— Тони! — вскрикнула Джуди, обернувшись.

Четверо курцов, поднявшись из-за стола, достали ножи и сообща направились к стойке.

— Полезай в бар! — приказал Бирс, Джуди вскочила ногами на табурет и перемахнула через стойку.

Все четверо медленно сходились к стойке, Бирс ждал, когда они приблизятся, как вдруг у входа зазвенел колокольчик и на пороге появилась Вилли. Она сразу все поняла, выхватила из кобуры пистолет и хладнокровно приказала им бросить ножи, потом поставила парней лицом к стене и держала под пистолетом, пока не прибыл вызванный барменом патруль.

— Я тебе обещала бессонную ночь, — напомнила Джуди, когда они пересели, наконец, в свою машину.

— Вы сдержали слово, мисс Джуди, — согласился Бирс. — Столько удовольствия и всего за одну ночь.

В один из дней Джуди привезла Бирса в Диснейленд. Машину они оставили на необозримой, заставленной автомобилями стоянке, слева от которой высился отель «Диснейленд», справа монорельсовая дорога делала кольцо. Они направились к светлым, резным, похожим на русские деревянные теремки кассам, где играла бравурная музыка, и хотела купить билеты, но администратор объявил им, что они гости компании и выдал бесплатный жетон на аттракционы и на ланч в летнем ресторанчике «Голубой залив».

На весь день они впали в детство, хохоча до упаду и радуясь, и когда под вечер, обессиленные, они сели в машину, само собой получилось, что они осторожно и целомудренно поцеловались, благодаря друг друга за проведённый сообща день.

В следующий уик-энд они поехали к океану в поместье родителей. Прибрежное шоссе тянулось вдоль гряды холмов, на которых стояли виллы кинозвёзд. Джуди показывала Бирсу, где чья вилла, но вилла её родителей ничем не уступала прочим: огромный дом из валунов, дерева и стекла, стоящий на крутом склоне над океаном.

Они проехали тридцать миль на север и свернули налево. Большой земельный участок террасами спускался к воде, дорожки были выложены галечником и деревянными кругляками, в некоторых местах склон подпирали отвесные стены из дикого, поросшего мохом, камня.

Бирса определили в отдельный домик для гостей, тропический бунгало, стоящий на сваях под пальмами поблизости от воды. Весь день они с Джуди загорали на берегу, удили рыбу и плавали на доске под парусом, вечером ужинали при свечах в гостиной и расстались заполночь. Бирс спустился в бунгало и под плеск волны, лёжа в постели, смотрел по телевизору ночные новости, когда неожиданно пришла Джуди.

— Подвинься, — улыбчиво сказала она, отогнула одеяло и легла рядом.

Выглядело это естественно и непринуждённо, как всё, что делала Джуди. Антон обомлел и скованно молчал, не в силах что-либо произнести; сквозь паузы в речи дикторов доносился мерный плеск волны. Бирс не двигался, чувствуя себя полным идиотом. Джуди с улыбкой взглянула ему в лицо.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она просто.

— Очень, — чистосердечно признался он.

— А тогда, что же? — она удивлённо вскинула брови.

— Я… понимаешь… — ему вдруг стало недоставать слов в английском языке, он мялся, не зная, как ей объяснить. — Я не хочу приключений… я хочу всерьёз…

— Да, всерьёз. Я тоже всерьёз, — подтвердила она и смотрела на него озадаченно, не понимая в чём дело.

— Всерьёз — мы слишком далеко живём: ты здесь, я там.

— Ты можешь остаться, — предложила она. — Захочешь, я приеду к тебе.

— Я не могу остаться, — возразил Бирс, сгорая от стыда. — А ты не сможешь жить у нас.

— Почему? — на её лице прочно держалось недоумение; она силилась понять причину и не могла. — Ты говорил, ты в разводе. У тебя там девушка?

— Нет. У меня там сын.

— Мы возьмём его сюда, — предложила Джуди, не мудрствуя лукаво.

Любое препятствие мнилось ей пустяком, она искренне старалась понять, что мешает им быть вместе, и не могла.

— Наверное, я просто тебе не нравлюсь, — сказала она огорчённо.

— Джуди! — он поцеловал её ладонь. — Ты мне очень нравишься. Поверь, я ужасно хочу тебя.

