Изменить стиль страницы

Глава XV. Глава, в которой описывается хороший пример, которому не все следуют. Попытка нарисовать портрет модного прелата

Неблагодарные мужья, не стыдящиеся подвергать жен лишениям, заставляющие терпеть нужду в собственном доме, хотя сами были когда-то бедны и не заслужили богатства, учитесь у справедливого и деликатного Сильвино, как должен вести себя галантный кавалер, всем обязанный жене!

Расставаясь с женой, Сильвино не только поручил ей ведение всех важных дел, наделив самыми широкими полномочиями, но и преподнес тысячу луи, которые ему заплатил компаньон по путешествию в качестве компенсации. Такая щедрость англичанина и такое бескорыстие художника вряд ли удивят многих моих читателей.

Мы с тетей оставались в Париже в полном довольстве, наши путешественники уезжали, взяв с собой значительные суммы денег, и каждый был доволен расставанием.

Главный талант моей тети заключался в том, как превосходно она вела дом. И все-таки, несмотря на разумную экономность, с какой она тратила деньги, образ жизни, который мы вели, наверняка очень скоро разорил бы нас, если бы Сильвина не решилась выбирать любовников, руководствуясь их щедростью и терпимостью.

Благодаря безрассудным тратам одного толстого американца, целых три месяца совершавшего ради Сильвины безумства, наши дела были далеки от того, чтобы прийти в упадок, и тут наша быстрая колесница внезапно столкнулась с монсеньором де***. В приходе он был известен лишь окрестным фермерам, зато в Париже его знали все хорошенькие женщины, а некоторые — особенно близко! Любезный прелат!

У монсеньора де*** было интересное лицо, весьма щегольской вид, бойкий нрав — как в те времена, когда он служил в армии. Он был всегда весел, доволен жизнью, обходителен и остроумен и выглядел лет на десять моложе своего возраста. Он обожал поэзию, романы, театр, живопись, науку, удовольствия, моду и любые безумства. Монсеньор купил несколько картин Сильвино, и жена художника околдовала его, а маленькая племянница восхитила очаровательным голосом, одним из лучших в Париже. Вскоре мы стали неразлучны.

Говорят, клин клином вышибают, и монсеньор заменил Ламбера, который был так мил, что не стал дуться на Сильвину. Его царствованию пришел конец, и он вновь стал просто другом. Ламбер теперь реже бывал у нас, хотя не исчезал совсем, вел себя более сдержанно, но не холодно, не докучал ни Сильвине, ни монсеньору и не давал последнему повода для ревности. Ламбер был по-прежнему умен, весел и остроумен, порою не без — удовольствия принимая живое участие в наших развлечениях. Кто знает — возможно, он подбирал колоски за монсеньором!

Любовник Сильвины в течение целого сезона выказывал ей подлинную страсть и тратил на нас огромные деньги, а потом вдруг заметил меня, как будто сожалея, что раньше не обратил внимания на этот прелестный саженец, растущий рядом с деревом, дарившим ему наслаждение.

ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (Félicia, ou Mes Fredaines, 1772) chapter1.png

Глава XVI. Добрая воля Его Преосвященства. Помеха

— Сказать по чести, моя маленькая Фелисия, — проворковал бархатным голосом прелат, застав меня как-то одну, — вам здесь не место. Ваша прекрасная тетя теперь мешает вам, но очень скоро, проказница, вы Начнете вредить ей. Пожалуй, я Должен вмешаться в эту ситуацию и развести вас. Я — доверенное лицо, и Сильвина сделает все, что я ей посоветую. Я хочу, чтобы вы сменили обстановку, что скажете? Вскоре мне предстоит ссылка в мою епархию — на несколько месяцев. Там маловато удовольствий, возможно, вы сделаете мне Честь стать примадонной тамошнего театра? Вам не смогут платить жалованье, достойное вашего таланта и очаровательного личика — оно, на мой взгляд, стоит всех талантов мира, — но я берусь уладить дело и обеспечу вам в этой Сибири то же благополучие, что и в Париже, и ничуть не меньше удовольствий… Вы улыбаетесь? Неужели вы, маленькая плутовка, придумали какое-то хитрое объяснение проявленной мною доброй воле? Вы догадываетесь, прекрасная Фелисия, вы ведь уже не ребенок… По-моему, ничто не мешает вам быть милой с надежным другом, солидным человеком… который если и попросит вас о чем-нибудь, то лишь о приятном… о том, что доставит удовольствие и вам тоже. Я понятно объясняю? Неужели вам мешает стихарь? Он пугает вас? Но под ним я — мужчина… такой же, как те галантные кавалеры, что носят фраки, как самые красивые танцоры Оперы… Если бы… вы знали… как сложен мужчина… мне удалось бы… убедить вас, что между светскими господами и нами, священнослужителями, нет никакой разницы…

