За день до начала похода дромон снова спустился в Кер-Сиди. Груз был по преимуществу заказан уже вновь произведённым комитом Южного берега — под новые потребности стройки. Но были и исключения. Которые, разумеется, пришлось сразу напялить — не из своиственной женщинам любви к обновкам, но ради того, чтобы хоть немного привыкнуть к их весу на плечах. Лорн ап Данхэм успел.
Разворачивала льняную ткань, в которую была для сохранности завёрнута её броня, Немайн очень осторожно. Виной тому — подсознание. При словах "лорика сквамата" глаза застил классический доспех эпохи поздней римской республики, вышедший из употребления уже ко временам Траяна. Который, кажется, назывался немного иначе. Но предубеждению не прикажешь. Так что, когда разум говорил, что бояться нечего, воображение рисовало нечто вроде анатомического доспеха. Женского. Этакий фэнтэзийный бронелифчик. Только без декольте…
Действительность оказалась куда великолепней и сумрачней любых измышлений. Первое, что вспомнила Немайн, увидев броню, был пресловутый "эвил оверлордз лист". Кузнец, сумевший освоить литьё булата, ухитрился повторить условия выплавки меча почти один в один. Так что пластины новой брони сверкали, словно серебро сквозь разрубленную вену. Тяжёлые грани перекрывали друг друга. Сверкал белый металл заклёпок, намертво прикрепивших десятки крупных чешуй к стёганому поддоспешнику. Доспех даже на вид казался увесистым. И если в руках это был просто тяжёлый груз, то на плечах… Весить будто стал полегче. Но ощущения! То ли черепаха, то ли танк…
— Ладно поход, — бурчала Немайн, преодолевая желание немедленно скинуть вериги, — поход я в колеснице просижу. А как быть сегодня? Мне бегать надо. Хотя… Забыла. Полководцу не положено. "Гора не движется". Что ж. Такэда Сингэн прав!
— Кто прав? — а вот у Эйры, кажется, сложностей поменьше. Девушка сильная, в обновлении половину осени не валялась.
— Один полководец. Который считал, что командиру в бою суетиться незачем. На то есть подчинённые.
— Ну, он, наверное, прав. Майни, а нам обязательно это носить? Рыцари обходятся. Дышать же тяжело!
— Ничего не тяжело. И заметь, у тебя кольчуга в два раза легче. Давай, перевязь надену. Так. Хорошо. Теперь плащ. Под фибулу, чтобы не вышло против обычая, цветастую ленточку. Шлем.
— А почему мы едем не на "Пантере"?
— Так считать нужно. Как ты думаешь, зачем я поручила Эмилию сдохнуть, но доставить в последний из магазинов две тысячи лопат?
— Ох, и любишь ты в земле копаться!
— Люблю? — Немайн задумалась, — А знаешь, действительно люблю. Земля — хороший материал. Простой в обработке, податливый. Живой. Особенно — мокрая земля.
— Ты ещё зыбучие пески расхвали, — фыркнула сестра.
— Зыбучие пески не обещаю, но что земля будет на нашей стороне — обеспечу, — ни тени шутки. Закончились.
Немайн рассматривала себя в зеркальце. Белый плащ. Алый шёлк вокруг шеи. Через красную, одного цвета с волосами, лорику — белый крест перевязей. Меч и мечонок заняли свои места. Чуточку искривлённая «Руд» скромно спряталась в ножнах вместе с рукоятью, торчит только крюк. За который и полагается извлекать оружие. Такими рукоятями пользовались иные сарматские офицеры, и в Камбрии ещё помнили, как их изготавливать. При некоторой сноровке можно немедленно нанести рубящий удар или перейти в стойку. На другом боку — кинжал-сакс. На борту колесницы ждут клевец, булава и «скорпиончик». Богиня войны готова к работе по специальности!