Она без промедления сунула руку под одеяло, пошарила там и, потешно округлив глаза, воскликнула:

— О, Тони! В чем же дело?!

Даже сейчас она была естественна и бесхитростна, ни намёка на притворство.

— Джуди, Америка — прекрасная страна, но жить я могу только в России. Там плохо, но там интересно, — попытался он ей объяснить.

Она наморщила лоб, как будто решала трудную задачу и не могла решить. Не могла осилить своим американским умом, хоть тресни.

— Я не хочу, чтобы ты была несчастной, — сбивчиво пробормотал Антон.

Он отдавал себе отчёт, что все его знакомые и, вероятно, большинство соотечественников сочтут его вполне слабоумным.

— Кто тебе сказал, что я буду несчастна? — таращила на него глаза Джуди. — С чего ты взял?

— Но… если мы больше не встретимся?

— Почему?

— Я не знаю, что будет у нас завтра. Каждый день все меняется.

— Политика? — спросила Джуди, которая так и не выпростала руку из-под одеяла и не разжала кулак.

— Не только. Но политика тоже. У нас сейчас такие перемены… — объяснял он ей. — Неизвестно, чего ждать.

— По-моему, мы сумасшедшие, — неожиданно засмеялась Джуди. — Crazy![10]

— Почему?

— В постели говорим о политике. У нас дискуссия, да?

Антон засмеялся, обнял её, стал целовать, она тоже поцеловала его, и они всю ночь любили друг друга под шум прибоя и свист ветра в вершинах пальм.

…Москва выглядела фронтовым городом в осаде. Никто не объявлял комендантский час, но улицы стали безлюдными, страх действовал лучше всякой комендатуры.

Машины отвезли отряд к Никитским Воротам. Два хода разведка обнаружила в Большом Ржевском переулке рядом с Поварской. Ходы скрещивались под зданием Верховного Суда, построенном на месте церкви Ржевской Божьей Матери, и расходились в разные стороны. Из подвала церкви Большого Вознесения широкий, выложенный старым кирпичом ход шёл под Малой Никитской улицей в сторону Кудринской площади. В давние времена здесь рядом с урочищем Всполье стояли иноземные посольства, и ход, по-видимому, вёл туда.

Спустившись, отряд продвинулся на сто метров и вынужден был остановиться: дорогу преграждала кирпичная стена. С помощью приборов Першин определил за стеной пустоту, вероятно, ход имел продолжение, но пробиваться дальше не стали, кладка оказалась старой, ходом давно никто не пользовался.

По приказу Першина отряд тщательно обшарил подвалы соседних домов, приборы показывали скрытые пустоты, и в конце концов, разведчики обнаружили замаскированный люк и узкий спуск с железными уходящими вниз скобами. Длинный коридор привёл их в загадочный тоннель с бетонным полом.

Как выяснилось, тоннель связывал бывший особняк Берии на углу Малой Никитской улицы и Ермолаевского переулка с Министерством внутренних дел в Газетном переулке, отдельный ход шёл к зданию Главного управления лагерей (ГУЛАГ) на Большой Бронной. Теперь в особняке размещалось посольство Туниса, но ходы существовали, прорезая под землёй местность, которая в давние времена называлась Козьим болотом. Выходило, что сведения, полученные от пленного, оказались правдой: вся Москва под землёй была на разной глубине изрезана вдоль и поперёк. Самая смелая и богатая фантазия бледнела перед реальностью.

…перед войной и после неё в Москве велось большое подземное строительство. Наряду с общей системой метро, прокладывались закрытые линии, тайные ветки, секретные тоннели. Под землёй возникли бункеры, склады, электростанции… Особый размах строительство получило с развитием атомного и термоядерного оружия: на большой глубине появились хорошо оборудованные убежища.

Самый секретный бункер строили заключённые. О строительстве никто ничего не знал — ни прошедшие строгий отбор строители из управления госбезопасности, ни кадровые офицеры. С окончанием строительства объекта заключённые, которые его строили, бесследно исчезли, впрочем, как и те, кто их охранял. А начальники, ведавшие стройкой, один за другим погибли по непонятным причинам при загадочных обстоятельствах: кто в обычной автомобильной катастрофе, кто утонул, а кто просто-напросто случайно выпал из окна. Вялая молва обронила невнятные слова о бункере Сталина и угасла, быльём поросла. И спустя годы об этом никто не вспоминал.