Эта речь, такая непривычная для моего слуха, приводила меня в тем большее смущение, что сопровождалась стремительными и весьма смелыми жестами… Я смутно понимала, что девушке пристало бы оказать упорное сопротивление подобному натиску… но я так боялась не справиться со своей ролью, что, вместо того, чтобы схватить ласкавшие меня руки, оттолкнуть колено, пытавшееся раздвинуть мои ноги, я всего лишь шлепала — правда, изо всех сил — по священническим пальцам… Но какой мужчина, скажите на милость, не пренебрег бы подобным наказанием, горя желанием добраться до молодых, свежих прелестей юной красавицы?! Мой агрессор в совершенстве владел такой забавой и, ничуть не сердясь на мой отпор, весело продолжал нападать, проникая всюду, куда хотел. Вскоре он подобрался так близко, что мне пришлось пригрозить — с милой улыбкой, — что я все расскажу тете, как только она вернется.

— Ах-ах-ах! Ваша тетя просто восхитительна! — парировал он, смеясь от души… сорвав с моих улыбающихся губ отнюдь не невинный поцелуй.

Я не собираюсь быть менее искренней, описывая то происшествие, чем была, когда все случилось! Признаюсь, что Его Преосвященство доставил мне такое же удовольствие, как когда-то мой прекрасный юный Бельваль, дело даже зашло еще дальше. Я почти лишилась чувств, поза, которую я приняла на козетке, была самой удобной, и монсеньор не преминул этим воспользоваться: нечто твердое уже причиняло мне некоторую боль…

Но внезапный шум послышался в холле, и хватка победителя ослабла, он едва успел привести в порядок одежду… То была Сильвина, она вернулась с друзьями и наверняка поняла причину нашего смятения.

ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (Félicia, ou Mes Fredaines, 1772) chapter2.png

Глава XVII. Любовные капризы

Прелат, недовольно нахмурившийся при звуках голоса Сильвины, очень быстро справился с собой.

— Какому случаю, мой дорогой племянник, — радостно воскликнул он, — я обязан счастьем видеть вас с этими дамами?

Его вопрос был адресован очаровательному кавалеру, сопровождавшему Сильвину и госпожу д'Орвиль (новую приятельницу тети, с которой мы виделись всего несколько раз). Молодой человек ответил, что, будучи знаком с госпожой д'Орвиль, он имел счастье быть представленным Сильвине, они совершили долгую проулку, и его пригласили отужинать. Любезный епископ благовоспитанно попросил разрешения участвовать в трапезе, как будто находился действительно в чужом доме. Весь вечер прелат проявлял очаровательную веселость, рассказывая смешные истории, над которыми Госпожа д'Орвиль и Сильвина хохотали до слез. Мы же с молодым человеком оставались серьезными, даже рассеянными; мы смотрели друг на друга… мы стремились друг к другу, не зная, что сказать… За столом нас посадили по разные стороны, и мы почти ничего не ели. Я чувствовала, как чьи-то ноги пытаются обследовать мои ступни. Я улыбалась в лицо хозяину ног, читая в его глазах страсть, бесконечно меня смущавшую… Ах, монсеньор! Всего два часа назад вы казались мне красивейшим из мужчин, но так было до тех пор, пока не появился ваш очаровательный племянник!

Вообразите себе девятнадцатилетнего Адониса[2] с благородным и очень красивым лицом, живым и нежным взглядом и цветом лица, которому позавидовала бы любая красавица. У него был лоб, вылепленный грациями,[3] и прекрасные темные волосы. Он был высок, строен, изящен и носил форму гвардейца. А ноги! Ах, какие стройные у него были ноги… Однако все эти детали давали лишь приблизительное представление о редкостной привлекательности шевалье д'Эглемона — так звали племянника монсеньора. Чудно горящие глаза! Белоснежные зубы! Нежнейшая улыбка! Сколько прелести и грации во всех движениях; ни перо, ни кисть художника не способны выразить все достоинства господина д'Эглемона!

вернуться

2

Адонис — в греческой мифологии прекрасный юноша, возлюбленный Афродиты.

вернуться

3

Грации — римские богини красоты.