– Ваши женщины? О! Вы абсолютно презренный мужчина, Даниэль Логан. Отпустите меня! Сколько женщин у вас бывает обычно?

Даниэль улыбнулся.

"Ах, Порция, – хотел он сказать, – той единственной женщины, которую я хочу, у меня нет".

– Сейчас, дорогая. Не будьте ревнивой. Я просто согласился с вами. Почему это рассердило вас?

– Не знаю, Даниэль. Я не понимаю, почему вы превращаете меня в какую-то вульгарную бабенку.

Она опустила глаза и попыталась скрыть свое учащенное дыхание.

Даниэль смотрел, как взмахнули ее ресницы. В ней было что-то мучительно-притягательное, какой-то оттенок отчаяния, беспокоивший его.

Ее голова покоилась на его груди. Его пальцы все еще сжимали ее локоть, но не так крепко, как в тот момент, когда он поймал ее. Она как будто ждала, что он поцелует ее. И, видит Бог, он хотел поцеловать ее, сорвать с ее тела эти ненавистные юбки и прижать к теплой земле. Но он знал, что не позволит осуществиться сумасшествию своих мыслей.

– Послушайте, По… Принцесса, – начал он напряженным голосом, – я не такой сильный человек как вы думаете. Я не хочу, чтобы вы доверялись или уступали мне потому, что у вас нет иного выбора. Вы – не одна из моих женщин. Я никогда не хотел, чтобы вы так думали о себе. Я беспокоюсь о вас, моя цыганочка, но толком не знаю, что делать.

Порция почувствовала, что ее страх превращается во что-то теплое и нежное. Впервые она начала осознавать, какую силу имеет над этим человеком. Он дрожал. Она чувствовала его напряжение щекой, прислоненной к рубашке, но не знала, как откликнуться, понимая, что он ждет ответа.

Может быть, я начинаю понимать, Даниэль. И я благодарю вас за вашу сдержанность. Я не знаю, как играть в эти игры или делать другие глупые вещи, о которых, я слышала, говорят женщины. Я не знаю, как это делается.

Порция подняла голову и посмотрела в его лицо. Его волосы привычно упали на его лоб, глаза казались тревожными, и ей хотелось поцеловать их, как ее мама целовала ее сонные глаза, когда она была маленькой девочкой. Забавно, как много времени прошло с тех пор! Воспоминание вернуло ей мать и дало почувствовать себя в безопасности. Она улыбнулась.

– Я не знаю, дорогая. Не делай ничего, что будет очень трудным, – сказал Даниэль, отступив и взяв ее за руку. – Понимаете, вы мне очень нравитесь такая, какая вы есть. Не думаю, что мне хотелось бы, чтобы вы делали какие-нибудь глупые вещи вроде тех женщин.

В тишине с реки неожиданно донесся булькающий смеющийся звук, и Порция почувствовала облегчение, глубоко вздохнув. День был чудесный. Жизнь хороша. Почему не могла она в этот прекрасный день оставить позади все свои сомнения и просто наслаждаться жизнью?

– Давайте разуемся и перейдем через речку!

Порция отошла от Даниэля и сбежала к кромке воды.

– Если только мы будем идти близко друг от друга.

Он отогнул ветви и подождал, когда Порция пройдет дальше по тропинке.

– Мне говорили, что там глубокий омут, где вы можете поплавать, если хотите.

Порция затаила дыхание, вступая в воду, плотно окруженную деревьями и кустарниками, переплетенными с зелеными, душисто цветущими виноградными лозами. Полоса мелкой воды расширялась и углублялась, переходя в скрытую лагуну, выходившую снова под прохладные тени с другой стороны.

– Ах, как красиво, Даниэль. Очень красиво! Мы можем…

Она проглотила слова, которые чуть не сказала, когда вдруг вспомнила, зачем они пришли.

– Мы можем порепетировать здесь, чтобы нас никто не услышал. Сядем здесь, на берегу, и начнем?

Даниэль открыл корзинку и извлек из нее бутылку, которую привязал к низенькому кустарнику и опустил в прохладную воду. Он поставил корзину в тень под деревом и достал измятую копию сценария, который он учил. Репетиция была причиной их прихода сюда. Пьеса – дело, напомнил он себе, а не приятная прогулка.

– Прекрасно. Вам нужно видеть сценарий, Фаина?

– Нет. Я знаю его весь. Начнем прямо с первого выхода герцога.

