Включив фонарь, Бирс стремительно преодолел живой завал из двух тел и отрезал незнакомцу путь к отступлению. Антон захватил его руки, пытаясь надеть наручники, но противник попался им очень сильный, скрутить его стоило большого труда: уже в наручниках, он продолжал бороться и пытался встать.

Они бросили его на спину и прижали, наведя в упор фонари. Незнакомец слепо щурился на ярком свету. Бирс глянул и обомлел: на земле лежал Хартман. И Ключников, приглядевшись, понял, что знает этого человека: то был долговязый американец, с которым Аня строила баррикаду.

— Стэн?! — очумело воскликнул Бирс. — Вы с ума сошли! Как вы здесь оказались?!

— Может, вы снимите с меня наручники? — хмуро предложил Хартман.

Ключников отомкнул замки, Хартман лёжа на спине пальцами растирал запястья.

— Мы вполне могли вас угробить, — с досадой признался Бирс.

— Это было бы большой ошибкой с вашей стороны, — Хартман тяжело поднялся на ноги.

— Скажи, что ему повезло, — произнёс Ключников, а Бирс перевёл.

— Большое спасибо, господа, — сердечно поблагодарил их Хартман.

Он сделал как раз то, против чего его предостерегал Першин: пустился на поиски в одиночку. Со слов Бирса он знал, где Джуди исчезла, на такси подъехал к дому Бирса и спустился в подвал.

Перед этим ему пришлось затратить немало усилий, чтобы избавиться от слежки. За ним присматривали, но в первые после путча дни, когда толпа осадила штаб-квартиру госбезопасности на Лубянке, секретные службы затаились и работали вяло; Хартману удалось уйти от наблюдения.

Спустившись в подвал, он стал пробираться в сторону центра. Из подвала Хартман проник в тепловой коллектор под Большими Каменщиками, потом используя вентиляционные колодцы и заброшенные тюремные галереи, приблизился к Таганской площади. По пути ему попадались полуразрушенные непонятные ходы, своды которых в любой момент могли обрушиться и похоронить смельчака.

Посвечивая фонарём, Бирс следил за его рассказом по карте, делая отметки карандашом.

Таганская площадь под землёй напоминала слоёный пирог: помимо станций, переходов и тоннелей метро под площадью и в её окрестностях вниз, горизонт за горизонтом, уходили бункеры связи и управления. Холмы удобны для подземного строительства, по этой причине почти все московские холмы широко использовались под тайные сооружения; Таганский холм не был исключением.

Не выходя на поверхность, Хартман обогнул бункер глубокого заложения в Гончарах и оказался в Котельниках. Швивая гора позади небоскрёба тоже изрядно была застроена изнутри, Хартман нашёл выход в тоннель метро, прошёл под Яузой и свернул в сторону Старых Серебряников, где углубился в лабиринт лазов и ходов. Так он попал в Подкопаево, где ещё в древности люди брали в карьере глину, и здесь Хартман нарвался на засаду.

В это поистине нельзя было поверить. Бирс долго не мог отделаться от ощущения странной игры, в которую он ненароком угодил. В то, что произошло, верилось с трудом. И как причудлива судьба, если сводит тебя с человеком, которого ты встречал когда-то — далеко и давно, в прошлой жизни, на другом конце земли. И не просто сводит, но — где?!

«Спятить можно!» — подумал Бирс, оглушённый несуразностью происходящего.

Разумеется, Хартман поступил безрассудно. Бирс и Ключников обсудили события и решили, что это настоящее безрассудство. И все же они отдали ему должное: решиться на такое мог только очень смелый человек.

Спускаться сюда, в преисподнюю — в чужой стране, без оружия, без специального снаряжения, даже без бронежилета, зная наверняка — случись что, никто не поможет, для этого и впрямь следовало быть отчаянным храбрецом, но и сумасшедшим вполне. Бирс не удержался и сказал американцу, что они с напарником думают по этому поводу.

— У меня не было другого выхода. Я обещал родителям Джуди сделать всё, что смогу, — объяснил Хартман, а Бирсу его слова показались обидными.

— Мы делаем всё, что можем, — вернул он подачу Хартману.

