– Ее светлость велели сказать вам, что миссис Федерстоунхо отбывает дневным поездом.

– Вот так сюрприз! Я распоряжусь, чтобы Милдред немедленно упаковала ее вещи.

Лакей, посвистывая, удалился. Убедившись, что он находится вне пределов слышимости, миссис Барнстейпл обратилась к Карине:

– Я слышала, как они ссорились после обеда, но даже не подозревала, что в результате она захочет сложить вещички. Мне казалось, она глубоко запустила свои коготки в его светлость.

Миссис Барнстейпл не было нужды объяснять, что она имеет в виду. Карина и сама отлично знала, о чем идет речь. Она своими глазами видела, как во время обеда миссис Федерстоунхо отчаянно флиртовала с лордом Линчем и давала ясно понять всем присутствующим, что он, ее собственность.

Карина не знала, была ли та дама вдовой или состояла в браке, но хотя росла в тепличных условиях, знала другое: ее матушка никогда не приняла бы подобную особу в своем доме. Кроме всего прочего, количество пудры и краски на лице выдавали в миссис Федерстоунхо прожигательницу жизни и, как выразилась бы няня, "птицу не слишком высокого полета".

Сегодняшний обед вместе со всеми в столовой оказался таким кошмаром, что теперь при одной мысли о нем Карина содрогалась. Дамы полностью игнорировали ее присутствие, мужчины же, наоборот, смотрели на нее с какой-то смесью фамильярности и задумчивости, которая была так оскорбительна, что она страстно желала отплатить им той же монетой. Это все были шумные светские щеголи, с которыми Карине изредка приходилось сталкиваться у отца, и которых так не любила ее матушка.

Хуже всех был сэр Перси, который приложил буквально все силы к тому, чтобы сделать обстановку за обедом натянутой и почти невыносимой. Сначала он пригласил ее сесть рядом с ним, но на выручку пришел лорд Линч, усадив ее и Дипу в конце стола. Теперь сэр Перси оказался напротив них, и по тому, как он смотрел на нее, Карина понимала, что все, что он говорил и делал за обедом, было своего рода спектаклем и предназначалось исключительно для нее. Он наблюдал, как она реагирует на его весьма двусмысленные истории, на цинизм, с которым он говорил о женщинах.

Напрягая волю, Карина сидела, опустив глаза, и прерывала свое молчание только когда обращалась к Дипе или помогала ему управляться с ножом и вилкой. Несмотря на свое внешнее спокойствие, она буквально кипела от ярости: так унизительна была ситуация. Неужели все гувернантки испытывают подобные мучения? Ответ напрашивался сам собой: она слишком молода и привлекательна, чтобы служить в подобном доме. Если бы она и правда, была одной из этих забитых женщин-лицемерок, то, без сомнения, переносила бы все гораздо легче. Но так как все обстояло иначе, к концу обеда Карина уже едва сдерживалась и с чувством невыразимого облегчения поспешила с Дипой в детскую, которая по сравнению со столовой показалась ей олицетворением покоя и безопасности.

"Скажу, что это обед расстроил Дипу, – следуя за миссис Барнстейпл, размышляла Карина. – Если буду говорить убедительно, мне поверят, и тогда нам больше не придется обедать внизу."

Они спустились на первый этаж и по широкому коридору с высокими потолками дошли до покоев вдовствующей леди.

Миссис Барнстейпл постучалась. Не запертая на щеколду, дверь от легкого прикосновения слегка приоткрылась. Стоя снаружи, миссис Барнстейпл и Карина отчетливо слышали, как леди Линч в гневе повысила голос:

– Ты сошел с ума! Неужели ты не понимаешь, что он пытается разорить тебя, как разорил до этого десятки таких же дураков? Я слышала, что прошлой ночью ты проиграл ему пять тысяч.

– Не знаю, где ты черпаешь свою информацию, – услышала Карина голос лорда Линча, – но эта оказалась правдивой.

– Разумеется, это правда! – вскричала старая дама. – Ты до сих пор не осознал, что я в курсе всего происходящего в доме. Да, я прикована к постели, но я не идиотка. Мне прекрасно известно, что ты ведешь себя, как человек, совершенно отупевший от пьянства, и позволяешь этому авантюристу высасывать из тебя деньги. Я не потерплю этого, слышишь?