Даниэль открыл тетрадь и начал читать. У него был красивый голос. Порция быстро поняла, что у Даниэля есть все задатки прекрасного актера. Он чувствовал действие лучше Лоусона и порой говорил так, будто вправду принадлежал к Геттисбергскому гербу.

Порция закрыла глаза, вызывая в памяти свою роль. Когда герцог умолял своего пажа Виолу выразить его любовь к белокурой Оливии, Порция обнаружила, что как никогда прежде понимает то отчаяние, которое должна испытывать молодая женщина. Бедная Виола влюбилась в человека, который целиком предан другой. Когда они прошли половину сценария, Порция забыла про свои опасения и придала своей игре эмоциональную глубину.

Когда Даниэль к концу пьесы умолял ее сменить мужское одеяние и позволить ему видеть ее в женских одеждах, у Порции было окончательное чувство, что мольба подлинная. Она не смогла ответить ему. Роль моментально вылетела из ее головы, и она сидела, смущенно глядя на него.

Даниэль окончил чтение и закрыл глаза. Покладистый Даниэль. Пришло время заставить Порцию объясниться. Не испугай ее.

– Скажите мне правду, принцесса, каково ваше мнение? Я обесчестил слова мистера Шекспира?

– Я думаю, что вы читали слова так, как будто сами их написали, – не дыша ответила Порция. – Я поражена.

– А я очень голоден. Что, если мы объявим перерыв, займемся ленчем и, может быть, поговорим?

– Да. Я вижу, что вам не нужна моя помощь в освоении роли.

Казалось, что голос застревал в ее горле. Она заставила себя взглянуть на мужчину, чьи темные глаза стали вулканически черными в тени сосны, под которой они сидели.

С ленчем она могла справиться, но разговор? Это пугано ее, и она ощутила трепет беспокойства, струящийся по ее позвоночнику.

– Вы удивительный человек, мистер Логан.

Даниэль встал на колени и взял Порцию за руку, прижав губы к мягкой ткани ее перчатки:

– И вы тоже, малыш. Думаю, что мне предстоит насладиться чувством влюбленности в страстную Виолу.

Она чувствовала прикосновение его губ через перчатки. Казалось, что лес наполнялся теплом, пока он продолжал держать ее руку. Речушка сзади них музыкально пела, перескакивая через камни и стекая по гладкой серой поверхности в маленький омут. Фиалки, разбросанные невидимой рукой лесной феи, расцветили ковер зеленой травы точками бледно-лилового цвета. Небо над ними было развернуто как голубой флаг, покрытый пятнами белого хлопка.

– Страстная Виола? Что вы подразумеваете под словом "страстная"?

– Я уверен, что она такая.

Даниэль наклонился вперед, притянув Порцию к себе.

"Он собирается поцеловать меня, – мечтательно подумала Порция, – и я хочу этого". Она почувствовала, что ее губы приоткрылись и сделали быстрый безнадежный вздох. Как удивительно было бы, если бы это в действительности была та, кого Даниэль хотел бы поцеловать. Но Даниэль хотел не Порцию, он хотел Фаину.

– Нет. Вы не должны целовать меня, Даниэль, – она вскочила на ноги и пошла к воде. – Я пришла сюда не для этого. Вы должны перестать целовать меня. Мы здесь, чтобы репетировать. А там ленч. Вы обещали мне ленч!

Даниэль тяжко вздохнул и потянулся к ней:

– И я его выполню, малыш. Вот он, ленч. Позвольте мне достать вино из омута.

Нет, она не хотела, чтобы он приближался, видел краску, залившую ее лицо.

– Все в порядке, Даниэль. Вы достали ленч, Я достану бутылку.

Она повернулась, опустившись на колени, и наклонилась вперед, чтобы выудить бутылку из омута, которую он прикрепил с помощью длинной веревки, привязав к маленькому кустику на самом краю берега.

Стоя на коленях у омута, Порция могла видеть отражение женщины, смотревшей на нее. Ее глаза были широко открыты, волосы растрепались, а на лице было отпечатано волнение. Женщина, которую она видела, была не Порция. Но она не была и Фаиной. Эта особа была оживлена веселостью, страстью, которую Порция никогда не испытывала, и она была заворожена этой картиной.

– Нужно помочь?

Голос Даниэля вернул ее в действительность, побудив Порцию к действию. Она вытащила бутылку из воды и попыталась развязать узел.