Понятно было, что Хартман — один из тех богатых американцев, которые мотаются по всему свету в поисках острых ощущений и готовы платить большие деньги, чтобы подвергаться опасности и переживать риск; именно этого не хватало им для полноты существования, все прочее они имели. Вероятно, по этой причине Хартман сделался глубоководным ныряльщиком и устраивал себе сафари в Африке.

И все же его затея выглядела чистым безумием.

— Он, видно, не понимает, чем это грозит, — предположил Ключников.

— Все он понимает, — возразил Бирс, немало удивив напарника.

Антон знал, что для Хартмана существует кое-что поважнее благоразумия: тщеславие! Оно жгло его и не давало покоя. Неукротимое честолюбие гнало этих людей вперёд в поисках удачи. Хартман мог быть только победителем, ему всегда надо было стать первым, добиться своего, доказать, опередить других и утвердиться. И тут уж ничего нельзя было поделать, ничего не имело значения: ни смертельный риск, никакая цена и плата. Это была та сила, которая спокон веку вела этих людей в дальние края, создала их страну и сделала её великой.

Взяв Хартмана, Бирс и Ключников не знали, как быть. Он был обузой — безоружный, не знающий манёвра человек, которого на каждом шагу надо было опекать, да ещё к тому же все объяснять по-английски.

— Ну и подарок! — сокрушался Ключников, представив отчётливо, что их ждёт.

Вероятно, понимал это и сам Хартман, потому что держался на редкость смиренно и кротко.

Для разведки это была обуза — обуза, обуза! — камень на шею, тяжкие вериги, но выхода они не видели: отпустить его, значило обречь на верную гибель. Для них и так оставалось загадкой, как он уцелел до сих пор.

Разведчикам, однако, не пришлось долго ломать голову: они услышали отдалённые выстрелы, погасили фонари и залегли.

— Вы должны лежать, вести себя тихо и держаться меня, — шёпотом приказал Бирс в темноте.

— Есть, сэр! — ответил Хартман, как настоящий солдат.

Бой катился стороной и дробился на части в подкопах, ходах и лазах: альбиносы рассыпались в надежде уйти от преследования. Засада из трех затаившихся в темноте человек ждала своего часа.

Вскоре они услышали шаги: кто-то крался подкопом. Едва человек достиг развилки, Бирс и Ключников включили фонари, следом за ними включил свой фонарь и Хартман.

Они увидели молодого альбиноса, юношу, почти мальчика, в руке он держал пистолет; от испуга глаза у юнца расширились и полыхали на бледном лице, как яркие фары. Он успел выстрелить, фонарь в руке Хартмана разлетелся вдребезги, Ключников бросился вперёд, вывернул стрелку руку и подмял его под себя.

Они разоружили альбиноса, Бирс с помощью наручников приковал пленника к руке Хартмана.

— Это вам боевое задание, — объяснил он американцу. — Ведите его, иначе он нам руки свяжет.

— Я понял, — кивнул Хартман, и хотя было видно, что задание ему не по нраву, он, однако, согласился без лишних слов, чтобы принести хоть какую-то пользу.

Как все альбиносы, мальчишка был похож на моль: блеклое мучнистое лицо, белесые волосы, болезненно-белая кожа… Лишь глаза с красными зрачками светились на неподвижном, похожем на маску лице.

— Покажешь нам бункер? — обратился к нему Ключников без всякой надежды на ответ.

Альбинос и впрямь не ответил, разведчики посовещались и стали пробираться в Хохлы и Старые сады, где отряд с утра прочёсывал запутанные ходы Ивановской горки.

— Будьте бдительны, неизвестно, что у него на уме, — предостерёг Бирс Хартмана.

— Я понял, — кивнул Стэн.

— Кто он? — ровным бесстрастным голосом неожиданно спросил альбинос, разведчики от удивления переглянулись: неужели заговорит?!

— Американец, — Бирс глянул на мальчишку с интересом.

— Шпион?

— Почему обязательно шпион? Обычный человек.

— Этого не может быть. Они все враги.

— С чего ты взял? — спросил Ключников.

— Я знаю. Они капиталисты.

— Что он говорит? — поинтересовался Хартман.

— Что вы — капиталист.