Фронт каре скрылся за мушкетным дымом, а лошади заржали от боли. Первые две шеренги, не перезаряжая мушкеты, уперли приклады в землю и каре ощетинилось изгородью из острой стали. Задние две шеренги перезаряжали с такой скорость, какую можно было ожидать от людей, чья жизнь зависела от скорости стрельбы.

Какое-то мгновение гвардейцы ждали, что какая-нибудь мертвая лошадь долетит до фронта каре и прорвет его, затем увидели за клубами дыма кирасиров. Они отвернули в сторону, разделившись на два потока. Лошади не врубились в каре, а свернули в бреши между каре.

— Огонь! — отдал команду офицер на фланге каре. Пуля попала лошади в грудь, она споткнулась и всадник, с открытым от страха ртом, перелетел через ее голову. Другого убитого кирасира невредимая лошадь тащила на стременах.

— Огонь! — снова дал залп фронт каре, на этот раз пули полетели в красных улан. Лошади улан тоже последовали за кирасирами по сторонам каре, в поисках безопасности, но это было совсем не безопасно, а напротив, они попадали под залпы нескольких шеренг. Но все же уланы были храбрецами и мечтали о том, чтобы принести Императору победу на остриях пик.

— Атакуйте! Атакуйте! — услышал Шарп призыв офицера улан и увидел группу всадников в красных мундирах, повернувших в сторону каре с копьями наперевес. — В атаку!

— Огонь! — прокричал команду майор, мушкетный залп смел группу атакующих улан и они смешались в клубок кричащих людей и лошадей. Когда рассеялся дым, Шарп увидел лишь одного улана, уползающего прочь от бьющих в агонии копытами лошадей.

— Огонь повзводно! — прокричал приказ гвардейский полковник.

— Цельтесь в лошадей, — призывал сержант, идя вдоль шеренги каре с внутренней стороны, — цельтесь в лошадей.

— Первый взвод! — крикнул другой майор, — Огонь!

Взводы в каре начали стрелять по очереди. Каждый залп добавлял дыма к уже плавающему перед лицом каре белому облаку, и вскоре на расстоянии нескольких ярдов было нельзя что-либо разглядеть. Другие каре уже совсем стали невидимыми за плотной завесой дыма. Шарп слышал их залпы и пронзительную музыку волынки где-то на западе. Из-за дыма появился какой-то улан и попытался в отчаянной попытке переломить сложившуюся ситуацию. Улан гнал на фланг каре, но выстрел капрала остановил его за три шага до того, как копье нашло себе цель. Два молодых лейтенанта с пистолетами поспорили на месячное жалованье, кто из них убьет больше французов. Сержант отвесил оплеуху гвардейцу, исподтишка отсыпавшему часть пороха, чтобы мушкет не так сильно лягался, и пообещал надрать ему задницу по-настоящему когда битва закончится.

Всадников становилось все больше и больше, но карабинеры и драгуны последовали в смертельные коридоры между каре за кирасирами и уланами. Атакующая шеренга разделялась на все более и более мелкие струйки кавалеристов в проходах между каре.

— Цельтесь в лошадей! — призывал майор своих людей.

Харпер упер приклад винтовки в плечо, прицелился в лошадь французского офицера, выстрелил и увидел, как животное рухнуло наземь. Попасть в лошадь было гораздо легче, а раненая лошадь сбрасывала человека с седла не хуже, чем пуля.

— Огонь! — снова раздался фронтальный залп. Лошадь заржала и споткнулась, а всадник, слетев с нее, треснулся головой в шлеме о колесо оставленной конными артиллеристами пушки. Лошадь в агонии била по земле копытами, поднимая в воздух комья земли. Сброшенный с лошади кирасир дергал за пряжки, пытаясь избавиться от тяжелой кирасы. Другой кирасир, лежа на спине, привстал, чтобы сбросить кирасу на землю и прямо перед ним в землю ним ударила пуля.

— Оставь этих жаб! — крикнул майор. — Они уже вне игры! Стреляйте в лошадей!

Шарп увидел, как кирасир от бессилия ударил палашом по пушечному стволу. У французов, как и британцев ранее, не было ничего, чем бы они могли привести пушки в негодность. Французский гусар выстрелил во фланг каре из пистолета и был тут же изрешечен ответным залпом целого взвода.

