— Она потребовала треть для клана и четверть для себя лично, — сообщил Эмилий, — остальное моё и короля. Если ты выбьешь из Гулидиена привилегию. Зимний путь нужен. Даже в мирное время.

— Лучше корабли нормальные строить, — буркнула Немайн, — которые не тонут зимой. Но — пусть будут и волоки… Постараюсь. Как сестра-то, справляется?

— Лучше, чем я ожидал, — тень забот и усталости на мгновение покинула лицо римлянина, — Местами — лучше, чем я…

Долг сильнее сна, злей голода. Немайн вдвойне привычно, как по стройке, пробежалась по лагерю: так поступал некогда Клирик, так и сама по новому городу носилась. Короткие вопросы: как устроены, как пища, есть ли больные, и напоминания: времени мало, отдыхайте, не отвлекайтесь на мелкие дела, всё должны сделать римлянин и Эйлет. Вы же её знаете! Не подведёт. Машинально цапнутый из котла кусок. Проверки сида в мыслях не держала. Но удержаться не было сил. Ложка-другая — и всё, людей объедать нельзя, а желудку чуть полегчало — ведь он невелик. Когда ноги принесли в свой шатёр, оказалось — сыта. Закрыла глаза — почувствовала, трясут. Перед распахнувшимися глазами — знакомый носик. Чуточку островатый для японки. Тёмные косы вдоль щёк. Тьма глаз, весёлых и серьёзных сразу. Нион. Луковка.

— Вставай!

— Уже выступаем?

Глаза разлепились, а уши не совсем. Словно ватой набиты. Вот и рожков к выступлению не слышно.

— Нет, но стража минула. Четыре часа. Тебе же больше нельзя… Гейс!

Как хорошо было на дромоне, без умных пророчиц! Но — Луковка права. В войске достаточно ирландцев, чтобы уважать их обычаи. Да и камбрийцы воспримут нарушение ограничения Хранительницей как дурное предзнаменование. Значит, всем дрыхнуть ещё пару часов, а Немайн нельзя? А не надо было быть дурой, когда договаривалась с подданными…

Зато есть повод — и время — проверить посты. Спящих нет? И на том спасибо. Теперь найти местечко, укромное, но заметное остальным, и рассчитать давешнюю придумку хотя бы приблизительно. Достаточно ли сил? Хватит ли времени? Люди, лопаты, кубометры. И — часы. Часы, которые кто-то, совсем уже недалеко, покупает кровью, скупо стараясь подсунуть судьбе вражескую…

Эмилия во сне никто не ограничивал, а дремать в седле — невелика наука. На этот раз он ехал — слава Господу! — по настоящей римской дороге. Для того, чтобы проинспектировать — вот именно! — настоящий римский магазин. Впереди — свои, позади — свои, на дороге людно — но не так густо, как днём. Опять же, рядом все, кто должен опередить армию и помочь ей быстро и удобно отобедать. Можно бы и поклевать носом. Никакого ущерба чести — потому как опального чиновника Эмилия на деле-то и нет, а есть личина, которая со временем исчезнет в тартарары. Пусть её и зовут так же, как и самого разведчика.

Иное дело — мысли. Голова пухнет! Вовсе не от проблем снабжения — эти-то, по сути, уже решены, и наёмному интенданту остаётся только контроль за исполнением — да оперативные поправки, вносимые разрастанием ополчения. За сутки перехода к армии Глентуи пристало больше полутора сотен человек. Отстало — сорок два. Непонятная девица, крутящаяся при базилиссе, Луковка, всех переписывает на каждой остановке. Толковая. Благодаря записям можно представить, что произойдёт на следующем переходе. А значит, наскоро прикинуть, сколько и чего понадобится, да какой запас взять сверху. Мелькали даже идеи о том, как потом переправить вдогон армии излишки. Римлянин улыбнулся. Да, всю эту рутину он может переделать, не просыпаясь.

