Этот последний, спецмутант, похоже что из выродившейся военной линии, и в самом деле смотрел взглядом рептилии из узких прорезей глаз. Также и лицо его никаких известных чувств не выражало. Настоящий демон с японских рисунков.

— Ну, давай, паренек, если уж такой шикарный товарищ нас просит. — сказала Кац Данилову совершенно железобетонным голосом.

Она чмокнула Данилова в щеку.

— Фуй. — завозражал Фитингоф. — Я не для того семь лет просидел в серном пекле, чтобы увидеть эту ерунду. Давайте-ка, постарайтесь, пупсики. Ладно, пару вам минут на разогрев.

Кац взяла Данилова за руку и отвела в сторонку, где они уселись на мощный люк машинного отделения.

— Данилов, кажется у тебя не слишком шикарное настроение.

— Кац, я действительно превращаюсь в дрожащего пупсика. Я так не могу. Как без бессмертия-то, хотя бы без надежды на него?

— А как же люди жили без чипа Фрая и ничего себе, были храбрыми воинами, в атаку на пулеметы бегали.

— У верующих была «бессмертная душа», данная свыше. У неверующих какая-то эрзац-вера, что они частички чего-то большого, коммунизма там, нации, что они будут жить в детях. А у меня свыше только приказы начальства, и если я частичка чего-то большого, то очень говняного. И какие к черту дети у модифицированного клона? Круглая я сиротинка, твою мать, и эта мысль еще поражает меня своей новизной. Живешь как дерьмо, а подохнешь и слово «как» исчезнет.

— Юпитер, — это вечная жизнь для пси-структур. — уверенно, но как-то дежурно сказала Кац.

— Отлично, но Юпитер что-то не слишком похож на курорт для бессмертных мудаков.

— Для начала, Данилов, просто сядь ближе ко мне. Любое бессмертие начинается знаешь с чего… С близости.

— А як же. Любовь всему царица…

Ее губы погасили дурацкий стих. Вначале было ощущение, что это просто две черствые корки с каким-то полиэтиленовым запахом.

Но потом эти корки разошлись, из под них вышла теплая ароматная мякоть и Данилов «полетел». Сразу стало ясно, что вместе с интеллекулами, которые должны были раскурочить его через три дня, в него закачали чего-то еще. Или уголовник, или Кац схитрила.

Переборки тетраэдрической рубки вдруг поплыли в разные стороны, открывая в щелях бездну, из которой полетели ленты, нити, лучи, струи. Кац улеглась на эти ленты и словно стала растягиваться вдоль них.

Данилов видел, что ее комбинезон расходится будто кожура перезревшего банана. Но тела он уже не увидел.

От Кац остался только каньон телесного цвета, вдоль которого Данилов помчался будто крылатая ракета. Каньон становился все теснее, ракета все больше. И вот ее борта заскользили по склонам каньона. И странно — никакого скрежета. Лишь нарастают чудны́е ощущения. От тела вскоре остался лишь оголенный провод позвоночника, по которому волнами катились жар, болезненность и острая сладость. А потом каньон кончился каким-то темным провалом, случилось столкновение, взрыв сладкой боли, полет ошметков и переключение.

Данилов сфокусировал взгляд, очертания рубки еще немного плыли перед глазами, то ли струи, то ли ленты кое-где скользили туда-сюда, но в целом уже все устаканилось.

Первым из живых существ в глаза бросился Чипс. Он стоял по прежнему на каком-то своем посту, рука на импульснике, ноль мимики, но глаза как у встревоженной рептилии. Фитингоф лежал на палубе — потный, с закрытыми глазами, с края рта тянулась слюна.

Кац, стоя в полуобороте к Данилову и глядя незнамо куда, надевала комбинезон.

Данилов сразу отметил, что плечи у нее действительно широковаты, и мускулы заметны, хотя и не бугрятся. Да и грудь немногим более выпуклая, чем у мужика — культуриста-анаболиста. Но талия весьма далека от осиной, и бедра не сжаты — эта женщина как будто могла рожать детей.

— Это от тебя он так стух? — спросил Данилов, указывая на рассклеившегося уголовника.