— Прекратить огонь! Фронтальные шеренги — перезаряжай! — вся атака уже устремилась в промежутки между каре; вся, кроме нескольких робких всадников, которые не стали устремляться в коридоры между каре, а повернули и отошли за гребень холма. Самые храбрые и удачливые французы уже проскочили между каре и оказались перед линией британской и голландской кавалерии. Они поняли, что им не устоять перед саблями, поэтому развернулись и поскакали обратно в долину, сулящую им безопасность. Подобно большой волне, накатывающейся на волнорез, масса кавалерии разделилась об волнорезы каре, и теперь, как и волна, откатывалась назад. Дым постепенно рассеивался и становилось видно, что и другие каре держали строй. Между каре в беспорядке лежали люди и лошади. Какой-то улан, шатаясь будто пьяный, брел в сторону гребня холма.

— Готовсь! — гвардейский полковник видел, что кавалеристы возвращаются, и хотел нанести им еще больший ущерб. Топот копыт раздавался уже довольно громко, затем в поле видимости появился первый всадник. — Огонь! — белый мундир карабинера стал красным. Лошадь рухнула на землю, кувыркнулась и сломала ногу своему наезднику. Другой всадник с перекошенным от страха лицом, вцепился в гриву своей лошади и попробовал прорваться сквозь стену огня. Шатающегося улана затоптали свои же всадники. Он жутко закричал, когда почувствовал, как копыто вонзается ему в спину.

— Огонь! — крикнул гвардейский лейтенант.

Между каре снова прошла волна кавалерии, на этот раз отступая. Шарпу показалось, что он заметил рыжеволосого человека в мундире маршала Империи, без шляпы, кричащего что-то своим людям. Лошади без всадников скакали в общей массе. Некоторые кавалеристы пытались схватить их за поводья и вскочить в седло.

— Огонь! — драгун с косицами чуть не перелетел через голову лошади, но каким-то образом удержался. Шарп уже чувствовал только запах крови и конского пота. Мундиры покрылись грязью. Глаза лошадей дико вращались, а дыхание стало громким и прерывистым.

Всадники исчезли также, как и появились. Когда проскакал последний французский кавалерист, британские артиллеристы выскочили из каре и метнулись к своим пушкам. Несколько пушек оставались заряженными шрапнелью, и нужно было лишь просунуть пальники и поджечь их, чтобы пустить вдогонку кавалерии несколько сотен мушкетных пуль. Пространство между каре было заполнено мертвыми и умирающими людьми и лошадьми, лежащими посреди колосьев ржи, втоптанных в грязь копытами.

— Как печально, — сказал гвардейский майор, протягивая Шарпу щепотку нюхательного табаку.

— Печально?

— Превосходные лошади! — майор, который был явно популярен среди своих людей, выглядел достаточно меланхоличным. — Столько лошадей погублено, но что можно еще ожидать от такого мясника, как Наполеон? Хотите щепотку?

— Нет, благодарю.

— Зря. Отлично прочищает легкие, — майор захлопнул табакерку и с силой вдохнул табак. Некоторые гренадеры выбежали из строя, чтобы обобрать французские трупы и майор крикнул им, чтобы сначала они пристрелили раненых лошадей. Кирасира с пулей в бедре оттащили внутрь каре. Гвардеец снял с раненого блестящий шлем с плюмажем из конского волоса и, одев на себя вместо кивера, начал кривляться перед строем каре. Солдаты подбадривали его веселым смехом.

— Полагаю, — улыбнулся майор, — что мусью снова начнут палить из чертовых пушек.

Но тут вдруг начали стрелять британские пушки. По звуку залпов Шарп понял, что стреляли двойными зарядами и бешеная скорость, с которой пушкари перезаряжали орудия, говорила, что французская кавалерия возвращается.

— Мой Бог! Ублюдкам этого мало! — недоверчиво сказал майор, затем увидел, что может подбодрить своих людей и закричал им: — Мадмуазель Лягуш хочет еще, ребята! Должно быть, в последний раз ей понравилось и теперь захотелось повторить!

Кавалерия действительно возвращалась, на этот раз их было еще больше. Теперь казалось, что вся кавалерия Франции устремилась на британские каре. Всадники перелетели через гребень, артиллеристы поприветствовали их шрапнельными снарядами и снова побежали прятаться внутри каре.