Покоя ему не даёт оружие, виденное на поясе базилиссы. Одно к одному — славянское имя приёмыша, камнемёт, рассуждения о Дунае. Теперь вот и кривой меч, получивший прозвище, схожее со славянским словом, обозначающим кровь. Изо всех соседей Рима таким оружием пользовался только один народ. Авары. Те самые, которые возглавляли славянские орды, затопившие балканскую часть империи. Те самые, отвратить которых от стен Константинополя смогло только чудо. Потому что стены они уже разнесли в щебёнку! Те, что во время очередной осады на Пасху пропустили в голодающую Солунь обозы — вроде как поздравили. Это язычники! Солунцы ждали подвоха. Не оказалось! Ни спрятанных воинов, ни яда, ни заразы. Авары, что сидят на дунайской торговле и получают от неё гораздо больше, чем платит откупающаяся от набегов империя. Мир же с таким соседом недёшев — особенно, когда другие границы не просто пылают — несутся к столице, как пожар в поле. То-то Немайн, как она себя зовёт, всё твердит, что платить дань нельзя никому и никогда. Начиналось-то с сущих медяков… Те самые, чей каган Баян стал регентом империи при малолетнем сыне Ираклия — как раз тогда, когда тот отправился в свой персидский поход. И чей данник, болгарский хан, был назначен наблюдать за передачей власти после смерти императора. С ханом император и породниться был не против, старшую дочь в жёны наследнику предлагал. Сговорились, багрянородная выехала — да тут у болгар случилась усобица… Тут вам и свадьба, и гарантии, и вспомогательные силы против славян! Только свист кривых мечей да арканов у низовий Дуная — теперь болгарам своих невест пристроить некуда.

А багрянородная была слаба здоровьем, да вскоре после неудачного путешествия своего умерла. Эмилий хмыкнул. Слухи и эту смерть приписывали Мартине. Вот уж не в её стиле деяние. О, как рвал на себе волосы начальник разведки, когда зачитали завещание, назначавшее вдовствующую императрицу регентшей! Боялся, что та пойдёт по стопам Юстиниана и отменит разведку в принципе.

Эмилий оглянулся, словно мог рассмотреть августу за несколько миль и сквозь полдесятка холмов. Кривой клинок. Осадные машины. Имена. Уж не готовили ли её в невесты степняку? Если так — зря. Такую не стыдно и на собственный трон. А что женщины, по римской традиции, не допускаются к власти, так традицию можно и обойти. Или проще — сломать. Вот только сама августа заниматься этим не хочет. Ей проще построить новую империю и новую традицию. Нашла провинцию, отпавшую после очередной гражданской войны лет двести назад, да так и не возвращённую. И теперь решает всё те же вопросы, что и в Константинополе пришлось бы. Пополнение казны. Торговля. Разбойники. Варвары на границах. И пока — справляется.

Пела Немайн теперь только во сне. Стоило сомкнуть глаза — как, минуя улицы, коридоры, двери, рисовался консерваторский класс. Впрочем, одними упражнениями на укрепление голоса дело не ограничивалось. То попытка выбраться в музеи — самые интересные залы оказались на реставрации, и пришлось Немайн пялиться на экспонаты, которые она и так хорошо помнила. Впрочем, несколько мелких деталюшек всё-таки подсмотрела. Например, подъёмные шверты на бортах модели голландской херрен-яхты. Для судёнышка, ходящего и по морям, и по рекам — самое оно!

То прогулка в Петродворец, где довелось вместо Самсона, разрывающего пасть льву увидеть БелАЗ, разрывающий кардан катерпиллеру. «Призрак» назвал сию кошмарину дивным образчиком конструктивизма, бегал вокруг, охал, ахал, да так, что забыл насчёт кормить даму пирожными — сладкими, и критикой — кислой с горчинкой. До самого пробуждения!

На этот раз все оказалось проще. Отворилась дверь, в которую заглянул сухопарый седовласый джентльмен. Замдекана.

— Мы пошли вам навстречу, — сообщил, невозмутимо дослушав очередную невысокую — "у тебя проседает середина, девочка! Её и тренируй," — трель, — Тем более, расписание позволяет. Так что — вместо фортепиано теперь будете ходить на арфу. Кстати, если вы намерены петь ирландскую и валлийскую народную музыку, сразу разочарую. Современная арфа от традиционной отличается почти как рояль от клавира.

Немайн распахнула глаза шире обычного. Совершенно не ожидала, что ей уступят. И только собралась поблагодарить, как замдекана оглянулся, юркнул в класс, плотно затворил дверь заговорщически зашептал:

— Пой. Арию. Из тех, что тебе уже разрешают. Или со вступительного.

При этом седой живчик словно ниже ростом стал. Точно — подогнул коленки. Точно за прикрытие присел.