– Я не стал бы называть сэра Перси авантюристом. Да, он игрок. Признаю, что…

– Он негодяй, который живет, благодаря своей голове и деньгам, которые он выманивает у молодых простофиль, вроде тебя. Еще раз повторяю, этого не потерплю. Не потерплю, ты понял? Это не твои деньги, чтобы ты мог вот так бросаться ими.

– Мне кажется, у дверей кто-то есть, – учтиво сказал лорд Линч.

По-видимому, он очень быстро прошел через комнату, ибо не успели, ошеломленные услышанным, миссис Барнстейпл и Карина прийти в себя, как дверь распахнулась, и они оказались лицом к лицу с хозяином.

– Входите, миссис Барнстейпл, – пригласил он. – Здесь вам будет слышно гораздо лучше.

Резкость хозяина, казалось, не произвела на экономку ни малейшего впечатления.

– Вам совершенно незачем говорить со мной подобным тоном, ваша светлость, – ответила она. – Я только что привела сюда мисс Уорнер за термометром для бедного маленького принца. Он захворал.

– У вас нет собственного градусника? – поинтересовался лорд Линч.

– Ну, разумеется, есть, но мисс Мэтьюз взяла его несколько дней назад для ее светлости и не вернула.

– Входите, входите, – раздался с кровати резкий голос старой дамы. – Нечего болтать в дверях. Что там еще с ребенком?

Миссис Барнстейпл сделала несколько шагов по комнате. Шедшая за ней следом Карина ответила:

– Я думаю, у него расстройство от слишком обильного обеда. С вашего позволения, мне бы хотелось, чтобы ему подавали более простую пищу прямо в детскую.

– Кто, прежде всего, пригласил вас в столовую? – осведомилась леди Линч.

– Я распорядился, – пояснил лорд Линч. – На самом деле, это Перси меня надоумил. Он сказал, что так принято и что если члену королевской фамилии, каким бы юным он ни был, не позволить общаться с равными, он подумает, будто ему высказывается неуважение.

В голосе лорда Линча звучал мрачный сарказм.

Леди Линч бросила на сына убийственный взгляд и со свойственной ей прямотой сказала:

– Снова этот сэр Перси! Я прекрасно понимаю, что вовсе не ребенка хотел он лицезреть за обедом. Мисс Уорнер и ее подопечный впредь будут есть только наверху.

– Спасибо, – поблагодарила Карина.

– А теперь вы все можете удалиться, – распорядилась вдовствующая леди. – Я устала и желаю перед чаем отдохнуть. Пришлите ко мне Мэтьюз, и я велю ей вернуть ваш термометр, миссис Барнстейпл. Ну, не странно ли, что в таком огромном доме один-единственный термометр на всех, и мы делим его, словно сироты миску благотворительной похлебки.

– Согласна, миледи, – сказала миссис Барнстейпл. – Было бы хорошо, если бы мисс Мэтьюз имела собственный термометр.

Старая дама откинулась на подушки.

– Позаботься об этом, позаботься, – раздраженно сказала она и, обращаясь к сыну, добавила: – Помни, что я сказала, Джастин, этот человек должен покинуть наш дом.

– Сомневаюсь, что обладаю достаточной властью заставить его сделать что-то против его воли, – непринужденно ответил лорд Линч, но, увидев, как потемнело лицо матери, прибавил: – Хорошо, мама, я постараюсь.

Он посторонился, пропуская Карину вперед, и последовал за ней, обогнав миссис Барнстейпл.

– Мне очень жаль, что сегодняшний обед не доставил вам удовольствия, – сказал он, и Карина поняла, что он насквозь видит ее попытку сослаться на Дипу как на предлог не появляться больше в столовой.

– Не доставил. Скажу больше, мне очень не понравилось.

– Так же, как не понравился сэр Перси, – сказал лорд Линч, и слова его прозвучали скорее как утверждение, а не как вопрос.

– Ваша матушка права, – ответила Карина и неосторожно добавила: – Я уверена, что он дурной человек.

– Наверное, вы правы, но дурные люди – лучшая компания для того, кто хочет забыть.

На мгновение девушка почувствовала жалость к нему, но потом вдруг вспомнила, что именно ему хотелось забыть: жену, одиноко умирающую в меблированных комнатах, и ребенка, в котором восточная кровь оказалась сильнее английской.