— Нет, это от тебя он кайфанул, — огрызнулась Кац. — От меня же он получил софт с психопрограммой-миметиком, так называемым «ангельским соитием». А тебя я снабдила помимо ахмедовского «протекса» дозой эромескалина — это хорошая трэковая наркота эротического толка. Большего и не надо. Ты мечтательно скользил по эромескалиновой сенсоматрице, этот мудак был подключен через свой соответствующе настроенный психофейс к твоему нейроконнектору. И вы оба были ангельским соитием весьма довольны. Даже Чипс, который, по моему, просто копченая колбаса, глядя на вас немного растерялся.

— А на фига ты раздевалась?

— Это, мой маленький, ключ зажигания.

15. «Игры с крейсером»; система Юпитера, Адрастея

Лед почему-то розоватый — неужели это с Ио пыль извержений долетает, и весь еще в шрамах: трещинах и кратерах. Сквозь него пробиваются острые совсем неприглаженные скалы. За грядой особо острозубых притаилась станция. Она протянулась цепочкой обитаемых модулей по довольно узкой расселине. Жилые колодцы утоплены вглубь. Со всех сторон станцию защищают каменные надолбы скал и ледники. А сверху прикрывает купол. Сетчатая конструкция, как будто легко проницаемая, но на самом деле спасающая даже от лобового удара метеорита.

— Дяденьки и тетеньки, пустите погреться. — дурашливо проблеял Фитингоф в адрес персонала станции.

Захваченный беглыми каторжниками катер впритык перемахнул через каменный гребень, затем ухнул в расселину и понесся ровно к тому месту, где находились арочные ворота сетчатого купола. Они были открыты, впуская и выпуская всякую шагающую технику.

— Мозги набекрень, значит вперед. — девиз нападающих озвучила Кац.

Влетая под арку, катер отстрелил «грызуна», которого вчера смастерила Кац.

Кассетная расщепляющаяся головка уже внутри станции разлетелась на тысячу малышей: микроботов-ассемблеров с крохотными ионными движочками. Они стали наводиться на источники электромагнитного излучения, прогрызая и прожигая их изоляцию.

Добравшись до «твердого» физического канала, скорее всего коаксиального кабеля, один из микроботов начал приманивать собратьев. Те, налипнув кластером, уже через десять секунд ассемблировали первый коннектор. В других точках все происходило по той же схеме. Через коннекторы в кибероболочку станции были внедрены киберобъекты, которые интегрировались в макровирус.

— Прогноз благоприятный. Сейчас он взломает защиту у отсека «Ф». — заметно дергаясь от возбуждения, сообщила Кац.

Через пять секунд катер счастливо свернул в раскрытые макровирусом двери отсека.

Это была здоровенная площадка размером с футбольное поле, с вогнутой ячеистой поверхностью; в ячейки воткнуты были остроконечные удлиненные бочки с перфторводородом — рабочим телом для ионного двигателя.

Катер парил над площадкой, цепляя монополимерным клейким хоботом перфторводородные емкости.

— Вирус продержит щель еще три минуты. — кинула Кац.

Одни бочки загружались внутрь, в грузовую секцию катера, другие крепились на корпус.

Хобот нечаянно зацепился за какую-то изогнутую балку, задергался и потянул весь катер вниз, но был вовремя отброшен.

Отягощенный добычей катер юркнул в закрывающиеся двери отсека, затем полетел к воротам купола, увиливая от плазменных выстрелов.

— Мы их сделали! — возопил Фитингоф, не дожидаясь окончательной победы.

Катер юркнул в арочные ворота, вылетел из расщелины, взмыл на скальную кручу, и тут все, кто были внутри его, единогласно и горестно взвыли. Навстречу подплывал огромный крейсер, размером чуть ли не с Адрастею.

— Кобздец подкрался незаметно, — промямлил Фитингоф и жалобно икнул.

Рокочущий голос космофлота ворвался в слуховые нервы притихших грабителей.

Под угрозой незамедлительного уничтожения голос потребовал подлететь к сканирующей полусфере крейсера, затем заглушить двигатели и дать себя втянуть в приемный порт.

— Эй, бугор, как насчет того, чтобы вколоть антидот моему дружку, — напомнила неунывающая Кац забывчивому Ахмеду. — Мы тебе помогли, а дальше уже твои проблемы. Ты ведь сам хотел на Адрастею. Уж за что боролся, на то и напоролся — обижаться незачем.