверным. Б. М. Шапошников должен был решить возникший конфликт, не нарушая централизованного управления войсками, прежде всего с командующим фронтом и затем только через него, если в этом возникает необходимость, отдать распоряжение об отводе армии. Непреложная военная истина гласит: командующий фронтом единолично отвечает за выполнение задач подчиненными ему войсками.
Г. К. Жукову на Западном фронте вообще приходилось нелегко. Сверху — и от И. В. Сталина, и от других членов ГКО и Ставки, — сыпались бесконечные угрозы, противоречивые распоряжения. К примеру, не прошло еще и двух суток после приема Г. К. Жуковым Западного фронта, как ему позвонил В. М. Молотов. И произошло следующее.
«Он (В. М. Молотов — Ю. Г.) поинтересовался продвижением немецких войск на одном из направлений. Разговор шел в повышенном тоне. Словом, он сказал нечто вроде того, что или я остановлю это угрожающее Москве наступление, или я буду расстрелян. Я ответил ему на это — не пугайте меня, я не боюсь ваших угроз. Еще нет и двух суток, как я вступил в командование фронтом, я еще не полностью разобрался в обстановке, не до конца знаю, где что делается. Разбираюсь в этом, изучаю войска. В ответ он снова повысил голос и стал говорить в том духе, что, мол, как это так, не суметь разобраться за двое суток. Я ответил, что если он способен быстрее меня разобраться в положении, пусть приезжает и вступает в командование фронтом. Он бросил трубку, а я стал заниматься своими делами».[133]
Одновременно с этим от И. В. Сталина шли одно за другим указания то нанести контрудары в районах Волоколамска и Серпухова во фланг 4-й немецкой армии, то вернуть захваченный немцами город Дедовск (на самом деле немцы заняли деревню Дедово в районе Хованское — Снегири, Дедовск же в то время оставался в наших руках. Его удерживала 9-я стрелковая дивизия генерала Белобородова).
В такой нервозной обстановке, безусловно, можно и сорваться, наговорить грубых слов. Вот Георгий Константинович и не выдержал. Узнав о решении Б. М. Шапошникова по поводу 16-й армии, он направил телеграмму в адрес Рокоссовского:
«Фронтом командую я. Приказ об отводе войск отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни на шаг не отступать. Жуков».
Во-вторых, наряду со многими другими качествами полководческого характера, хочу остановиться на способности Г. К. Жукова по сумме малейших признаков чувствовать изменение обстановки и принимать своевременные решения адекватно ее развитию. Так, например, Г. К. Жуков по некоторым данным определил, что в ходе наступления под Москвой немецкое командование использовало все свои возможности, а войска потеряли способность к дальнейшему наступлению. Командующий войсками фронта понял, что наступил перелом в ходе Московской битвы. 30 ноября 1941 года на имя И. В. Сталина был направлен план контрнаступления. Г. К. Жуков просил заместителя начальника Генштаба генерала А. М. Василевского ускорить представление плана Верховному.
«Заместителю начальника Генштаба генерал-лейтенанту Василевскому. Прошу срочно доложить Народному комиссару обороны т. Сталину план контрнаступления Западного фронта и дать директиву приступить к операции, иначе можно опоздать с подготовкой. Жуков. 30.XI.41 г.».[134]
Это было за 10 суток до издания директивы Гитлера на планомерный отвод войск и переход к обороне (директива издана и подписана Гитлером 8 декабря 1941 года). Наши войска перешли в наступление 5 декабря 1941 года, в ходе которого были разгромлены 38 вражеских дивизий, освобождено более 11 тысяч населенных пунктов. Враг был отброшен на 100–350 километров. Но противник сам не отходил, он упорно дрался, поэтому наши войска наступали по правилам военной науки, а не шли походным порядком вслед за планомерно отходящим противником. Это была первая крупная победа советских войск, развеевшая миф о непобедимости немецкой армии, похоронившая гитлеровский план молниеносной войны.