Глава 4. Прибрежный тракт, окрестности Кер-Нида, река Нит. Год 1400 ab Urbe condita, вторая половина декабря
Если бы Эмилий знал, каково придётся Немайн на дороге, живо прекратил бы ворчать под нос о несправедливостях судьбы. Тем более, что мог бы и догадаться. С его-то опытом! Надвигающиеся саксы идут всё-таки по враждебной территории, пусть и замирённой. И если храбрецы вступают в бой, поднимая диведские значки, то люди поосмотрительней, не надеясь на мелких правителей и непрочные земляные крепости, хватают семьи в охапку — и подаются на запад. Что будет, если Хвикке решат чуть-чуть нарушить договор, жители приграничных земель представляют себе слишком хорошо. По счастью, войско Хвикке еле ползёт. Обоз, запряжённый волами, постоянные стычки охранения с диведцами и мерсийцами, настолько жаркие, что время от времени приходилось разворачивать в боевой порядок часть основных сил, никак не прибаляют хода. А завалы на дорогах? А сожжённые мосты — а рек много, и все поперёк пути! И где взятый саксами поначалу неплохой темп в полтора десятка миль за сутки? Черепашье ползание, да и только. Попытка решить дело кавалерийским сражением закончилась плохо — и виной тому оказались мерсийцы. Те самые посольские два десятка, в пользе которых сомневался король Гулидиен. Воины, выросшие и возмужавшие во время непрерывной войны с Нортумбрией, не знавшие ни дня мира. А их противник, хоть и превосходил числом, да вдосталь нахватался стрел и дротиков от камбрийцев. Которые, дав врагу увязнуть, навалились со всех сторон — и вот тут сказались стремена. Удары рыцарей Диведа оказались куда сильней и смертоноснее обычного — а сами всадники не боялись вывалиться из седла, что сплошь и рядом происходило с уэссексцами. Тут не спасают никакие кольчуги: спешенные не в состоянии противостоять конным атакам без строя. Бежало не больше трети. Головы прочих были отрублены и аккуратно сложены пирамидкой на пути армии. Для поднятия супостату боевого духа. Доспехи достались пополняющим отряд добровольцам. Принц Рис, как выкупал брони у взявших трофеи на стрелой и копьём воинов, вздыхал совсем как скупая сида — но дело того стоило. Тем, кто собирался сражаться копьём и топором, они были нужней, чем лучникам. Получившуюся «полурыцарскую» конницу присоединили к мерсийцам. Вскоре пополнения значительно превзошли числом изначальный отряд, и граф Окта оказался командиром не столько мерсийцев, сколько западнокамбрийских бойцов.
Вини саксы врага или природу — а все бритты, кто желал уйти, ушли. Римская дорога покрылась густой массой из повозок, людей и скота, медленно смещающейся на запад. Через которую, как ни старайся, пройти можно только узкой ниткой, по обочине. С колесницами же совсем беда. Немайн, такого никак не ожидавшая, вслух изумилась. Мол, никак не думала, что в Глиусинге, да и восточном Диведе, столько людей. И с ней согласилась половина старожилов.
— Это ведь ещё только половина, — вдумчиво рассуждет Ивор, выгледящий в седле и доспехах моложе, — правда, большая. Кое-кто подался на север, в Брихейниог. Ну, это у кого где родня. Не забывай, у нас не Ирландия, земли клана с землями королевства не совпадают. Потому и идут — к родне. И это очень хорошо. Случись что — помогут держать стены.
Немайн старательно поддакивает. А в голове переплетаются мычание и детский плач, скрип колес, ржание и ругательства, сливаются в песню горя и страха. Песня-стон чуть притихает, когда вблизи показывается знамя маленькой армии с диковинным чёрным зверем, обнявшим древко. В глазах загорается надежда. Войско идёт под красным знаменем Камбрии. Идёт — навстречу. Этого довольно, чтоб его — пропускали. А шеи беженцев поворачиваются, взгляды не хотят отпускать невиданную столетиями боевую колесницу, о которой ходило столько слухов, да треугольные уши, торчащие из-под римского шлема воительницы. Сидящей, почему-то, в другой, обозной, повозке. Слух доносил из общего гвалта: "И коней у иных рыцарей два — один для похода, другой для боя". "Неметона! Неметона идёт на саксов!". Слухи о явлении старой богини ходили по Камбрии давно. В другое время её "дикой охоты" боялись бы. Но теперь всё чаще звучало, и всё чаще — громко: "От Гвина не уйти, Неметону — не разбить!" Это значило — чем быстрее волшебная армия доберётся до врага, тем меньше поляжет добрых бриттов! И безропотно валятся с моста телеги с пожитками — чему изрядно помогает немедленно вручаемая расписка крещёной богини, любое содержимое пробки заталкивается с обочины в лес да топь. А люди — стараются помочь. Протащить. Протолкануть. Пройти — на восток.